Судный день
Шрифт:
В двухгодичных дервишских странствиях Насими повторил путь, пройденный своим Устадом, и по дороге в Мекку тоже несколько дней провел в Бейтул-мукаддасе, но в отличив от Устада, кроме людей, с радостной верой принимающих учение хуруфитов о единстве всех людей на земле, он открыл в святом городе истину, похожую на страшный миф.
Бейтул-мукаддас, называемый окрестным населением Гудс-Высоккий, был выстроен на гладкой, словно отсеченной и отесанной вершине цельнокаменной горы, напоминающей издали изваянный стог сена со срезанной верхушкой. В городе не росло ни деревца, хотя горы и ущелья вокруг были покрыты зелеными лугами и кустарниками.
Когда шел дождь, весь город от крыш мечетей и церквей и до улочек и переулков промывался до блеска. Паломники, прибывающие
Насими же увидел в святом городе ложь и несчастье. За мечетью, по направлению к Мекке, простиралось глубокое ущелье, в котором, по контрасту с райской зеленью, окружающей город, не росло ни былинки; изжелта-серые камни и впадины, напоминающие осевшие могилы, снискали этому жуткому месту название Ущелье Судного дня, а также Ущелье ада. Паломники, которых на долгом пути подстерегали болезни, нападения воинственных бедуинов и иные тяготы, захворав по прибытии в Бейтул-мукаддас, отделялись от здоровых попутчиков и удалялись в Ущелье Судного дня ждать смерти. Они не тратили остатков своего состояния, не ели и не пили, чтобы умереть в ущелье и, заслышав трубный глас, первыми воскреснуть в этом наиближайшем к богу месте...
Изобильные базары Бейтул-мукаддаса, куда во все сезоны года со всех концов от Рума до Египта привозили всяческие плоды и где посреди зимы продавались арбузы и дыни, виноград и гранаты, а ранней весной - хурма, яблоки, груши, где под навесами сидели лекари и целители в ожидании и готовности оказать услугу больным паломникам из дальних стран, казалось, не имели никакого отношения к тем, кто ушел умирать в Ущелье Судного дня. Никто не носил им ни еды, ни лекарств. В ущелье ходили лишь служители в черных рясах из большой мечети и церквей. Они шли туда с носилками, подбирали умерших, относили в другой конец ущелья и хоронили там на склоне горы, погребая вместе с трупами их имущество, "дабы вернуть его в день воскрешения хозяевам", как говорили служители. Шла молва, что людей, покусившихся на имущество мертвецов, поглощала земля, и в тот самый миг, когда доставали из могил драгоценности, они падали прямо в ад, и поэтому из-под земли там непрерывно доносились стенания и плач. На протяжении столетий из Бейтул-мукаддаса в сторону ущелья не ходил никто, кроме смертников и могильщиков.
Нарушив обыкновение, Насими с сопровождавшими его мюридами, присоединившись к служителям - чернорясникам, пошли в Ущелье Судного дня и собственными ушами услыхали голоса ада. Но доносились они не из-под земли, а из тех могилоподобных впадин, в которых ютились смертники. Мюриды насильно накормили и напоили больных, сознательно отказавшихся от еды и испытывающих адские муки голода и еще более страшные муки жажды среди раскаленных от солнца, пышущих жаром камней. Они провозились с больными в зловонном ущелье до сумерек, и Насими, пытаясь рассеять страшное заблуждение смертников, говорил с ними - с арабами и иудеями на арабском, с персами на персидском и с тюрками на тюркском. "Вы стали жертвами лжи, несчастные!" - говорил он. "Судный день и воскрешение из мертвых - это ложь!" - говорил он. Но больные оставались равнодушны к его словам, смотрели, как глухонемые, а если кто отзывался, то подозрительно и грубо. "Чего ты хочешь? Какая тебе в пас корысть?" - говорили они.
К вечеру мюриды устали до изнеможения. "Здесь
Мюриды, остановившись, с изумлением взирали на него. Ни в учении Фазла, ни в других источниках они подобной мысли не встречали. Откуда у халифа, пленявшего всех силон своего ума, такая нелепая и странная мысль? Не помутился ли у него рассудок?
Растерявшись от неожиданного крика, мюриды смотрели то на Насими, то на выраставшие из земли силуэтам, медленно движущиеся к ним.
"Смерть - это тоже плод ложной веры и невежества! Не ведая о движении и изменениях во вселенной, человек не ведает об изменениях в самом себе..." начал Насими свою проповедь о человеке и вселенной, и мюриды, сознавшиеся потом ему в своих сомнениях, слушали его до утра не менее зачарованно, чем толпа смертников.
... Объясняя, в посольском покое изумленному Ибрагиму причину и природу их выносливости, которую шах назвал нечеловеческой, Насими, в сущности, повторил проповедь, произнесенную некогда в Ущелье ада.
– Если бы человек изучил природу творящих частиц в своем теле, то он, подобно своему творцу - вселенной, и сам бы достиг вечности, - говорил он.
Необычная речь и кипение искр в глазах уже не казались Ибрагиму дьявольщиной, хоть и по-прежнему внушали удивление. Он приказал оказать послам врачебную помощь, и личный лекарь шаха перевязал им раны. Личный тазоносец и личный водолей шаха подали им умыться, после чего принц Гёвхаршах повел их в ярко освещенный множеством свечей в люстрах и шандалах тронный зал. В коридорах по пути их следования кроме телохранителей стояли аскерхасы, и вслед за послами плотно прикрывались двери.
О чем говорилось в ту ночь за закрытыми дверями тронного зала, в летописях нет ни единой строки. Согласно порученной Фазлом строгой секретности и взаимному желанию шаха беседа велась без записей. В сущности, это было продолжение порученного Фазлом намаза перед Высокоименитым, и, по условиям намаза, Ибрагим обязался обеспечить Фазлуллаху и его мюридам безопасность на территории Ширвана; хуруфиты же, в свою очередь, обещали через посредство тайного мюрида Фазла, состоявшего на службе у эмира Тимура, уведомлять шаха обо всех важнейших событиях в стане повелителя, равно как и о настроениях его, укреплять связи шаха с начальником крепости Алинджа сардаром Алтуном и прибывшими к нему на подмогу правителями Шеки, Гянджи Шамхора и Тавуша, а также с аснафом Нахичевани и Карабаха Все это означало подготовку к войне против Мираншаха которую предполагалось начать в окрестностях Алинджи и затем двинуть дальше. В первые же дни войны хуруфиты общали поднять восстание по ту сторону Аракса, дабы свергнуть Мираншаха и посадить на тебризский трон Ибрагима.
После переговоров шах пригласил послов в пиршественный зал, но, отказавшись от угощения, хотя и отведав в знак уважения к союзнику знаменитого ширванского вина "рейхами", поднесенного им в золотых чашах самим шахом они поблагодарили его и тотчас ушли. Как ни слабы они были носче пережитого, в глазах их сверкал блеск большой победы.
После короткой встречи на тайной квартире с мюридами-гасидами мовлана Махмуд и раис Юсиф сели на коней и поспешили к месту укрытия Фазла, чтобы сообщить ему о результатах и вывести наконец из подполья, а Насими в сопровождении группы мюридов, которым Юсиф открыл вновь назначенное место жительства Устада, поехал туда. Одновременно с ними во все ремесленные общины отправились гасиды чтобы сообщить о результатах намаза Сеида Али перед Высокоименитым и порадовать сердца новыми рубаи Насими.