Судьба
Шрифт:
— Когда приедет Арон Яковлевич, вы не робейте, смело подходите к нему и говорите: так, мол, и так, ищем, кому бы послужить верой и правдой, слышали о вас как о милостивом господине. Возьмите мол, нас на любую работу, господин Фризер, будем верными слугами.
Федор, робея, спросил, какой из себя господин Фризер, чтобы не ошибиться, когда господа сойдут на берег.
— Росту он небольшого, мне по плечо, — ответил сторож, — нос горбатый, как вот у него. — Старик показал на Джемалдина. — Длинные черные волосы с проседью. Без усов и бороды. Одет в поношенный костюм, в сапогах.
На шестые сутки, утром, старик растолкал Фадора:
— Вставайте, ребятушки, господин Фризер приехал!
Федор вскочил, протирая глаза. Джемалдин повернулся на правый бок и опять захрапел. Федор толкнул его в спину, заставил встать.
— У господина Фризера несчастье — пароход утонул у Дюлюнг-Уорана, — сообщил сторож. — Говорю ему: «Не убивайтесь, Арон Яковлевич, бог дал, бог и взял». А он: «У меня с богом свои счеты, бери все небесное, а мне все земное. А не дашь — сам возьму». Говорю ему: «Не гневите бога!» Смеется, леший. А потом нахмурился, туча тучей: «Бог милостив, не то что Одноглазый. Вот кому я бы не хотел попасть в руки. Как тут у вас, спокойно?» — «Спокойно, — говорю, — батюшка, вое спокойно. Рядышком, на Тамараанском станке, казачий кордон стоит». Вроде бы успокоился.
Старик посмотрел в окно:
— Идут. Подвинтесь, ребятушки, к стеночке, может, Арон Яковлевич сюда заглянет, осчастливит. Мы с Ароном Яковлевичем не один пуд соли съели, вместе зимовье содержали.
Сторож открыл дверь:
— Милости прошу, дорогие гости! Добро пожаловать!
В комнату вошел невысокий горбоносый человек дет пятидесяти. Глаза большие, черные, навыкате. Над ними густые, сросшиеся на переносице щеточки бровей. Весь вид у вошедшего какой-то мятый, видно, несколько дней не брился, спал не раздеваясь. Сразу запахло дорогими папиросами и потом. Следом за горбоносым ввалились два дюжих матроса.
— Располагайтесь. Арон Яковлевич, как дома, — засуетился сторож. — Не прикажете ли чайку с дороги, покрепче? Вот тут свободное местечко, прилягте, пока я приготовлю завтрак.
Фризер сел на орон рядом с Федором, повернул к нему голову.
— Это мои постояльцы, Арон Яковлевич, — успокоил важного гостя старик, — парни смирные.
Фризер поудобнее устроился на ороне:
— Ты, старый, помалкивай, не распространяйся, чей это баркас и кто к тебе пожаловал. Пенял? Что-нибудь придумай, если кто будет спрашивать. — Старик вышел, поманив за собой матроса. Фрезер опять повернулся к Федору и грубовато спросил:
— Ты знаешь, кто я такой?
— Знаю. Ты зарезал своего постояльца из-за золота. Не шевелись. — Федор наставил на него револьвер.
Джемалдин и Белоголовый тоже выхватили пистолеты.
— Пощадите, — взмолился Фрезер. — На баркасе у меня пять ящиков золота. Отдаю… Только не убивайте.
— Одноглазый выкупа не берет, — ответил Федор.
Из глотки Фризера вырвался крик ужаса. Федор в упор выстрелил прямо в его открытый рот и бросился к двери:
— За мной!
Федор с Джемалдином заранее приглядели на берегу рыбацкую долбленую лодочку старика и теперь все втроем бежали к ней. Сели, оттолкнулись от
— Сдавайтесь! — кричал Илья Чернигов. — Сдавайтесь!
Белоголовый вскрикнул и упал, выронив весло. Пуля попала ему в шею. За весло сел Джемалдин. А Федор продолжал отстреливаться. Вдруг долбленка опрокинулась, Федор и Джемалдин очутились в воде. Их втащили на баркас.
— Попался, Одноглазый! — ликовал Илья Чернигов, скручивая Федору руки. — Долго же за тобой гонялись!..
Баркас причалил… к другому берегу, возле Тамараанского станка, где стоял казачий кордон. Из закопченного деревянного дома вышли трое казаков.
— Здорово, Черниговы! — радушно поздоровался унтер и подбежал к баркасу. — Кого это вы заарканили? Уж не Одноглазого? — В голосе унтера слышалась насмешка.
— А ты что смеешься? — обиделся Илья. — Его самого, Одноглазого, и поймали, пока вы тут отсиживались. Принимай. Что, не веришь?
— Который? Этот или этот? — Унтер посмотрел на Федора, потом на Джемалдина. — Да глаза-то у них целые!
— Этот. — Илья толкнул прикладом Федора в спину.
Унтер пристально оглядел Федора с ног до головы. Похоже было, не верит, что перед ним знаменитый разбойник.
Арестованных обыскали. При них не оказалось никакого оружия, кроме кинжала, висевшего на поясе у Джемалдина. Пистолеты они утопили.
Заперли их в маленькой комнатушке с одним окном. Федору на руки и руки надели кандалы, цепью привязали к стене. Вторых наручников у казаков, видимо, не оказалось, поэтому Джемалдину скрутили руки веревкой, на ноги надели кандалы и тоже привязали цепью к стене.
За дверью долго слышались пьяные песни, пол вздрагивал от пляски. Казаки гуляли.
К ночи все затихло, и только мощный храп оповещал, что рядом люди.
Федор лежал на полу в мокрой одежде. Был он в каком-то полудремотном состоянии, ему казалось, что все это сон. Временами, как бы просыпаясь, он начинал ощупывать себя. Цепи были холодные. Федор продрог и никак не мог согреться.
Рядом завозился Джемалдин.
«Перестань ерзать», — хотел сказать Федор, но было лень пошевелить языком.
— Развяжи мне руки, — ворчливо сказал Джемалдин.
Федор сел и начал распутывать тугой узел жесткой веревки. Наконец распутал и освободил Джемалдину руки.
Молчаливый, замкнутый Джемалдин даже Федору не сказал, что носит при себе маленькую пилочку, зашитую в подкладку. Этой пилочкой он перепилил кандалы, когда бежал с каторги, и с тех пор ревностно хранил ее. Повезло и при обыске — казаки не нашли. Нащупав кольцо на запястье Федора, он стал пилить.
Задремавший Федор, услышав скрежет металла, вскинулся. Рука нащупала пилку.
Пилили они попеременно, обливаясь потом. Чтобы заглушить скрежет, один из них громко храпел. И за дверью разноголосый храп не смолкал ни на минуту.