Судьба Убийцы

Хобб Робин

— Не ваша вина, — выговорил я.

— Оставлю вас в покое, — извинился он, и, когда наша небольшая компания вошла в комнату, они с королевой остались за дверями. Как только я услышал, что Персиверанс закрыл дверь, на меня накатила волна облегчения, колени подкосились. Лант поддержал меня и помог доплестись до стола, мне была ненавистна мысль, что мои товарищи догадались, как близок я был к полному изнеможению. Я оперся о его руку.

Это была ошибка. Он внезапно вскрикнул и упал на колени, в тот же миг я почувствовал, как Скилл метнулся через меня, словно жалящая змея. Лант схватился за

шрам от ранения мечом, полученного в стычке с калсидийскими наемниками. Рана казалась зажившей. Но при этом мимолетном прикосновении я узнал, что его тело еще не оправилось, узнал, что одно ребро срослось неправильно, а вялотекущая инфекция там, где была сломана челюсть, все еще причиняет боль. Все это было исправлено и излечено, если можно назвать подобное грубое вмешательство лечением. Я шумно повалился на Ланта, отчего он застонал подо мной. Я постарался откатиться в сторону, но не мог собраться с силами. До меня донесся возглас Персиверанса:

— Ох, сэр! Разрешите помочь вам!

— Не трогай... — начал было я, но он уже нагнулся и взял меня за руку. Его вскрик был еще пронзительнее, подростковый голос сорвался на мальчишеский жалобный плач. Он упал на бок и дважды судорожно всхлипнул, прежде чем справился с болью. Я, наконец, умудрился отползти от них. Лант не двигался.

— Что случилось? — Янтарь чуть ли не кричала. — На нас напали? Фитц! Где ты, Фитц?

— Я здесь. Тебе ничто не угрожает. Скилл... Я прикоснулся к Ланту и Перу, — это все, что я сумел сказать.

— Что?

— Он... Скилл что-то сделал с моей раной. Из нее снова течет кровь. Мое плечо, — сдавленно пробормотал Персиверанс.

Я знал, что так будет. Так должно быть. Но не долго. Было сложно собраться с силами и заговорить. Я лежал на спине, глядя в высокий свод потолка. Он имитировал небосвод. Искусно написанные пушистые облака двигались по бледному голубому небу. Я приподнял голову и проговорил:

— Это не кровь, Пер. Просто влага. Глубоко в ране был застрявший кусочек ткани, который медленно гнил. Он должен был выйти вместе с инфекцией. Вот что случилось. А рана закрылась. Теперь она зажила.

Я снова откинулся на пол, наблюдая, как богато убранная комната кружится перед глазами. Если я закрывал их, то круговерть усиливалась. А если открывал, то расписанные лесами стены начинали раскачиваться. Я услышал, как Лант перевернулся на живот и, шатаясь, поднялся. Он склонился над Пером и мягко сказал:

— Давай-ка взглянем на нее.

— Проверь свои раны тоже, — вяло посоветовал я. Переведя взгляд, я обнаружил, что надо мной стоит Спарк, и выпалил:

— Нет! Не трогай меня. Я не могу это контролировать.

— Дайте мне ему помочь, — спокойно сказала Янтарь. Два неуверенных шага, и она оказалась рядом с тем местом, где я распластался на полу.

Я прижал к себе руки и спрятал ладони под жилеткой.

— Нет. Ты уж точно не должен трогать меня.

Со мной рядом изящно присела дама, но когда она поднялась на ноги, то снова превратилась в моего Шута, а Янтарь исчезла. В его голосе слышалась безмерная грусть:

— Неужели ты думаешь, что я мог бы вытянуть из тебя исцеление, которого ты не желаешь мне дать, Фитц?

Комната шла кругом, а я был слишком измотан, чтобы что-то

скрывать от него:

— Я боюсь, что если ты дотронешься до меня, то Скилл прорвется через меня, как меч, рассекающий плоть. Если это вообще возможно, то он вернет тебе зрение. Независимо от того, чего это будет стоить мне. И мне кажется, что чтобы вернуть зрение тебе, мне придется потерять свое.

Меня поразило, как он изменился в лице. Его и без того бледное лицо побелело настолько, что стало походить на ледяную маску. Под напором эмоций на лице проступила каждая косточка. Побледневшие шрамы вновь обозначились, как трещины на глиняном кувшине. Я попытался сосредоточить на нем взгляд, но он, казалось, плыл вместе с комнатой. Я почувствовал сильную тошноту и усталость, я ненавидел тайну, которой пришлось с ним поделиться. Но я больше не мог ее скрывать. Мне хотелось остаться с ним наедине, но я не рискнул терять время на выдворение остальных из наших покоев:

— Шут, мы слишком тесно связаны. Каждое твое увечье, которое я вылечивал, мое тело воспринимало как собственное. Когда я излечил ножевые раны на твоем животе, на следующий день, хоть и не так остро, но я ощутил их на себе. Когда я закрыл язвы у тебя на спине, то они открылись на моей.

— Я сам их видел! — воскликнул Персиверанс.— Я думал, на вас напали и пырнули ножом в спину.

Я не обратил внимания на его слова.

— Когда я выправил кости у тебя вокруг глаз, на следующий день мои глаза опухли, появились синяки. Если ты дотронешься до меня, Шут...

— Я не стану! — воскликнул он и попятился от меня, шатаясь. — Уйдите все. Все трое! Уходите. Нам с Фитцем нужно поговорить наедине. Нет, Спарк, со мной все будет в порядке, я могу позаботиться о себе. Пожалуйста, идите. Сейчас же.

Хоть и не сразу, но они удалились, сбившись в кучку и постоянно оглядываясь. Спарк взяла Пера за руку, когда они обернулись, то выглядели по-детски несчастными. Лант вышел последним, на его лице застыло выражение, свойственное Видящим, он настолько напоминал отца, что никто не смог бы усомниться в его родословной.

— В мои покои, — сказал он детям, закрывая дверь, и я знал, что он постарается защитить их. Я надеялся, что угроза миновала. Но боялся, что генерал Рапскаль с нами еще не закончил.

— Объясни, — сухо сказал Шут.

Лежа на полу, я попытался собраться с силами, что оказалось сложнее, чем должно было быть. Перевернувшись на живот, я приподнялся на локтях и коленях, после чего с трудом принял вертикальное положение. Я оперся о край стола и, двигаясь вдоль него, добрался до кресла. Ненамеренное излечение Ланта и Пера лишило меня последних сил. Усевшись, я глубоко вздохнул. Держать голову оказалось крайне сложно.

— Я не могу объяснить того, чего сам не понимаю. Никогда не видел ничего подобного при лечении Скиллом. Только в нашем случае. Любая твоя рана, которую я излечиваю, появляется у меня.

Он стоял, скрестив руки на груди. Он вновь был собой, и теперь накрашенные губы и щеки Янтарь выглядели нелепо. Казалось, он сверлит меня взглядом.

— Не это. Объясни, почему ты скрывал это от меня! Не мог доверить мне правду? Что ты себе придумал? Что я потребую, чтобы ты ослеп ради моего прозрения?