Судьба
Шрифт:
— Я уезжаю с красными, а мать оставляю пока у вас. Смотрите мне. Душу вытряхну, в случае чего, теперь наша власть.
— Пусть живет, — буркнул Шарапов, пряча глаза. — Она хлеба даром не ест.
Майя проводила сына к реке. Семенчик обнял ее на прощанье и прыгнул в баркас. Вот он уже взошел по трапу на пароход у замахал ей рукой. Если б сын мог видеть лицо матери. Сквозь слезы она улыбалась.
Пока не скрылись пароходы, Майя неподвижно стояла на берегу. У ног ее неприветливо плескалась река…
III
Комиссар
Начальник гарнизона штабс-капитан Бондалетов, поглаживая холеной рукой рыжую шевелюру, и не думал скрывать своего волнения. Сидел он в шинели, бесшумно притоптывая начищенным сапогом. Зато первый якутский богач купец Никифоров сохранял полное спокойствие. Время от времени он косился на Бондалетова и морщился.
— Вы что-то хотите сказать, господин штабс-капитан? — обратился к начальнику гарнизона комиссар.
— Господа, — тоном рапорта начал штабс-капитан, — положение у нас достаточно прочное и выгодное. Неприятель попытается высадиться на Гольминке, либо против городского Зеленого луга, либо на Осенней пристани. Во всех этих пунктах нами воздвигнуты укрепления, расставлены пулеметы. Пусть только сунутся. Перестреляем, как зайцев в загоне!
— Какие силы у красных? — спросил комиссар.
— Не более пятисот штыков.
— Откуда вам сие известно? — поинтересовался Никифоров.
Бондалетов даже головы не повернул в сторону купца, однако заметил язвительно:
— Могли бы узнать у своего приказчика, какой груз способны поднять три парохода, и перевести на живой вес.
Комиссар стукнул кулаком по столу:
— Прекратите, господа!.. Нашли время для пререканий! Красные вот-вот нагрянут.
— Мне известно, что среди солдат и низших чинов есть пораженческие настроения, — опять поддел штабс-капитана Никифоров.
— Пораженцев расстреливать на месте! — почти взвизгнул комиссар. — Для начала расстреляйте человека три… в устрашение. И быть готовыми к самому, ну… неприятному исходу. Мало ли что… Лошади должны быть наготове!
— Мы должны заранее знать, куда бежать, — заметил Никифоров.
— В лес! — комиссар махнул короткой рукой. — Их здесь, хвала богу, предостаточно! В лес!
Штабс-капитан не на шутку расхрабрился и потому задал вполне резонный вопрос:
— Сколько, полагаете, можно продержаться в лесу?
— До осени. Больше не понадобится. К этому времени большевиков выгонят.
— У господина комиссара есть основания так думать? — опять подал голос Никифоров.
— О, да! Генералы Деникин, Дутов и Алексеев собирают верных российскому престолу воинов в непобедимые дивизии. Вся эта несметная сила будет двинута против большевиков. С Дона ударят казаки.
В кабинете оживились, заговорили. Штабс-капитан попросил разрешения снять шинель, хотя в верхней одежде он был только один.
— Прошу, штабс-капитан, будьте как дома.
— Мы отвлеклись, господа, — напомнил Никифоров. — Пока Дутов дойдет до Якутска, большевики нас на лиственницах перевешают. Нельзя допустить этого! Да-да, нельзя!..
…Господа совещались до самого вечера.
Отряд Гудзинского остановился в селе Покровском. Представитель подпольной организация РСДРП из Якутска, выехавший навстречу, предупредил, где именно войска областного управления ждут красных и какие укрепления там воздвигнуты.
Гудзинский вызвал к себе командиров и стал советоваться, как взять город с наименьшими потерями.
— Как ты думаешь, товарищ Владимиров? — обратился командир к Федору. Тот сидел у самой двери, поглаживая рукой бледное, осунувшееся лицо после болезни.
Федор застенчиво улыбнулся:
— Надо высадиться там, где нас не ждут. Ночью.
— В Якутске нас ждут, — заметил Гудзинский.
— А зачем в Якутске, — Федор встал, — если можно высадиться не доезжая Якутска?
Федор, как умел, изложил свою мысль: отряд высаживается верстах в двадцати-тридцати от Якутска и пешим порядком под покровом ночи движется к городу. А пароходы пусть себе идут дальше, к Якутску. Оставить по одному отделению на борту, рулевых и машинистов. Достаточно. Беляки увидят пароходы и бросят все свои силенки к берегу. А отряд тем временем, как снег на голову — с суши. Откуда красных не ждали.
Все обернулись к Федору: откуда у них выискался такой стратег? Не подкопаешься.
— А ведь он прав, товарищи! — не удержался Гудзинский. — Ты прав, Федор, так мы и сделаем!
…Отряд высадился выше Осенней пристани, в тридцати километрах от Якутска. Пароходы пошли дальше, на Даркылах. Вскоре они были обнаружены наблюдателями. Гарнизон города подняли по тревоге и перебросили на Гольминку, к скотобойне. Отсюда хорошо обстреливались причалы и прилегающий к ним берег. Ретивый штабс-капитан приказал своим воякам занять окопы, блиндажи, каждому определил сектор обстрела и стал ждать неприятеля.
Пароходы медленно шли между островами Лены целый день и только к вечеру на середине реки бросили якоря, но баркасы что-то не торопились спускать. Штабс-капитану тоже некуда было торопиться, и он, глуша волнение, ждал, что же дальше будет. Открывать огонь по пароходам бессмысленно, они далековато, да и вреда никакого пулеметно-ружейным огнем не причинишь. Надо дождаться, когда большевики на баркасах подойдут к берегу!.. Уж он отыграется!..
Тем временем отряд Гудзинского прямым ходом с южной стороны подошел к городу. Красногвардейцы смяли дозоры и ворвались в Якутск. На Гольминке вряд ли слышали редкую перестрелку. И если бы вислогубый Федорка не примчался на взмыленной лошади и не заорал диким голосом: «Большевики!», Бондалетов продолжал бы по-прежнему бдеть на берегу.