Судьба Убийцы
Шрифт:
Звезды сияли в ясном небе над нашими головами, и корабль разрезал волны, гонимый легким попутным ветром. Казалось, во всем мире мы единственные живые существа. Молодой человек на палубе так и не шевелился, и я задумался, не удерживает ли Совершенный его насильно в глубоком сне. Поделился ли корабль своей историей с Кеннитсоном и зачем доверился мне?
– Я ничего не говорил ему, - ответил корабль.
– Когда я превращусь в драконов, вся память уйдет со мной.
– Думаешь, человеческие воспоминания исчезнут после превращения?
– Нет, - в его голосе чувствовалась
– Драконьи воспоминания и память змей, до момента превращения в кокон, делают нас теми, кто мы есть. Мы не забываем ничего, если были правильно сформированы коконы, и драконы вовремя вылупились. Я разрушу форму корабля и твою деревянную копию, но навсегда сохраню воспоминания, на что способны люди ради простого развлечения.
На это трудно было что-то возразить. Я посмотрел на спящего парня.
– То есть он никогда не узнает, через что пришлось пройти его отцу?
– Он знает достаточно, все, что известно Этте и Соркору, известно и ему. И не надо ему терпеть истинные воспоминания отца. Зачем знать больше?
– Чтобы понять поступки отца?
– О, неужели знание об испытаниях, выпавших его отцу в детстве, поможет понять деяния взрослого Кеннита?
Я слушал свое сердце, когда ответил:
– Нет.
– И я так думаю, да и он тоже. Так зачем обременять парнишку этим?
– Возможно, для того, чтобы он никогда не поступал так же?
– Эта частичка кокона дракона на груди у парня, с вырезанным лицом его отца, принадлежала Этте гораздо дольше, чем Кенниту. Все свое детство она занималась проституцией. Задумывался ли ты, что Кеннит стал для нее первым человеком, отнесшимся к ней с добротой? Что она полюбила его, когда он избавил ее от жизни шлюхи?
– Я не знал об этом, - тихо ответил я.
– Поверь, Кеннитсон знает об изнасилованиях куда больше, чем показывает, и никогда не повторит того, что его мать переживала, испытывая отвращение, - он набрал воздуха и прошептал едва слышно, будто волны прошелестели по песку: - Может, потому мать и привязала медальон покрепче к его горлу, прежде чем разрешила взойти на борт.
Кеннитсон пошевелился, повернулся и открыл глаза, молча глядя в небо. Я задержал дыхание, замерев на месте. Плащ был не лучшей защитой, он принимал цвета и форму объектов, находящихся рядом, но раздуваемый ветром, выглядел своеобразно. Но парень не заметил меня и заговорил то ли с небом, то ли с кораблем:
– Я должен был родиться на этой палубе, повзрослеть, я столько всего пропустил.
– Как и я, - ответил Совершенный, в его голосе звучала доброта: - Пути назад нет, сын мой. Мы примем то, что есть сейчас, и запомним это навсегда.
– Когда ты станешь драконами, ты покинешь меня?
– Да.
Кеннитсон вздохнул:
– Ты даже не задумался над ответом.
– Другой ответ невозможен.
– Но ты вернешься навестить нас? Или исчезнешь навсегда?
– Я не обещаю, да и откуда мне знать?
Голос Кеннитсона прозвучал по-детски:
– Ясно, и что ты собираешься делать?
– Думаю, мне придется научиться быть драконом. Тем более что нас будет двое, а что случится потом неизвестно. Могу только сказать,
Я отступил, разговор был не для моих ушей. Мне было достаточно собственной боли, не хотелось слышать слова другого ребенка, брошенного отцом. Я пробыл с носовой фигурой слишком долго, Янтарь и Спарк должны были уже спать. Я пересек палубу, останавливаясь, чтобы не попадаться экипажу на глаза. В темноте, притаившись за дверью, я снял плащ, встряхнул и аккуратно сложил его, трижды постучав в дверь. Не дождавшись ответа, я вошел.
Шут лежал на полу, слабого света, идущего от иллюминатора, едва хватало, чтобы разглядеть его очертания.
– Фитц, - радостно поприветствовал он меня
Я перевел взгляд на верхнюю койку.
– Спарк нет?
– Дежурит. Итак, снова плащ-бабочка?
– Откуда ты знаешь?
– Я слышал шорох ткани за дверью и решил, что это плащ, а ты подтвердил мою догадку. За кем шпионишь?
– Не шпионю. Это единственный способ побыть в одиночестве, стать невидимым для окружающих. Мы немного пообщались с Совершенным.
– Это опасно. Посторонись, пожалуйста.
Я отошел от него, уперевшись спиной в дверь. Шут подтянул колени к груди и попытался вскочить на ноги, но не смог, с силой ударившись боком о койку. Наверняка потом останутся синяки, но он, не показывая боли, поднялся и присел на койку.
– Пока у меня не получается, но я смогу.
– Знаю, что сможешь, - сказал я. Шут был способен на многое, в том числе и овладеть старыми трюками.
Я вытащил потрепанную сумку из-под койки, залез внутрь и, убедившись, что камень Элдерлингов перевернут правильно, положил рядом плащ. Я раздвинул сложенную одежду и книги Пчелки, прощупывая флаконы с Серебром, завернутые в рубаху. На самом дне были взрывчатые горшки Чейда. Разложив все, я с облегчением задал вопрос:
– Шут, у тебя были другие сны?
Его вздох был полон раздражения:
– Я должен был догадаться, что Совершенный предупредит о моих снах. Что он сказал?
– Ничего об их содержании, но он поделился со мной, во впечатляюще яркой манере, историей того, что послужило становлению Кеннита.
Я поставил свой мешок обратно под койку и сел рядом с Шутом. Пришлось склонить голову, чтобы не стукнуться о верхнюю койку:
– Какие же чудовища люди! Лучше бы мне родиться волком.
Он удивил меня, внезапно подавшись в мою сторону:
– И мне, - спустя мгновение он добавил: - Прости, я рассердился на тебя, это было нечестно, но с твоей стороны было несправедливо сомневаться в моих снах. Ты еще говорил с Пчелкой?
– Нет, я пытался много раз, но не смог найти ее. Нужно быть очень осторожным, Чейд бушует, словно шторм. Дважды он настигал меня, требуя, чтобы я присоединился к нему. В первый раз я чувствовал Нетлл рядом, когда Круг Скилла пытался взять его под контроль и вернуть обратно в тело. А в последний раз я вообще ничего не почувствовал. Но если Пчелка окажется рядом, когда Чейд вновь начнет преследовать меня, это может выжечь ее способности. Она была очень осторожна, когда я оттолкнул ее прочь. Знаю, это должно было обескуражить ее.