Судьба Убийцы
Шрифт:
Верно то, что неизведанная для одного конкретного человека территория за краем света, может быть ни чем иным, как родным прудом для другого. Совершенный утверждал, что, будучи кораблем Игрота, подходил к Клерресу с соседними островами, и даже Кеннит, тогда еще мальчик, плавал с ним. Игрот был одержим гадалками, знамениями и предсказаниями. Некоторые говорили, что эти черты передались и Кенниту. Среди экипажа, взятого на борт в Делипае, был грамотный штурман. Она ни разу не ходила к Клерресу, но хранила карту своего деда. Будучи опытным и закаленным матросом, она проводила почти все свое время с Альтией и Брэшеном, знакомые торговые пути которых давно остались позади.
Бесконечные дни перетекали один в другой, хотя происходили и некоторые необычные события, разнообразящие рутину. Однажды в полосе абсолютного штиля Клеф принес свирель и вызвал ветер. Если это и была магия, то я не почувствовал ее и не знал о такой, убедив себя, что это лишь совпадение. Пер занозил ногу, и она загноилась. Альтия помогала мне вытаскивать занозу и обработала ранку неизвестными травами. Пер получил день отдыха. Мотли стала полноправным членом экипажа, проводя все свое время либо с Янтарь, либо с Совершенным. Она сидела на плече у носовой фигуры и забиралась даже ему на макушку, а когда ветер усиливался и корабль плыл, врезаясь в волны, - летела впереди.
Печально, что человек начинает ценить скуку, лишь когда оказывается перед лицом надвигающейся катастрофы. Я видел, как изменяются отношения между членами экипажа, принося напряженность, неизбежную для замкнутой команды в любом продолжительном путешествии. Я надеялся, что шторм минует нас, пока однажды, работая с Лантом на починке паруса, не услышал от него слова, которых так страшился:
– Кеннитсону нравится Спарк. Очень сильно нравится.
– Я заметил это, - на самом деле, она нравилась почти всей команде. Сначала Ант приняла ее за соперницу, и Брэшену пришлось не раз повысить голос на девчонку, не в меру ретивую и безрассудную в попытках показать себя лучшим матросом. Но постепенно соревнование перешло во взаимную дружбу. Спарк была оживленной, дружелюбной, трудолюбивой и способной девушкой. Теперь она заплетала свои темные, вьющиеся волосы в тугую косу, а ее босые ноги покрылись мозолями из-за беготни по палубе и вверх по снастям. Под палящими лучами солнца она стала смуглой, цвета полированной древесины, а тяжелый труд сделал ее руки мускулистыми. Вся она лучилась здоровьем и хорошим настроением, глаза Кеннитсона следовали за девушкой неотрывно, и он почти всегда садился напротив нее за столом на камбузе.
– Это заметили все, - мрачно ответил Лант.
– Это плохо?
– Нет, пока нет.
– Но ты считаешь, что это превратится в проблему?
Он недоверчиво посмотрел на меня:
– А вы так не считаете? Он принц, привыкший получать все, что пожелает. И сын насильника.
– Но он не такой как отец, - тихо сказал я, однако не смог отрицать охватившее меня беспокойство. Осторожно я задал следующий вопрос:
– Спарк это беспокоит? Она попросила тебя о защите?
Он чуть помедлил, прежде чем ответить:
– Нет, пока нет. Не думаю, что она видит в этом опасность, но все равно не хочу просто сидеть сложа руки в ожидании беды.
– То есть ты просишь о моем вмешательстве?
Он с трудом проткнул иглу через толстую, сложенную несколько раз холстину.
– Нет, я просто хотел предупредить вас. Быть может, вы поможете мне, когда дело примет такой оборот.
– До этого не дойдет, - тихо сказал я.
Он повернулся, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
– С твоей стороны мудро было бы ничего не предпринимать, пока Спарк сама не попросит о защите. Она не из тех девушек, что убегают или прячутся за спиной у
– Довольно. Я сделаю так, как вы посоветовали, - рявкнул он и свирепо принялся за шитье.
Остаток дня я наблюдал за Спарк и Кеннитсоном. Невозможно было не заметить, что парень увлечен девушкой и той это нравится. Она не флиртовала, но смеялась над его шутками, и это раздражало Ланта, сдерживаемого долгом и честью. От всего этого я чувствовал и усталость, и зависть перед их юностью. Сколько лет минуло с поры, когда меня самого терзали ревность и болезненные сомнения в привязанности девушке, на которую я не мог претендовать и которой не мог предложить ничего? С одной стороны, было облегчением, что меня не волнуют все эти потрясения, с другой – напоминало о прожитых годах.
Я колебался, не зная, надо ли вмешиваться, и так и не решил, должен ли поговорить со Спарк наедине, опасаясь, что девушка воспримет такую беседу как упрек. Если же поговорить с принцем Кеннитсоном, то какова будет его реакция? Если это не что иное, как дружеские подтрунивания, я выставлю себя дураком. А если его чувство к Спарк искренне, то не отреагирует ли он, как некогда я сам во время разговора с леди Пейшенс в пору юности и запретов на свидания с Молли? Ситуация осложнялась и моей растущей симпатией к молодому человеку. Несмотря на его гордыню и обидчивость, было очевидно, что парень старается стать отличным матросом. Он научился стирать одежду и выполнять все те задачи, что с момента его рождения принадлежали слугам. Но по-прежнему не мог отличить, когда экипаж насмехается над ним, а когда просто шутит. Гордость была подобна стене, за которую было трудно пробиться, но он старался.
Не единожды я доставал плащ-бабочку и призраком бродил по палубе. На корабле, в условиях жизни, лишенной уединения, плащ стал спасительным прибежищем. Я мог затаиться в таком месте, где никто не запинался об меня, и сидел, невидимый для окружающих. Длительное время, пробыв шпионом для Чейда, я поборол в себе остатки стыда за подслушанные чужие разговоры, тем более что на корабле не искал их намеренно. Весьма тесная дружба между Ант и новым штурманом из Делипая точно меня не касалась, как и мрачные разговоры Альтии и Брэшена на корме.
Вечером, обнаружив в своем излюбленном уголке парочку курящих матросов из Делипая, я бесшумно направился к носу корабля. Остановившись на безопасном, как я надеялся, расстоянии, встревожился, увидев растянувшегося на палубе Кеннитсона. Но, сделав пару осторожных шагов вперед, рассмотрел закрытые глаза и мерно вздымающуюся грудь спящего человека.
Совершенный заговорил тихо, будто родитель у кроватки спящего ребенка:
– Я знаю, что ты там.
– Полагаю, это так, - также приглушенно ответил я.
– Подойди ближе, я хочу с тобой поговорить.
– Спасибо, но лучше я поговорю отсюда.
– Как пожелаешь.
Молча кивнув, я сел на палубу, спиной к поручням, запрокинул голову и посмотрел на звезды.
– Что такое?
– потребовал корабль. Он скрестил руки на груди и обернулся, глядя на меня через плечо. Его лицо было настолько похоже на мое, что я не понимал, говорю я с ним или с более молодой версией самого себя.
– Когда то, давным-давно, я пытался убежать от всего: от семьи, долга. Временами мне казалось, что я счастлив, но на самом деле это было не так.