Судьбы, как есть

Кочергин Владимир Викторович

— Преувеличиваем Виктор Степанович. Я не врач, а вот на хирургов наших надо Богу молиться и свечки за здравие ставить. Помните того майора из разведбата, из вашей дивизии, которого на мине порвало так, что, пожалуй, только сердце одно и осталось нетронутым, а они его собрали, склеили, и живет человек, и живет, кстати, в Москве, на гражданке, конечно. Коля мой и он, часто вместе, на рыбалку ездят.

— Да ты что! Неужели Скрябин?

— Скрябин! Юра Скрябин! Жив и здоров, фирмой своей заведует, джип у него крутой, «мерседес», кажется, но главное, что они с женой двоих детей, мальчика и девочку — брата с сестрой — из одного интерната усыновили. И вы знаете, какой фокус получается, мальчику 14 лет, а он,

с каждым годом, на Юру все больше походит: и глаза карие, и брови густые, и нос с горбинкой, не скажешь, когда их рядом видишь, что неродные это люди.

— Вот это Юра! Ай да молодец! — восхищался Зеленин.

— У него жена, Ирина, молодец. Юра дома почти и не бывает. Этот бизнес прямо поедает человека. На него уже и покушение было, налетели бандюги на машину, водителя убили, а Юра троих наповал расстрелял, как увидел, застреленного своего водителя. Его сначала посадили, таскали, а потом оправдали и выпустили.

— Значит, опять Юра воюет. Да что у нас за Страна? Только нормальный человек на ноги встанет, а Юра на протезы, так тут же уже завистники появляются, а хуже того, бандиты. Когда это все закончится? Всю Россию продали за кордон, за бесценок, — возмущался Виктор Степанович.

— У него и жену с детишками раньше похищали, чудом спаслись. Благодаря его начальнику службы безопасности. Да вы его должны знать! Это Кузовкин Иван Григорьевич.

— Кузовкин! Ваня! Майор разведбата, кажись, тогда замкомбатом был?

— Я не знаю, какую он должность занимал, но по рассказам Юры, его одного из первых в Афгане представляли на звание Героя Советского Союза, которое он так и не получил. Он после Афгана из Армии ушел и работал в милиции города Иркутска, а Юра с ним как-то связь поддерживал и взял его к себе в Москву. Вот он-то и раскрутил банду, кто похитил Иру с детьми. Они втроем от семерых отстреливались и всех положили, а у Кузовкина тоже охранник погиб, а через пять дней скончался от ран и его водитель. Кузовкин сам был сильно ранен, но выжил и Ирину с детьми вызволил.

— Да, дела! Целый детективный роман. Иван — классный мужик, он у меня уроки по айкидо все брал, то есть тренировались в одном зале. Тогда у него что-то с женой не заладилось, она в Иркутске с его школьным другом любовь закрутила. Помню, сильно тогда Ваня переживал. Лез везде, где хуже, туда и он. Ох уж эти женщины, а еще говорят, что мужики сильно любить не умеют.

Вот у меня друг Володя Цветков, был он уже здесь, высокий такой генерал, какие бы женщины ни попадались на его пути, ни одну не полюбил, а любил только свою жену. Солдаты его уважали и офицеры! Егора моего из плена вытащил, а вот жена его Марина, ныне покойная, всю жизнь ему мозги пудрила, а перед гибелью еще и с телеведущим молодым связалась, бросила все и ушла от генерала. Володя ее очень любил, многое ей прощал. Красивая была. Мужики на нее всегда западали. Хоть и обидела она друга моего, но он мне так сказал:

— Любил я ее любую, прощал ей, даже когда изменяла. Улыбнется, повинится, и скажет, что любит только меня, а произошло, якобы, недоразумение, прижмется, и я растаю, как сахар, — объяснял свое отношение к жене мой друг. Ну как это назвать? Для одних он строгий, волевой, смелый, а для других просто размазня, — говорил Зеленин.

— Любовь, Виктор Степанович! Любовь! Видно, он ее по-настоящему любил, — вынесла свой вердикт Тамара.

