Судьба Убийцы
Шрифт:
Мы подошли к постоялому двору. Я свернул к нему. Когда мы оказались у дверей, Пер спросил:
– Если мы войдем внутрь, как Мотли найдет нас?
Лично я считал, что она полетела обратно на корабль.
– Мы будем сидеть снаружи.
Я указал на несколько столов в тени деревьев рядом с гостиницей.
Я сел за стол с Пером, а Спарк с Лантом вошли внутрь. Пер посмотрел на меня.
– Я паршиво себя чувствую, - проговорил он.
– Опустошенным.
Он поднял глаза и с надеждой посмотрел на небо.
– Мы делаем все возможное.
Бесполезные слова.
За другими столами люди ели, пили
Передавались слухи о возвращении Двалии с ее отталкивающим прихвостнем Винделиаром. Похоже, она пользовалась всеобщей неприязнью, и два человека с удовлетворением отозвались о порке, которой она подверглась за то, что возвратилась одна, без луриков и великолепных лошадей, ушедших с нею. Ни один из них не был свидетелем этого. Один слышал, как слуга рассказывал о том, как окровавленную Двалию проволокли через залы, а оттуда в «самую глубокую темницу». Ни о каком ребенке не упоминалось. Про себя я вынужден был задаться вопросом, а была ли вообще Пчелка привезена в столь мрачное место. «Возвратилась одна» казались худшими словами, которые я когда-либо слышал.
– Мы возвращаемся на корабль?
– спросила Спарк.
У меня не было желания отвечать. Я не знал. Я ничего не знал. Горе и неопределенность истощили меня, словно я дрался в кровавом бою. Я проиграл. Я потерял все. Я пытался понять, в какой же момент все пошло не так. Ответом стало каждое решение, когда-либо принятое мною с тех пор, как я впервые сказал Чейду: «Да».
А потом Пер сказал:
– Вот она!
Я вгляделся. Еле различимая пара черных крыльев взмахивала и опускалась, взмахивала и опускалась. На самом деле это могла быть любая птица. Она приближалась. Я осушил свою кружку и поставил на стол.
– Пойдем ей навстречу, - предложил я.
Мы покинули постоялый двор и перешли дорогу. Там был небольшой участок обрывистого холма, покрытый травами и стелющимся кустарником, которые могли противостоять ветрам, соли и случайным высоким волнам, или же штормам. Не колеблясь, мы спустились вниз по нему, а затем нашли тропинку, ведущую вдоль скального выступа к пляжу, столь же каменистому, насколько и песчаному. Прилив все еще продолжался, но нам хватало места на пляже, чтобы стоять и ждать. Какие бы новости ни несла наша птица, я не хотел соглядатаев.
Пер стоял совершенно неподвижно, держа руку так, будто ждал грациозного ястреба. Мотли опустилась не так, как спускается хищник, медленно и величаво взмахивая крыльями, а дергаясь вперед-назад при приземлении, чтобы сохранить равновесие. Пер дал ей усесться, прежде чем спросил:
– Ты нашла ее?
– Пчелка, Пчелка, Пчелка!
– объявила она, кивая головой вверх-вниз.
– Да, Пчелка. Ты нашла ее?
– Через дыру. Застряла! Пчелка. Пчелка, Пчелка, Пчелка.
Я затаил дыхание. Чему верить? Смею ли я надеяться? Или она только повторяет слова Пера?
–
– Она знает, что мы здесь?
– А Янтарь?
– спросила Спарк.
Птица внезапно замерла.
– Нет.
Я жестом призвал всех замолчать.
– Нет чего?
– спросил я птицу.
– Нет Янтарь.
Тишина.
– Она взяла плащ-бабочку, - произнесла Спарк со слабой надеждой в голосе.
– Ты видела Пчелку? Она пострадала?
– мне хотелось задавать вопрос за вопросом, но я заставил себя остановиться. По одному за раз.
– Она говорила, - сказала птица после минутного раздумья. Затем, как бы подбирая слова: - Отверстие мало. Мотли застряла.
Я почувствовал прилив бессильной ярости, желание схватить посланницу и раздавить ее в руках. Мне нужно было знать. Уитом и Скиллом я потянулся к ней. Пожалуйста!
– Глупый Фитц!
Она произнесла эти слова вслух. Без предупреждения она оттолкнулась от Пера и нацелилась клювом мне в лицо. Я рефлекторно вскинул руку, защищаясь. Своим посеребренным клювом она схватила меня за руку и, отчаянно взмахивая крыльями, вцепилась в мой рукав. Наша с ней связь не была столь же ясной, как с Ночным Волком, я мог лишь подглядывать через крошечную щелочку в ее птичьем разуме. Мимолетный взгляд на избитое лицо маленькой девочки, голубые глаза распахнуты, на щеке синяк. Я едва ее узнал. Тревожный голос Пчелки. «Выход наружу это путь внутрь! Где нечистоты сливаются из замка! Скажи Перу!» И затем немного смазанный вид на крепость и окружающие ее воды, как если бы на них смотрели с самой высокой башни или с топа мачты. Картинка перемещалась, и у меня все сжалось внутри, когда Мотли показала все, что она видела, пролетая над крепостью. Крыша, стражники, расхаживающие там, коттеджи в огороженном саду, еще больше стражников, а затем обозрение сверху вод вокруг крепости. Маленькие рыбацкие лодки подпрыгивали на волнах и забрасывали сети, избегая отмелей, обнаженных отливом. Шлейф грязно-коричневой воды в море, как при впадении вздувшейся от дождей реки. «Выход наружу это путь внутрь!». Слова Пчелки отозвались эхом, а затем птица отпустила меня, свалившись на песок у наших ног.
– Мотли! – вскрикнул Пер и наклонился, чтобы подхватить ее.
Я посмотрел на их тревожные, озадаченные лица. Я не улыбнулся. Слишком хрупка надежда, чтобы улыбаться. Я заговорил надтреснутым голосом:
– Пер. Пчелка велела Мотли передать тебе: «Выход наружу это путь внутрь».
Я набрал побольше воздуха в легкие:
– Мы должны подготовиться.
Мы не вернулись на Совершенный. Я отправил Мотли на корабль с простым сообщением. «Ждите». Я надеялся, что она не забудет его передать.
Комната, которую мы сняли в гостинице, была дешевая и лишена мебели, а шум снизу беспрепятственно доносился через перекрытие. Мы безуспешно пытались уснуть, лежа на полу на грудах одежды, как на постели. Когда мы встали, гостиница, наконец, умолкла.
– Оставьте все, что нам не понадобится, - сказал я им.
Спарк сложила всю одежду и ласково провела рукой по стопке, как бы прощаясь. Она приспособила пояс для зажигательных сосудов таким образом, чтобы он располагался на спине повыше. Сумка, в которой были Серебро и огненный кирпич, крепилась к поясу. Я передал Ланту свой плащ из Баккипа.