Судьба Убийцы
Шрифт:
– Тебе не обязательно смотреть на это. Могу попросить одного из моих учеников забрать тебя обратно в Олений замок.
– Ты уже объяснила, почему я не могу так сделать.
– Верно.
Наступила ночь, мы разожгли костер, и он все еще тлел. Я чувствовала, что от этого сама готова умереть еще быстрее, чем отец. В воздухе повисло ужасающее напряжение. Мы хотели, чтобы он умер сейчас, и ненавидели себя за это желание.
Мы - по моему представлению, его подлинная семья - сидели в узком кругу рядом с костром, спиной к карьеру. Внезапно Пер спросил:
– Мы можем ему помочь? Не вложить ли каждому из нас
Он поднялся.
– Пер! – предупреждающе вскрикнула Неттл, но он успел с хлопком опустить руку на волка.
– Не знаю, как это делается, но я отдаю тебе то, как моя мать забыла меня и выгнала из дому. Такое воспоминание мне не нужно. Не хочу это чувствовать.
Человеческая рука моего отца слегка дернулась. Пер стоял, ожидая. Затем он поднял свою руку.
– Не думаю, что получилось, – признал он.
– Не переживай, – сказала ему Неттл. – Скорее всего, чтобы что-то получилось, нужно хотя бы отчасти обладать Скиллом. Но идея мне нравится. И он сейчас не в том положении, чтобы нам помешать.
Она встала, как всегда, грациозно. Положила руку на морду волка.
– Ночной волк, прими из моих воспоминаний о тебе кое-что милое, – она не сказала, что именно это было, но по ее позе я поняла, что у нее получилось.
Когда она села, встал Лант и сказал:
– Тоже попробую. Хочу, чтобы он забрал нашу с ним первую встречу. Я был в ужасе, - он положил руку на плечо волку и стоял так очень долго. А потом приложил палец к руке моего отца, туда, где кожа не была покрыта серебром.
– Фитц, возьми это, – сказал он, и, возможно, всё получилось.
Спарк попыталась, но у нее не вышло.
Кеттрикен чуть улыбнулась:
– Я уже дала ему то, что предназначалось для нашего волка, – объяснила она, оставив нас в недоумении. А Нед сказал:
– Нет, лучше я сохраню каждое переживание и воспоминание о нем, которые у меня есть. Они мне нужны. А как вы думали, откуда менестрели берут свои песни? Он это знает. Он не захотел бы, чтобы я расстался с ними.
Встал Дьютифул и жестом велел двум своим сыновьям отступить назад.
– Вам, парни, нужно крепко держаться за то немногое, что вы о нем знаете. Но у меня есть кое-что. Была ночь, мы с ним сражались, и я его ненавидел. Я всегда об этом сожалел. Возможно теперь это принесет пользу.
Когда он закончил, то вытер слезы со щек и сел.
Я сердито посмотрела на Шута. Сейчас это был именно Шут: все маски лорда Шанса, леди Янтарь и лорда Голдена содраны с него горем. И он не был ничьим Любимым - просто грустным маленьким человечком, сломанным паяцем. Но он не встал и не сказал, что даст что-нибудь моему отцу. Я сидела тихо. Мне нужно было придумать какой-то план, иначе меня оттащат прочь, не дав и шагу ступить. Я свесила голову, словно бы страшилась попробовать, а через мгновение люди зашевелились, и Спарк предложила принести для всех чай.
– И немного холодной воды, – попросила Кеттрикен. – Я бы хоть немного смочила ему рот. Ему так плохо.
Не сейчас. Нельзя этого делать при свидетелях. Все привыкли, что я сплю рядом с отцовским волком. По крайней мере, некоторые скоро уснут. Я послала яростную мысль отцу: только пока не умирай! Использовать для этого Скилл я не осмелилась и, чтобы Неттл не пронюхала о моем намерении, крепко держала стены поднятыми.
Никогда еще ночь не наступала так медленно. Мы разлили чай, а Кеттрикен намочила потрескавшиеся
Я свернулась калачиком и притворилась спящей. Выждав подольше, я открыла глаза. Все было тихо. Я повернулась ближе к волку, будто ворочаясь во сне. Моя рука скользнула по шершавому камню, в направлении волчьей лапы. Но стоило мне расправить пальцы и потянуться к ней, раздался голос Шута:
– Пчелка, перестань. Ты знаешь, я не могу тебе этого позволить.
Он не бросился останавливать меня, всего лишь наклонился вперед и подбросил пару поленьев в костер. Я слегка отодвинула руку назад.
– Кто-то должен это сделать, – возразила я ему.
– Он держится, терпит боль, чтобы накопить еще толику того, что можно вложить в камень. Потому что ему не хватает.
– Он бы не хотел, чтоб ты влила себя в его волка.
Я уставилась ему в глаза, отказываясь отвести взгляд. Мне была открыта наиужаснейшая правда. Уходя в камень, мой отец не хотел бы, чтобы я присоединилась к нему. Он бы хотел, чтобы это сделал его Шут. Я почти сказала это вслух. Почти. Вместо этого я спросила:
– Почему бы тогда тебе не пойти?
Я хотела услышать от него, что он хочет жить, что у него все еще остались важные дела, которые нужно сделать. Что он боится. Вместо этого он очень спокойно сказал:
– Мы оба знаем, почему, Пчелка. Ты это записала, да и мне он сказал примерно то же самое. Сейчас решение принимает он - и, наконец-то, это будет его собственное решение. В твоих снах это подтверждается. Ты их записала для меня, и я прочитал. Черно-белая крыса убегает от него. В последнем его письме ко мне говорится, как он хотел, чтобы я никогда не возвращался - тогда он сможет принимать самостоятельные решения, без меня. Что он знал, как я его использовал неоднократно, - он вдруг вздохнул так, будто ему не хватало воздуха, и закрыл свое лицо руками. Ужасное рыдание сотрясло его. – Если он когда либо желал мне мести за все, что я сотворил, то вот она. Это худшее, что он мог сделать. Теперь я понимаю, каково это - быть покинутым. Как я сам покинул его.
Что я наделала?
Мне вспомнилось старинное высказывание. Я знала его от отца, читала где-то, слышала от других людей:
– Никогда не делай то, что не исправить, пока не поймешь, чего уже не сделать после того, как сделал это.
Он медленно поднял лицо.
– Не идеальная цитата, но близко к ней, - вид у него был болезненный и угасший.
– «Не делай того, что нельзя исправить, до тех пор, пока не поймешь, чего ты уже не сможешь сделать, когда сделаешь это». Слова, которые мне приснились очень давно. Я прошел огромный путь, чтобы сказать их королю Шрюду, чтобы тот не позволил принцу Регалу убить бастарда Чивэла. Я знал, что если скажу ему эти слова, то сохраню Фитцу жизнь. В первый раз, – он помотал головой, – в первый раз из многих, когда я вмешивался, чтобы протолкнуть его через узкую лазейку в его судьбе. Чтобы сохранить ему жизнь, чтобы иметь рычаг, которым я смогу менять течение будущего.