Судьба Убийцы

Хобб Робин

Когда мы отошли от двери Шута на порядочное расстояние, Лант остановил меня, поймав за рукав.

– Ты веришь, что Пчелка жива? – тихо спросил он, Пер подошел ближе, чтобы услышать мой ответ.

Я тщательно подбирал слова:

– Шут верит. Он придумал план, который включает поиски Пчелки. Я рад ему следовать, – это была ложь, и я добавил: – Это не отменяет моих намерений лишить жизни тех, кто ее забрал.

На этом мы расстались. Я вернулся на свою койку, но не смог снова уснуть.

День за днем горизонт не менялся. Все, что я видел, когда отправлялся спать после вахты и когда

приступал к своим обязанностям, – вода. Погода стояла хорошая, становилось теплее. Мы все загорели, кроме леди Янтарь, которая оставалась по-прежнему бледно-золотистой. Она была темнее, чем Шут когда-то, но гораздо светлее лорда Голдена. Шут рассказывал мне о поверии, согласно которому Белые Пророки, с успехом завершившие свою миссию, меняют кожу и становятся темнее. Он стал бледнее, и я обдумывал, значило ли это, что Служители помешали ему достичь цели. Леди Янтарь выполняла посильную работу от чистки репы и картофеля до плетения канатов. Ради этого она снимала перчатку с посеребренных пальцев, и веревка, казалось, слушалась и сама заплеталась согласно ее желанию. Это вызвало неприятное воспоминание о том, как Верити высекал из камня своего дракона, и я избегал наблюдать, как работает Янтарь.

Янтарь проводила с Совершенным больше времени, чем хотелось бы обоим нашим капитанам. Корабль был ей рад, частенько Кеннитсон и Бойо составляли им компанию, когда она ему играла. Мотли тоже находилась при Совершенном большую часть времени. В перерыве между моими вахтами и часами, которые Янтарь проводила с кораблем, я редко видел Шута, и мне нечасто выпадала возможность побеспокоиться о том, насколько отчужденной она стала.

Путешествие шло медленно. Океанское течение нам не благоприятствовало. Погода стояла хорошая, но ветры были непостоянными. В какие-то дни он вовсе стихал и паруса безвольно обвисали. Иногда, глядя на бесконечную водную гладь, я не мог понять, двигаемся ли мы вообще. Чем дальше на юг мы плыли, тем жарче становились дни. Наступило лето, и по вечерам было светло допоздна.

В один из таких дней я рано отправился в койку и закрыл глаза. Я устал, и мне было скучно, но сон не шел. Я попытался делать, как учил меня волк: сосредоточиться на настоящем, не беспокоиться о будущем и не ворошить прошлое. Это никогда не давалось мне легко, и тот раз не стал исключением. Я неподвижно лежал, надеясь уснуть, когда меня коснулся шепот Скилла.

– Па?

Я подскочил от неожиданности и потерял контакт. Нет, нет, ложись, не двигайся, дыши спокойно и глубоко, жди. Жди. Ощущение было, словно следишь за звериной тропинкой с верхушки дерева. Жди.

– Па, ты меня чувствуешь?
– Это была Неттл.
– Я получила твое послание с птицей, у меня есть новости. Па?

Я дышал медленно и глубоко, стараясь балансировать на тонкой грани между сном и бодрствованием. Я ступил в течение Скилла. Оно показалось мне слабым, почти неуловимым.

Неттл, я здесь. С тобой и ребенком все в порядке?

По мне пробежала дрожь. Ребенок Неттл, мой внук, о котором я не вспоминал все прошедшие недели.

Еще рано. Но уже скоро.

Ее ответ прозвучал тихо, словно шепот на ветру, вместе с ним пришла теплая волна удовольствия от того, что я первым делом подумал

о ней и ее ребенке. Ее следующие слова долетели до меня, как невесомый пушок чертополоха.

Мы получили твое послание с птицей, но я не до конца поняла его. Мы отправили леди Розмари шпионить в Кельсингру. Зачем ты хотел отправить туда целителей, обладающих Скиллом?

Думаю, это всем пойдет на пользу. Я открыл ей сознание и поделился жалостью к народу, измененному драконами. Не скрыл я и свой расчет: мы могли бы заключить прочный союз с этими людьми и лучше понять Скилл, если бы получили доступ к Кельсингре и всем артефактам, созданным с его помощью. Я доверил ей свои опасения относительно драконьего Серебра и уверенность в том, что это была та же субстанция, которой Верити покрыл руки, чтобы завершить своего дракона.

Серебро – очень мощная и опасная вещь. Не допускай, чтобы до Чейда дошел даже слух, или старик захочет его испытать! Как он поживает? Я скучаю по нему, и Лант тоже.

Тише! Даже не думай его имя!

Ее предостережение запоздало. По мне прошла рябь, как будто бриз слегка пошевелил паруса, прежде чем надуть их со всей силой, следом Чейд ворвался в мое сознание сокрушительной волной. Безумный и торжествующий, он был полностью поглощен Скиллом.

ФИТЦ!

Он вышиб мою сущность в поток магии. Я ощутил, что течение Скилла кружит и поглощает меня, как если бы Чейд неистово размешивал воду в котелке.

ВОТ ТЫ ГДЕ, МОЙ МАЛЬЧИК! Я ПО ТЕБЕ СОСКУЧИЛСЯ! ПОЙДЕМ СО МНОЙ, Я ТАК МНОГО ХОЧУ ТЕБЕ ПОКАЗАТЬ!

Дьютифул! Все группы Скилла, ко мне! Придержите лорда Чейда. Придержите его!

Я лишился себя. Вырванное из тела сознание растеклось тонким слоем, как разлитое по столу вино. Я был вихрем снежинок, рассеянных ветром, исчезающим облачком чьего-то дыхания морозной ночью. До меня доносились отдаленные крики, чувствовалась некая борьба. Вдруг я ощутил неуверенное прикосновение чужого сознания, да так остро, словно капля ледяной воды упала мне за воротник.

– Папа? Ты мне снишься? Папа?

Я никогда не соприкасался с сознанием Пчелки в потоке Скилла, не слышал ее голоса и не видел лица. Но прикосновение ее мыслей было настолько узнаваемым, что у меня не возникло никаких сомнений, что это была она.

Прикосновение было слабым и тонким, как детский голос, разносимый ветром над водой. Я потянулся к ней.

Пчелка! Это ты, ты жива?

Папа? Где ты? Почему ты не пришел за мной? Папа?

Пчелка, где ты?– таков был мой первый отчаянный вопрос.

На корабле. На пути в Клеррес. Папа? Они меня обижают. Пожалуйста, помоги мне. Почему ты не идешь за мной?

Следом, подобно ветру, сметающему все на своем пути, Чейд ворвался в мои мысли, разметав меня на кусочки.

Пчелка? Так она обладает Скиллом? Моя дочь, моя Шун, тоже. Она сильна в Скилле, но они не пускают ее ко мне!

Папа? ПАПА?