Судьба Убийцы

Хобб Робин

Было относительно тихо. Сгустилась тьма, прохлада горных ночей опускалась на лагерь. Шатер помогал, но полностью от холода не защищал. Я сидел лицом к открытой части, спиной опираясь на моего волка. Чувствовал, будто я теперь всегда должен касаться его. Так надежнее.

Шут сидел на земле рядом со мной, обняв колени, и пил чай. Он аккуратно поставил чашку.

– Ты же не думал, что тебе и вправду позволят умереть в одиночестве, не так ли? – он взмахнул длинной узкой ладонью, указывая на лагерь, разбитый в карьере: огни костров и множество палаток, слегка колышущихся от ночного ветерка. На границе с лесом кто-то следил за

привязанными лошадьми. Сколько тут людей? Я понятия не имел. Больше тридцати. Сегодня новые прибыли. Все собрались, чтобы посмотреть, как я умру.

Дьютифул прибыл вместе со своей группой Скилла. Также пришли Интегрити и Проспер, не внявшие протестам своей матери. Шун хотела прийти, но не смогла перебороть сильный страх перед Скилл-колоннами. Зато Нед уговорил провести его через колонну и теперь лежал в палатке с головокружением и тошнотой. Он даже заявил, что лучше поедет обратно верхом через Горное королевство, чем снова бросит вызов Скилл-колонне. Интегрити идея понравилась, и он даже предложил ехать вместе, «раз уж мне в скором времени все равно предстоит отправиться в это Горное королевство». Дьютифул засомневался в этой идее, и все они ждали, когда Кеттрикен вернется от Дракона Верити, чтобы всё обсудить с ней. Я чувствовал нетерпение Дьютифула – ведь у него жена на сносях. Ему следует быть с ней, и нечего смотреть, как я умираю. Ранее я пообещал ему:

– Я уйду в волка так скоро, как только смогу. А сейчас тебе лучше просто отправиться домой. Тебе здесь нечего делать. Так будь же с любимой женщиной, пока можешь.

Он выглядел удрученным, но все равно не ушел.

Мне не хотелось во все это вникать. Тело мое стало напоминать мне хлипкий шалаш на краю морского утёса. Я продолжал принимать пищу, но в ней больше не было удовольствия. Десны кровоточили, в носу - постоянная засохшая кровяная корка. И зуд – везде, внутри и снаружи, особенно когда прорывались новые гнойники. Ужасно першило на задней стенке горла и в носоглотке – просто до одури. Как же я сожалел о том здоровом теле, которое раньше принимал как должное. Работая пальцами, я устранял комок на хвосте Ночного волка.

– Что тебе сказал Дьютифул? – спросил Шут.

– Ничего особенного. Пообещал заботиться о Неттл и Пчелке. Сказал, что будет по мне скучать. Как он жалеет, что я не смогу увидеть рождение его третьего ребенка. Шут, я знаю, он говорит об очень важных для него вещах. Они и для меня должны бы быть важными. Ведь я любил его, и сыновей его любил. Но от меня осталось слишком мало, чтобы чувствовать все это, – я устало покачал головой. – Воспоминания, в которых все это переплелось, забрал волк. Боюсь, я причинил ему боль. Лучше бы ему просто забрать свою группу Скилла и вернуться домой.

Он медленно кивнул и отхлебнул еще чая.

– То же самое было и с Верити - он стал недосягаем. Тебе это причиняло боль?

– Да. Но я понимал.

– И Дьютифул понимает. И Кеттрикен, – он отвел от меня взгляд. – Мы все понимаем.

Он поднял свою руку в перчатке и уставился на нее. В первый раз он посеребрил свои пальцы не нарочно - прислуживая Верити, случайно коснулся его серебряных рук. Вдруг он спросил:

– Фитц, а у тебя хватит того, чем надо наполнить волка?

Я рассмотрел моего волка. По сравнению с глыбой, которую выбрал Верити, мой кусок камня памяти был невелик, но все же гораздо крупнее настоящего волка. Холка получалась на уровне моей груди.

Но в некотором роде не размер камня определял, сколько потребуется воспоминаний, чтобы наполнить его.

– Думаю, да. Я не узнаю до тех пор, пока не уйду в него.

– И когда это случится?

Я почесал шею. Ногти испачкались в крови. Я вытер их о бедро.

– Полагаю, когда во мне закончится то, что можно в него вложить. Или когда смерть подберется так близко, что ничего другого не останется.

– О, Фитц, - сказал он скорбно, словно раньше не обдумывал эту возможность.

– Это все к лучшему, – сказал я и сам попытался в это поверить. – Ночной Волк снова станет настоящим волком. Я тоже. А у Пчелки будешь ты, присмотришь за ней и…

– Боюсь, я ей не нравлюсь.

– А сколько раз бывало, что я не нравился Неттл и Неду, Шут.

– Было бы легче, если бы она испытывала ко мне неприязнь. Но, похоже, я не вызываю у нее никаких сильных чувств, – и он добавил, понизив голос: – Как я был уверен, что она полюбит меня в ответ на мою любовь! Я думал, это случится само собой, когда мы окажемся рядом друг с другом. Но, увы.

– Смысл родительства - не в том, чтобы дети тебя любили.

– Я своих родителей любил. Любил их неимоверно.

– Мне не с чем сравнивать, – тихо указал я ему.

– У тебя был Баррич.

– О, да, у меня был Баррич, – я мрачно рассмеялся. – И, в конце концов, мы поняли, что любили друг друга. Но это заняло годы.

– Годы, – уныло повторил он.

– Будь терпеливым, – посоветовал я ему и потрогал когти на волчьей лапе. Они были скругленными. Это неправильно, им надо быть острыми. Я вспомнил запах оленьей крови зимним рассветом, как эта кровь сворачивалась на льду в крошечные розовые шарики. И исправил коготь.

– Фитц?

– Да?

– Ты снова отвлекся.

– Да, – признал я.

– Ты много воспоминаний обо мне в него вложил?

Я подумал об этом.

– Я вложил твою комнату в башне Оленьего замка - тот эпизод, когда я забрался по раскрошившимся ступеням, а тебя там не оказалось, и я с удивлением рассматривал то, что обнаружил. Еще вложил тот день, когда мы в ручье - недалеко отсюда - плескали друг на друга водой. И ту отвратительную песню, которую ты спел в коридорах Оленьего замка, чтобы смутить меня. И Крысик. Крыс тоже там. Вложил и день, когда я обрабатывал твои раны, после того как громилы Регала нахлобучили мешок тебе на голову и избили. И потом - как ты нес меня на спине сквозь снег, не зная, что это я, – я улыбнулся. – Да, и еще. Я вложил то, как ты смотрел на меня, когда король Шрюд пожаловал мне свою булавку. Я сидел под столом, пир был в самом разгаре. Мы с собаками делили объедки. Затем вошел Шрюд, и с ним Регал. И ты.

Неуверенная улыбка появилась на его лице.

– Значит, ты будешь помнить меня. Когда станешь каменным волком.

– Мы будем помнить тебя, Ночной Волк и я.

Он вздохнул.

– Хорошо. Хотя бы так.

Мне требовалось откашляться. Для этого я отвернулся от него. Кровь забрызгала волка, и на одно мгновение, перед тем как она впиталась, я увидел его цвета - такими, как они должны быть. Я закашлялся снова, перевел дыхание и снова кашлял, положив руку на волка и прислонясь к нему лбом. Если уж я кашляю кровью, то пусть ни одна капля не пропадет впустую. Когда я наконец смог сделать хрипящий вдох, у меня из носа текла кровь.