Судьба
Шрифт:
— Будете разведчиками, — объявил командир.
Черев сутки суда пришвартовались у причала возле деревни Витим, где река Витим вливается в Лену. После короткого отдыха «^Революционный», «Диктатор» и «Гонец» вошли в русло Лены. Еще через сутки на берегу реки между скал в низине показалось cело Нерюктейск.
Пароходы встречала местная «власть»: урядник, пять милиционеров, с десяток казаков. Узнав, кто находится на борту, урядник, седой великан, страдающий одышкой, приказал своим подчиненным сложить оружие. Гудзинского, сошедшего на берег в сопровождении красногвардейцев,
Гудзинский вплотную подошел к уряднику и ледяным голосом спросил, есть ли в Нерюктейске казенные склады с продовольствием.
— Так точно!.. — рявкнул урядник, вытянув руки по швам. Фуражку с кокардой он держал в руке.
— Именем революции продовольствие реквизируется для нужд красногвардейского отряда, — объявил Гудзинский. — Впрочем, ваша власть кончилась.
К причалу подходили люди. Вскоре собралась целая толпа.
— Федор, — обратился к другу Гудзинский, — расскажи народу, кто мы, и объясни, что отныне здесь — Советская власть. Пусть изберут председателя ревкома.
Как только Федор заговорил по-якутски, его плотно окружили. Лица оживились. Федор сказал, видимо, что-то смешное, потому что все рассмеялись, поглядывая на урядника. Тот продолжал стоять с обнаженной головой, с застывшей вымученной улыбкой.
— Заключенные есть? — спросил у него Гудзинский.
— Никак нет!..
Не прешло и полчаса, как Федор представил Гудзинскому новоиспеченного председателя ревкома. Это был худощавый человек в больших, не по ноге торбазах. Лет ему было не больше тридцати. Щелочки глаз смотрели дружелюбно.
Гудзинский протянул револьвер, изъятый у урядника.
Якут с достоинством принял оружие, провернул барабан, проверяя патроны, и, озорно подмигнув Гудзинскому, спрятал револьвер в карман брюк.
Провожать пароходы пришло все село. Женщины держали на руках детей, мужчины степенно поднимали головные уборы, помахивая ими в воздухе. Особняком, все в той же позе, стоял бывший урядник…
В Маче было неспокойно. Кто-то упорно распространял слухи, что вот-вот переменится власть, придут большевики. Но какой именно будет новая власть, никто не имел ни малейшего понятия. Купец Шарапов пугал, что большевики все «присутственные места» отдадут каторжникам, ворам и убийцам. Всякие слухи ходили о новой власти, которая хозяйничает где-то в России, в Сибири…
В прошлом году в это время по Лене уже ходили пароходы, а нынче на реке ни одного дымка. Но жители Мачи собирались вечерами на берегу и продолжали ждать, терпеливо, настойчиво, тревожно… Как же без парохода? Пароходы приносят новости, привозят людей, связывают село с большим миром.
Майя не выходила на берег — слишком много горьких воспоминаний вызывал у нее один вид причала. Это пароход увез Федора в Иркутск. Даже пароходный гудок болью отдавался в сердце.
Единственной радостью Майи был Семенчик. Ему исполнилось шестнадцать лет, но можно было дать все восемнадцать. И грамотный — нынче, окончил двухклассную церковноприходскую
Майя все чаще подумывала о том, чтобы пристроить Семенчика писарем в улусной управе или в другом месте. Тогда бы она, наконец, вздохнула, перестала бы гнуть спину на чужих.
Однажды по селу прошел слух, что с юга идут два парохода и не нынче-завтра будут в Маче. Все село высыпало на берег, чтобы дождаться и встретить суда.
Семенчик стал звать Майю к причалу, но она отказалась, сославшись на занятость — мыла полы в гостиной Шарапова.
— Можно, мама, я один пойду на берег? — спросил Семенчик.
— Иди, родной, прогуляйся, только недолго там, — разрешила Майя.
Впереди Семенчика спешил человек в потертом штатском костюме. По толстой красной шее и виляющему заду Семенчик узнал в нем урядника Петухова. Многие обгоняли его, удивленно оглядываясь. Семенчик тоже обогнал и смешался с плотной толпой на берегу. С берега хорошо были видны два парохода и красные флаги на корме.
На берегу громко заговорили. Чей-то высокий полюс, перекрывая шум, возвестил:
— Братцы, большевики!..
Толпа пришла в движение. Из толчеи выбрались милиционеры, десятка два казаков и, не оглядываясь, бросились бежать. За ними трусцой засеменил урядник. В толпе засмеялись.
Пароходы, не подходя к причалу, бросили якоря. «Революционный» спустил баркас. Человек десять красногвардейцев во главе с Гудзинским сошли на берег. Семенчик выбрался из толпы и побежал к ним навстречу.
— Вы кто, красные? — спросил он.
— Красные, — улыбаясь, ответил молодой вихрастый красногвардеец.
— Я сразу догадался, что красные! А знаете почему? Урядник с казаками сбежали.
Гудзинский пригладил вихры на голове подростка:
— Вот что, орел, можешь показать, где живет этот ваш урядник? У нас к нему дело.
Красногвардейцы степенно пошли в село. Семенчик подвел их к дому урядника.
Петухов не сразу открыл. И только когда в дверь стали бить прикладом, хозяин загремел засовом:
— Вам кого?
— Урядника.
Петухов развел руками:
— Простите, вы ошиблись домом…
— Вы разве не урядник?
— Боже сохрани! — замахал руками Петухов. — Я крестьянин, местный житель.
— Врет все, — сказал Семенчик. — Урядник он.
— Вас опознали, господин Петухов, ничего не поделаешь. — В голосе Гудзинского звучала издевка. — Обыскать, или сами сдадите оружие?
— С кем имею честь? — пролопотал Петухов непослушными губами.
— Перед вами — большевики, господин урядник.
Торопясь, спотыкаясь, вытаскивал Петухов припрятанные наган, шашку и винтовку.
— Вот и все, что имеется…
— А у казаков что, палки? — строго спросил Гудзинский. — Сейчас же всех разоружить. Винтовки, шашки, револьверы, патроны — все снести к причалу. Срок — один час.