Судьба Убийцы
Шрифт:
Ох.
Я пошел к пруду, набрал в рот воды, прополоскал и сплюнул. Еще один.
Все фрагменты сложились в единую картину у меня в голове – и я испугался. Бледная посланница, которую мы с Пчелкой сожгли – я прокрутил в уме этот эпизод, а затем отмёл его. Ночной волк настаивал на том, что у меня паразиты – пусть так. Не более того. Я нагнулся и рассмотрел существо, которое жило внутри меня. Таких мне раньше видеть не доводилось ни у людей, ни у животных. Ну, и всё. Всего лишь червь. Интересно, повезет ли мне отыскать растущие поблизости черемшу или желтокорень? Оба растения годились для избавления от паразитов. Но более практично
Я набрал еще воды в ладони и умыл лицо. Когда я опустил руки, они оказались слегка розоватыми. Я потрогал ноздри и посмотрел на свои пальцы. О нет.
Кончиками пальцев я коснулся глаз – пальцы стали красными. С окрашенными кровью руками пришло тошнотворное понимание. Посланница плакала кровью. Она говорила, что черви, которыми Служители заразили ее, пожирали глаза, так что она уже едва могла видеть. Я поднял взгляд и осмотрелся - я все еще мог видеть.
Но как долго это продлится?
Каждый день я неизменно исполнял две задачи: собирал дрова для костра и ходил к воде, чтобы напиться. Я хотел пойти к ручью и наловить рыбы, но сила покидала меня. Носовые кровотечения теперь были ежедневным явлением, а спина и бедра покрылись маленькими зудящими язвочками. Их не было только там, где пролилось Серебро.
Слишком поздно я понял, что волк был прав. Как бы я хотел, чтобы он вернулся ко мне, и я мог бы ему об этом сказать. На третий день его отсутствия уже нельзя было отрицать, что мои жизненные силы тают. Мой волк ушел, а я знал, что никогда не смогу вернуться домой. Я несколько раз пытался воспользоваться Скиллом - и безуспешно. Возможно, помешало Серебро на моем теле, или общая слабость, или присутствие в огромном количестве Скилл-камня вокруг – да какая, собственно, разница? Я был один. И у меня было последнее дело: я должен приготовить для нас камень. И надеяться, что волк вернется и разделит его со мной.
С того момента, как через прикосновение моей ладони Ночной Волк положил начало нашему труду, мне даже в голову не приходило, что по форме это может быть чем-то иным, кроме волка. Каждый день я трудился над нашим «драконом», разглаживая руками камень, вкладывая в него воспоминания из жизни с Ночным Волком. Меня удивило, что появляющийся из камня волк стоял, оскалившись и ощетинившись. Неужели мы вместе и правда выглядели так свирепо? И вот, отдавая камню нашу охоту, нашу совместную дичь, моменты дикой возни в снегу, ловлю мышей в старой хижине, извлечение впившихся в нос иголок дикобраза и ощущение напора его зубов, выгрызающих из моей спины древко стрелы, я понимал – этих воспоминаний не хватит, чтобы насытить каменную плоть. Знал, что на последнем вдохе прижмусь к этому каменному созданию, погружусь в него – но так и останусь здесь, завязнув в камне, прямо как Девушка-на-драконе, которая стояла тут уже многие десятки лет.
Надо было послушаться его, ох, надо было. Будь Ночной Волк со мной, мы могли бы больше вложить в Волка-дракона.
Цвет камня не менялся, и это меня тревожило. Перед смертью мне бы хотелось еще раз взглянуть в его мудрые глаза, в последний раз увидеть его удивительный, мерцающий зеленым взгляд, в котором отразился огонь костра. Теперь я стал спать, прижавшись к нему спиной, как мы делали раньше. Конечно, камень не согревал меня, но я надеялся, что мои сны могут впитаться в него, и это поможет волку появиться быстрее.
Однажды ночью я проснулся.
И вот я очнулся от него, медленно и неохотно, не вполне понимая, когда именно сон сменился реальностью. Голоса. Звуки шагов. Я с трудом высвободил голову из складок плаща, но не встал. Только открыл глаза и утомленно моргнул при виде желтого ослепляющего света от качающегося фонаря, который приближался ко мне.
– Похоже, сюда, – сказал кто-то.
– Нам нужно разбить лагерь и продолжить утром. Я ничего здесь не вижу.
– Мы близко. Я знаю, мы очень близко. Пчелка, ты не можешь позвать его Скиллом? Он говорил, что однажды чувствовал твой Скилл.
– Тут этот камень… Нет. Меня же не учили. Ты знаешь, что меня не учили!
Свет был таким ярким, что за ним ничего не было видно. Затем я разглядел тени и силуэты. Людей, несущих фонарь. С рюкзаками. Я обессилено потянулся к ним Уитом.
– Фитц! – закричал кто-то, и я понял, что слышал этот вопрошающий голос раньше, во сне, и он разбудил меня. И, более того, я узнал этот голос.
– Сюда, – позвал я, но в горле пересохло, и звук вышел слабым.
Волк ворвался в меня - с силой, будто от настоящего удара. Для моего истощенного тела он был как встряска, как целительный приток Скилла.
О, брат мой, я не мог отыскать тебя и вернуться. Я боялся, что мы опоздали. Боялся, что ты вошел в камень без меня.
Я здесь.
– Посмотрите, угли от костра. Он здесь! Фитц! Фитц!
– Не трогайте меня! – выкрикнул я и прижал посеребренную руку к груди. Они бегом ринулись ко мне – очертания, выныривающие из сумерек. Шут добрался до меня первым, но как только огонь осветил его, он остановился на расстоянии вытянутой руки и уставился на меня, приоткрыв рот. Я тоже глядел на него и ждал.
– О, Фитц! – вскрикнул он. – Что ты с собой сделал?
– Да ладно, ничего особенного, ты и сам проделал подобное дважды, – я изобразил кривую улыбку, а потом слабо прибавил: – Это вышло не по моей воле.
– В сто раз хуже, чем то, что делал я! – заявил он, разглядывая меня и особо задержавшись на серебряной части моего лица. Выражение на его собственном лице было куда выразительней, чем любое зеркало. – Как ты мог такое сотворить? И зачем?
– Ничего я не творил. Так получилось. Это всё сосуд с Серебром. Да огненный кирпич в моей сумке.
Я махнул ослабевшей серебряной рукой.
– Папа! – яростно выкрикнула Пчелка, и сквозь пелену слёз я увидел, как Пер удерживает мою младшую дочь, обхватив ее обеими руками.
Она пиналась и боролась, оскалив зубы. Тогда Пер сказал ей резко:
– Пчелка, ты же не настолько глупа!
– и отпустил ее.
Она не побежала ко мне - подошла небольшими шажками, внимательно рассматривая меня. Затем она коснулась ладонями моей руки, там, где не было Серебра. Я неожиданно смог вдохнуть глубже. В меня полилась надежда - я смогу жить, смогу вернуться домой.