Судьба, судьбою, о судьбе…
Шрифт:
— А что было делать школе? У нас ведь шел серьезный ремонт перед началом учебного года. К тому же починить твою машинку было невозможно. Частей к поповским машинкам нет!
Что было делать школе и мне, я не знала.
— Едем к Марине, — сказала мама, и все ей объясним. — В конце концов, заплачу я за утраченную машинку.
И мы поехали к Марине. Боже! Какой же был скандал! Она не хотела слушать никаких объяснений. Верни ей машинку, и все!
— Господи, Марина, она же была сломанная. Лиля на ней не шила. Но, если
Марина стояла на своем. А уж когда услышала: «Ну хорошо, давай я тебе за нее заплачу, и покончим с этим…» — взорвалась, как бомба, и выбросила нас из квартиры в буквальном смысле.
Озадаченная таким поворотом дела, мама вышла из себя и сказала:
— Ты что, с ума сошла, что ли?
— Да, да, сошла, сошла, сошла с ума! — прокричала Марина и хлопнула дверью.
— Похоже, действительно сошла с ума, — сказала мама, когда мы вышли на улицу. И всю дорогу, пока мы шли по Арбату, говорила: А может, и вправду сошла с ума?! Все у них сумасшедшие! Вначале тронулся Вацлав, теперь она! И вообще, никакая она не Марина. Она вроде бы Магда или… Они то ли поляки, то ли польские евреи. Не знаю! Зачем менять данное тебе имя?!
Да, скорее всего, у меня от мамы нелюбовь к произвольной замене данного тебе родителями имени. Хотя, конечно, иногда к тому побуждали обстоятельства. К примеру, мой свекор, доктор исторических наук, профессор Московского государственного университета Бернгард Борисович Кафенгауз стал Борисом Борисовичем, чтобы облегчить «тяжкую» участь студентов произносить имя Бернгард, чему мы с мужем относительно недавно получили подтверждение на Новодевичьем кладбище, реставрируя надпись на надгробье.
— Ой, смотрите-ка, Кафенгауз Бернгард Борисович! — сказал своим спутницам седой человек преклонного возраста. — Но мы-то, студенты, всегда звали его Борис Борисович, а между собой: Бор. Бором! И даже не знали, что он Бернгард.
И даже в Советском энциклопедическом словаре 1979 года в статье о Кафенгаузе прямо дается: Бернгард (Бор.) Бор. (1894–1969).
Так вот, Марина или Магда Фоминична рассталась с мамой в 1942 году. Что произошло с ней позже, мы так и не узнали, хотя мамины коллеги-хореографы поговаривали, что она уехала… Куда? Вроде бы за границу.
Это в сорок втором-то? А может, это случилось много позже.
XV
Сижу, пишу «Слово переводчика» к однотомнику Жоржи Амаду и вдруг… пронзительный и почти непрерывный (такой, говорят, бывает, когда звонят через
Интернет) телефонный звонок. Беру трубку. Международный.
— Лилиана, это Жорж. Завтра буду в Москве, а у вас, если позволите, около семи вечера. Хорошо бы бумага об отце была напечатана на…
— Да, да, мне все сделали на компьютере, — сказала я, не дав ему договорить, так как почувствовала, что он торопится сказать мне все как можно скорее.
—
— Чего уж тут хорошего, — ответила я. — Но мне не позвонил никто. Ни он, ни она.
— Лилиана! Я в офисе. У меня была всего минутка времени. До скорого.
В трубке послышались гудки.
Следующий день, вернее вечер, мы ждали Жоржа. Теперь, когда его приезд стал для нас в какой-то степени обязательным атрибутом нашей жизни, а может, и своеобразным ее развлекательным моментом, я так тщательно, как раньше, к встрече с ним уже не готовилась. Но все же напекла пирожков с капустой. Кто знает, может, эмигранту за всю его жизнь так и не довелось их отведать, да еще на русской земле!
Где-то с половины седьмого мы, по обыкновению, стали ждать гостя. Но гость все не шел и не шел, а стрелки часов уже показывали девять вечера.
— Похоже, не сумел освободиться к назначенному часу, — сказала я мужу.
— Вот, как видишь, и с вами, пунктуальными, подобное тоже случается, — ответил он мне.
— Ну подождем еще… Непонятно только, почему Жорж не позвонит и не скажет, что задерживается.
Мы подождали еще час.
— Странно, — сказала я, — что могло с ним случиться, что не позволило ему даже позвонить?!
— А что, если он забыл, что должен был быть у нас сегодня? — спросил муж. — Ведь такое возможно.
— Думаю, что у пунктуальных, как ты говоришь, такое невозможно. В этом возрасте пунктуальные люди уже записывают свои дела на предстоящий день в блокнот.
— Ну, что бы мы ни думали и ни гадали, но на часах уже одиннадцать, — сказал муж. — Честно говоря, я хочу спать.
— Я тоже. Давай ложиться. Оставим на столе все как есть. Я только накрою пирожки.
В этот момент зазвонил телефон.
— Лилиана, я еду. Так случилось, что я не смог даже позвонить, приеду расскажу.
— Жорж, уже слишком поздно, половина двенадцатого. Мы обычно рано ложимся спать. Давайте перенесем встречу на завтра.
— Нет, я должен забрать бумагу сегодня, обязательно сегодня. У меня неожиданно все переменилось. Скорее всего завтра мне придется уехать…
— Но, Жорж… — начала было я.
Но он перебил меня:
— Лилиана, мы с моим шофером уже на Ленинском проспекте. Десять минут, и я буду у вас. Я даже не разденусь.
— Ну, хорошо, хорошо, — ответила я, почувствовав его нервозную напористость.
Мы с мужем сели в столовой и стали ждать гостя.
Домофон зазвонил через десять минут.
— Это я, Лилиана!
— Открываю, — ответила я и тут же распахнула дверь в коридор, ведущий к лифту, чтобы, как только в нем появится запоздавший гость, сразу же его увидеть и постараться хоть что-нибудь понять по его внешнему виду.
Появившийся в коридоре Жорж шел ко мне быстрой походкой явно встревоженного человека.