Судья
Шрифт:
Точилин не ответил, хмуро разглядывая два выпуклых шарика.
— У меня и так работы выше крыши, — продолжал Толя. — Кроме твоего Нестерова, на мне еще десять трупов висит. Начальство душит. Телефон обрывают. Со всех отделений звонят. Всем нужны результаты, все, как дети малые, требуют: «Давай, давай, давай…» Дай-подай! Хоть бы одна сволочь бутылку поставила.
— Извини, Толя, — рассеянно ответил Точилин, оглядываясь в поисках сосуда, в который можно положить глаза. — Дело важное, сам понимаешь.
— … А Толя на
— Ну хватит! — неожиданно услышал Быстров свой раздраженный голос. — Не ной. Можно подумать, мы ерундой занимаемся. Нам тоже нет никакой радости все время зависеть от вас. Лебезить перед тобой и твоими дружками. Хватит, попили нашей кровушки!
Он шагнул к Точилину, не замечая обиженного взгляда Толи.
— Ну что, Саша? Какие соображения? Что это может значить?
Точилин наконец нашел взглядом стеклянный сосуд на столике в углу, возле умывальника. Сосуд предназначался для мочи, слюны, крови и спермы, но еще ни разу не использовался.
— Послание, — сказал он, хватая сосуд (игнорируя при этом возмущенные возгласы эксперта). Наклонил над сосудом ладонь. Пластмассовые шарики с забавным стуком упали на дно. — «Вы слепы», что-то в этом роде.
Следователь поставил сосуд на середину стола.
Сложив на груди руки, смотрел на него. На лбу Точилина пролегла складка. Продолжающего возмущаться Толю он не слушал.
Быстров почувствовал восхищенную зависть к Точилину, который мог назначать экспертизу. И назначал ее всегда, плюя на загруженность криминалистов работой, имея полное право не лебезить перед ними. Тогда как Быстров и другие опера были в полной их власти. И эксперты этой властью пользовались, заставляя платить дань в виде шоколадок, конфет, спиртного, позволяли себе орать на сотрудников. Особенно бабы этим отличались.
Толя, наконец, замолк, осознав, что Точилин его уже давно не слушает.
Следователь поднял глаза.
— Что с тем пареньком?
— С каким?
— С дежурным. Которому убийца конверт передал.
— В больнице. Ничего не помнит.
Точилин нахмурился. Лицо и вся его поза выражали напряженную работу мысли.
— Ну что, господа? — кашлянул Толя. — Я надеюсь, все? Можно заняться настоящими делами?
Точилин подошел к нему, на ходу стягивая перчатки. Положил ладонь эксперту на плечо.
— Толя, — веселым тоном сказал он. — Звони в морг.
— Чего? Точила, ты совсем охренел?
— Звони, — с улыбкой сказал Точилин. Глаза его жестко блестели.
— Не буду я звонить! Надоело ради тебя людей беспокоить. Ты один в целом свете, что ли?
— Толя, — Точилин похлопал эксперта по плечу. — Не забуду.
— Знаю я, как ты «не забудешь»! — сказал Толя, тем не менее, поднимая трубку телефона. — Умотаешь в свой Новгород, и поминай, как звали!
Его помощник, отключив камеру, спросил:
— Я свободен? Можно сворачиваться?
Точилин
— Нет. Поедешь с нами. И фотоаппарат захвати.
В морге сонный, раздраженный паталогоанатом откинул простыню.
Быстров выругался.
Мертвый, уже начавший разлагаться Нестеров смотрел в потолок черными ямами глазниц, в которых застыло выражение ужаса.
— Где глаза?! — заорал Точилин.
— Где-где, — сказал паталогоанатом. — В Караганде. Ну че, закрывать?
Точилин подскочил к Быстрову.
— Вова, ты снимки с места преступления видел?
— Копии, — ответил Быстров. — Они же у тебя должны быть. Тебе не передавали?
— Нет. Они остались у Стеклова.
— Ты ему не звонил?
— Я не могу до него дозвониться. Он в отпуске. Материалы вовремя не подготовил. Ты скажи, на фотографии глаза у Нестерова были на месте?
— Да я не помню… Да, были. Точно, были.
— Э, — подал голос помощник эксперта. — Мне-то че делать?
— Снимай его, — Точилин указал на труп. — Со всех ракурсов.
Пожав плечами, молодой человек снял с шеи фотоаппарат. Начал настраивать объектив.
Точилин позвонил Инне. Через час она приехала — всклокоченная, ошеломленная.
— Что такое, господа? — спросила она, входя в мертвецкую. Поморщилась. — О, как мило!
Точилин взял ее за руку, отвел к стальной постели, на которой лежало, накрытое простыней, тело дяди.
Снова отогнули простыню. Инна побледнела, отпрянула.
— Видите? — сказал Точилин.
Инна потрясенно кивнула.
— Что вы можете сказать по этому поводу? — спросил Быстров. — Как вы это объясните?
Инна, переводя взгляд с одного на другого, покачала головой.
— Я не знаю, — сказала она.
Глава 11. Разлученные смертью
Артем поднимался по лестнице на четвертый этаж, наслаждаясь ощущением легкости в каждом члене своего сильного, крупного тела.
Восемь часов он с напарником развешивал на крючьях свиные туши, а потом заворачивал их в целлофановые мантии, но чувствовал себя бодрым и свежим. Наверное, все дело в обволакивающим утробу цеха запахе сырого мяса. Да и тяжелый дух крови пьянит.
К тому же мысли об Оле снимали всякую усталость.
Они поженились четыре месяца назад, и до сих пор Артем не имел повода жаловаться. Стерва она, конечно, порядочная. Работает воспитательницей в детском саду, и каждый вечер выливает на голову любимого мужа свою злобу. Все дети у нее тормоза, а родители — «самые настоящие уроды». Но тело у нее отличное.
На лестничной клетке третьего этажа Артему пришлось отвлечься от своих радостных мыслей, поскольку он оказался в полной темноте. Лампочка разбита. И на четвертом этаже тоже. Матерясь, он нащупал перила и начал медленно подниматься по ступенькам.