Судный день Орбитсвиля
Шрифт:
— Недолго же ты там пробыл, — весело заметил Хепворт, когда Никлин встал рядом с ним у окна. — Послушайся опытного в таких делах человека и покинь сцену с достоинством. Ведь совершенно ясно, эта баба не желает иметь с тобой дела.
— Ты ни черта не понимаешь, — ответил Никлин, которого задел игривый тон приятеля. «Как может человек с такой блямбой на носу считать себя знатоком женщин?»
— Ты пригласил ее на обед?
— Да.
— И что?
— У нее уже назначена встреча. С другим парнем.
Хепворт кивнул.
— Наверное, с Роуэном Миксом. Она познакомилась с ним, занимаясь своими книгами.
Никлин
— Какими книгами?
— Говорящими. Дани большую часть своего свободного времени занимается тем, что наговаривает на магнитофон книги для слепых. — Хепворт замолчал и лукаво взглянул на Джима. — А ты и не знал?
— Откуда?
— Вот то-то же! — торжествующе ответил Хепворт. — Ты ничего не добьешься от женщины, если не начнешь интересоваться всеми сторонами ее жизни. Твоя ошибка, Джим, состоит в том, что тебя интересует лишь одно, и это видно невооруженным глазом.
«Я не всегда был таким…» — Никлин оборвал себя, злясь, что ему приходится защищаться.
— Мне всегда казалось, что слепые пользуются читающими машинами, — сказал он, надеясь, что Хепворт клюнет на эту приманку и прочтет ему небольшую импровизированную лекцию.
— Синтезаторы человеческого голоса все еще не годятся для чтения художественной литературы. С позиции сегодняшнего дня, они, похоже, никогда не смогут стать пригодными для этого дела. — Хепворт с радостью ухватился за предложенную тему. — Все тот же синдром Орбитсвиля. После испытания первого синтезатора прошло более трехсот лет. Полагали, что они будут совершенствоваться и совершенствоваться. Но… но какой в этом совершенствовании смысл? Орбитсвиль преподнес нам счастье и, благоденствие на пресловутом блюдечке. Научный прогресс остановился. Лишь немногие умники из личной любознательности продолжают заниматься исследованиями. Но даже если обнаруживается что-либо, имеющее практический интерес, его невозможно внедрить из-за отсутствия промышленной базы. И есть немало людей, — тут тон Хепворта стал зловещим, — утверждающих, что Орбитсвиль не принес человечеству ничего хорошего.
— Твои слова начинают напоминать речь кое-кого другого, — Никлин кивнул в сторону Монтейна, который что-то сосредоточенно писал, склонившись над столом.
— Этот кое-кто другой делает совершенно правильные выводы, исходя из совершенно неверных предпосылок.
Никлин удивился.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что и сам собираешься покинуть Орбитсвиль, не дожидаясь, пока пресловутый дьявол нажмет свою дьявольскую кнопку?
— Да, я хочу покинуть Орбитсвиль, — спокойно ответил Хепворт. — Я хочу взглянуть, как выглядит антипланета. Мне нет дела до его рассуждений, но ведь никто кроме Кори не собирается отправляться к Новым мирам, так что у меня просто нет выбора.
— Ты хочешь сказать, что если «Тара» сумеет улететь, то ты будешь находиться на ее борту?
— Джим, а зачем, по-твоему, я присоединился к этой дурацкой компании? Неужто ты думаешь, что меня прельстили те гроши, что выделяет Кори? Этих денег едва хватает на жалкий тоник, о вещах более насущных и говорить не приходятся. Я здесь по одной единственной причине — как член общины я могу рассчитывать на место на корабле. — Лицо Хепворта страдальчески
— Да, это ты зря, — рассеянно протянул Никлин, все еще переваривая новость о том, что Хепворт действительно собирается отправиться на «Таре» в неизвестность.
До сих пор он был уверен, что физик, как и он сам, стоит на подножке Экспресса в Никуда, готовый спрыгнуть в подходящий момент. Кроме того, вновь всплыла тема о Вселенной из антивещества. Для Никлина все разговоры о Вселенной Первой Области и Вселенной Второй Области, о текущем вспять времени, об изотопах и электронах были простой словесной игрой, но оказалось, что для Хепворта все это и впрямь реально, реально так же, как стакан джина или свистящие деревья, скорбящие в этот холодный ветреный день по ушедшему лету.
— Объясни мне одну вещь, Скотт. Изменится ли что-нибудь хоть для одного человека, если…
Никлин осекся. Наружная дверь распахнулась, и в комнату вошли двое — мужчина и женщина. Никлин сразу же узнал Рика Ренарда, вызывающий костюм которого сразу же сделал его обладателя центром внимания в уныло обставленном кабинете проповедника. Лицо женщины тоже показалось Никлину знакомым. Хотя и не сразу, но он вспомнил, что видел ее по телевизору несколько лет назад. Это было в гостиной Уайтов в тот самый день, когда Орбитсвиль совершил свой пресловутый Большой Скачок. Именно в тот день Монтейн со свитой явился в Оринджфилд, и жизнь Никлина совершила свой собственный Большой Скачок. В ушах Джима зазвенел голос Зинди Уайт: «Ее зовут Сильвия Лондон».
— Я всегда хотел побывать в Лондоне, — пробормотал Никлин себе под нос, разглядывая ее соблазнительные формы. Любовные упражнения с Кристин Макгиверн потеряли свою остроту, и Джиму уже давно хотелось чего-нибудь новенького.
Хепворт прошептал:
— Кто это?
— Полагаю, требуется наше присутствие, — ответил Никлин и пододвинулся поближе к Монтейну и Воорсангеру.
Ренард представил свою спутницу. Она оказалась его женой. Для Никлина этот факт лишь добавил пикантности ее красоте и женственности.
— Прошу простить за опоздание, — сказал Ренард, когда с формальными приветствиями было покончено.
В его улыбке было что-то вызывающее и странное. Никлин заметил эту особенность, когда впервые увидел Ренарда в телерепортаже. Эта улыбка обращала любое извинение в издевательскую бессмыслицу.
Монтейн кивнул.
— Погода и впрямь…
— Нет-нет, меня задержал не снег. Когда я прибыл сюда, то не смог удержаться и первым делом обошел ваш корабль. — Ренард снова улыбнулся. — Выглядит он не слишком хорошо, не правда ли?
— Для меня он выглядит достаточно хорошо, — быстро ответил Никлин. Ренард улыбнулся, глядя ему прямо в глаза.
— Вы уверены, что способны выносить суждения на данный счет?
— Суждения и оценки характерны для моей семьи. Я впитал способность выносить их с молоком матери.
— Почему бы нам не сесть и не побеседовать в более комфортабельных условиях? — вмешался Монтейн.
Он указал на старый облупленный стол и такие же стулья вокруг него, используемые в основном для совместных трапез на скорую руку. Но стол являлся единственным предметом обстановки, пригодным для совещания.