— Знаешь, Тамара, мы друзья, хоть и в разных местах Сахалина жили, а вот что-то у нас такое, общее есть, будто бы мы у одних родителей воспитывались, на одних традициях: «Не подвести друга! Женился — так навсегда, дорожить семьей! Быть в семье главным добытчиком! Обеспечить жильем семью, почитать родителей, а слово отца закон». Мы и отцов-то звали — папа, а как ушли из дома, так Батя. И тянет нас на Сахалин всегда. Что там за магнит такой, что

за силища там такая? А посмотреть со стороны москвичей или со стороны жителей других больших городов, то Сахалин — это такая для них дыра, что и люди, родившиеся там, тоже не совсем нормальные. Не то, что дикари, а еще и потомки каторжан. А глянуть на этот вопрос с практической стороны — и сразу видно, как отличаются сахалинцы своей выносливостью, добротой, и преданностью Родине, так любому москвичу фору дадут на сто очков вперед. Ладно, Тамара, загрузил я тебя своими сахалинскими байками. Живут там люди, действительно, Тома, порой не в очень-то приличных условиях, но вполне приличные и нормальные люди. А все-таки брошен сегодня Сахалин. Нет такой, еще, власти, которая бы серьезно занялась этим уникальным островом и его людьми. Жаль.

— Смотрела я на вас, Виктор Степанович, и на ваших друзей и завидовала вашей дружбе. Все у вас на равных, уважаете, друг друга, помогаете друг другу. А генерал ваш такой обходительный, не высокомерен, прост и красив, как от таких только жены гуляют? Даже не верится, что от такого жена ушла.

— Том, это я тебе, будем считать, по большому секрету про его любовь разболтал и больше ни гу-гу. Володька сильный мужик, его мы жалеть не будем, он пробьется и будет у него еще настоящая и взаимная любовь. А теперь скажи мне, Томочка, где подарок для твоей подружки?

— Конечно, купила! Сейчас принесу, — и Тамара убежала за французскими духами «Шанель № 5», а входя, сказала: — Вот что она любит.

— А когда она обещала подойти? — спросил Зеленин.

— После работы. Крайний срок — к 18 часам.

Но прошел ужин, а Елена так и не появилась в палате Виктора. Больше всех расстроилась Тамара, и по времени ее уже никто не пропустит в госпиталь. «Значит, Ленка взбрыкнула», — думала она. Не заходя в палату к Зеленину, после ужина Тамара решила позвонить Елене домой.

— Да, я слушаю, — грустно сказала Лена.

— Ну и что ты себе думаешь, подружка? Пообещала прийти и не пришла. Что случилось?

— Ничего не случилось. Зачем я ему в душу лезу, у него своя память и рана, еще и года не прошло со дня смерти жены, а я тут нарисовалась, двойняшка нашлась. Дура, что тебя послушала и сходила в прошлый раз, — не очень-то доброжелательно сказала Елена.

— Лен, он что, тебе не понравился? Скажи честно?

— Да причем здесь это, понравился, не понравился, отрицательных эмоций не вызвал. Мне кажется, он и сейчас не рвется меня лицезреть, а я после того первого прихода, честно говоря, на него была в обиде и думала, конечно, об этом, что зря ходила, и не буду я с ним развивать отношения. Все! Не дави на меня, Тамара.

— Ну, ты и дура, подруга. Я что, тебе плохого хочу? Вот подымется полковник, встанет на ноги, а тебя рядом нет, вот тогда вряд ли захочет с тобой встретиться, потому, что не была ты с ним, когда нужна была ему твоя поддержка. Вот он, сколько лежит, а ни разу не пожаловался на свои боли, а ведь у него раны болят, тянут, когда заживают. Вижу я, как во сне у него пот на лице выступает, и зубами от боли скрежещет. А ты в кусты со своим мирком, развернись, сделай что-то приятное, доброе и тебе самой понравится, когда люди в таком положении любому слову рады. Если ты такая, как есть, так и будь гордой и смелой.

— Прости, подружка. Честно сказать, я его как-то побаиваюсь.

— Хорошо, что ему сказать? Когда ты приедешь?

— У меня завтра после обеда часик будет, можно вырваться.

— Вот и вырвись. Я скажу, что у тебя сегодня были очень срочные дела, и завтра ты подъедешь. Сменщица пропустит.

— Ладно, постараюсь.

— Лена, не постараюсь, а приду. Надо так, Леночка, дорогая моя, надо. Всё, я пошла, больные ждут.

22.02.96. Резиденция Князя.