Судьба Убийцы

Хобб Робин

Звезды сияли в ясном небе над нашими головами, и корабль разрезал волны, гонимый легким попутным ветром. Казалось, во всем мире мы единственные живые существа. Молодой человек на палубе так и не шевелился, и я задумался, не удерживает ли Совершенный его насильно в глубоком сне. Поделился ли корабль своей историей с Кеннитсоном и зачем доверился мне?

– Я ничего не говорил ему, - ответил корабль.
– Когда я превращусь в драконов, вся память уйдет со мной.

– Думаешь, человеческие воспоминания исчезнут после превращения?

– Нет, - в его голосе чувствовалась

уверенность.
– Драконьи воспоминания и память змей, до момента превращения в кокон, делают нас теми, кто мы есть. Мы не забываем ничего, если были правильно сформированы коконы, и драконы вовремя вылупились. Я разрушу форму корабля и твою деревянную копию, но навсегда сохраню воспоминания, на что способны люди ради простого развлечения.

На это трудно было что-то возразить. Я посмотрел на спящего парня.

– То есть он никогда не узнает, через что пришлось пройти его отцу?

– Он знает достаточно, все, что известно Этте и Соркору, известно и ему. И не надо ему терпеть истинные воспоминания отца. Зачем знать больше?

– Чтобы понять поступки отца?

– О, неужели знание об испытаниях, выпавших его отцу в детстве, поможет понять деяния взрослого Кеннита?

Я слушал свое сердце, когда ответил:

– Нет.

– И я так думаю, да и он тоже. Так зачем обременять парнишку этим?

– Возможно, для того, чтобы он никогда не поступал так же?

– Эта частичка кокона дракона на груди у парня, с вырезанным лицом его отца, принадлежала Этте гораздо дольше, чем Кенниту. Все свое детство она занималась проституцией. Задумывался ли ты, что Кеннит стал для нее первым человеком, отнесшимся к ней с добротой? Что она полюбила его, когда он избавил ее от жизни шлюхи?

– Я не знал об этом, - тихо ответил я.

– Поверь, Кеннитсон знает об изнасилованиях куда больше, чем показывает, и никогда не повторит того, что его мать переживала, испытывая отвращение, - он набрал воздуха и прошептал едва слышно, будто волны прошелестели по песку: - Может, потому мать и привязала медальон покрепче к его горлу, прежде чем разрешила взойти на борт.

Кеннитсон пошевелился, повернулся и открыл глаза, молча глядя в небо. Я задержал дыхание, замерев на месте. Плащ был не лучшей защитой, он принимал цвета и форму объектов, находящихся рядом, но раздуваемый ветром, выглядел своеобразно. Но парень не заметил меня и заговорил то ли с небом, то ли с кораблем:

– Я должен был родиться на этой палубе, повзрослеть, я столько всего пропустил.

– Как и я, - ответил Совершенный, в его голосе звучала доброта: - Пути назад нет, сын мой. Мы примем то, что есть сейчас, и запомним это навсегда.

– Когда ты станешь драконами, ты покинешь меня?

– Да.

Кеннитсон вздохнул:

– Ты даже не задумался над ответом.

– Другой ответ невозможен.

– Но ты вернешься навестить нас? Или исчезнешь навсегда?

– Я не обещаю, да и откуда мне знать?

Голос Кеннитсона прозвучал по-детски:

– Ясно, и что ты собираешься делать?

– Думаю, мне придется научиться быть драконом. Тем более что нас будет двое, а что случится потом неизвестно. Могу только сказать,

что оставшиеся нам дни я проведу с тобой.

Я отступил, разговор был не для моих ушей. Мне было достаточно собственной боли, не хотелось слышать слова другого ребенка, брошенного отцом. Я пробыл с носовой фигурой слишком долго, Янтарь и Спарк должны были уже спать. Я пересек палубу, останавливаясь, чтобы не попадаться экипажу на глаза. В темноте, притаившись за дверью, я снял плащ, встряхнул и аккуратно сложил его, трижды постучав в дверь. Не дождавшись ответа, я вошел.

Шут лежал на полу, слабого света, идущего от иллюминатора, едва хватало, чтобы разглядеть его очертания.

– Фитц, - радостно поприветствовал он меня

Я перевел взгляд на верхнюю койку.

– Спарк нет?

– Дежурит. Итак, снова плащ-бабочка?

– Откуда ты знаешь?

– Я слышал шорох ткани за дверью и решил, что это плащ, а ты подтвердил мою догадку. За кем шпионишь?

– Не шпионю. Это единственный способ побыть в одиночестве, стать невидимым для окружающих. Мы немного пообщались с Совершенным.

– Это опасно. Посторонись, пожалуйста.

Я отошел от него, уперевшись спиной в дверь. Шут подтянул колени к груди и попытался вскочить на ноги, но не смог, с силой ударившись боком о койку. Наверняка потом останутся синяки, но он, не показывая боли, поднялся и присел на койку.

– Пока у меня не получается, но я смогу.

– Знаю, что сможешь, - сказал я. Шут был способен на многое, в том числе и овладеть старыми трюками.

Я вытащил потрепанную сумку из-под койки, залез внутрь и, убедившись, что камень Элдерлингов перевернут правильно, положил рядом плащ. Я раздвинул сложенную одежду и книги Пчелки, прощупывая флаконы с Серебром, завернутые в рубаху. На самом дне были взрывчатые горшки Чейда. Разложив все, я с облегчением задал вопрос:

– Шут, у тебя были другие сны?

Его вздох был полон раздражения:

– Я должен был догадаться, что Совершенный предупредит о моих снах. Что он сказал?

– Ничего об их содержании, но он поделился со мной, во впечатляюще яркой манере, историей того, что послужило становлению Кеннита.

Я поставил свой мешок обратно под койку и сел рядом с Шутом. Пришлось склонить голову, чтобы не стукнуться о верхнюю койку:

– Какие же чудовища люди! Лучше бы мне родиться волком.

Он удивил меня, внезапно подавшись в мою сторону:

– И мне, - спустя мгновение он добавил: - Прости, я рассердился на тебя, это было нечестно, но с твоей стороны было несправедливо сомневаться в моих снах. Ты еще говорил с Пчелкой?

– Нет, я пытался много раз, но не смог найти ее. Нужно быть очень осторожным, Чейд бушует, словно шторм. Дважды он настигал меня, требуя, чтобы я присоединился к нему. В первый раз я чувствовал Нетлл рядом, когда Круг Скилла пытался взять его под контроль и вернуть обратно в тело. А в последний раз я вообще ничего не почувствовал. Но если Пчелка окажется рядом, когда Чейд вновь начнет преследовать меня, это может выжечь ее способности. Она была очень осторожна, когда я оттолкнул ее прочь. Знаю, это должно было обескуражить ее.