Судья
Шрифт:
Я молчал. Он внимательно изучал мое лицо.
— Ты сделал благое дело, Павел.
— Да ничего я не сделал! — вскричал я.
Руслан улыбнулся.
С минуту мы смотрели друг другу в глаза.
— Не заставляй меня делать это еще раз, — сказал я. — Я не могу. И не хочу. Это слишком… великая ответственность.
Руслан отвернулся. Положил ладони на руль.
— Поехали в гостиницу. Тебе нужно отдохнуть.
По дороге он, будто невзначай, сказал:
— Идет Война между Светом и Тьмой. Она уже началась.
Несколько секунд я молчал, глядя на свои сжатые в кулаки руки.
— Такого я больше делать не стану. Никогда.
Руслан кивнул, глядя на дорогу.
— Я тебя об этом не прошу. Но ты можешь дать людям надежду.
Мы приехали в гостиницу, и до утра не вспоминали об этом разговоре.
А потом начали работать. Делать дело.
Нам сдали в аренду помещение в одном из торговых центров. Здесь уже полтора года проводили религиозные собрания. В этот вечер собралось народу 200 человек. Мы оборудовали деревянный помост под некоторое подобие сцены, с микрофоном и всей необходимой аппаратурой.
Я стоял на сцене. На мне белый балахон, на шее сверкающий амулет. Рядом в аналогичном облачении Андрей. Руслан, в деловом, притулился в углу.
Забитые, нуждающиеся, просто потерявшие надежду рассаживались на грубо сколоченных скамьях. Многие с детьми.
Руслан подошел сзади, шепнул на ухо:
— Все нормально?
— Почему их так много?
— Это только начало, брат. Дальше-больше.
Я без особого энтузиазма кивнул.
Руслан выступил вперед.
— Братья и сестры! Я надеюсь, все вы пришли к нам с чистым сердцем и добрыми помыслами. Всем удобно?
— Да! — послышалось с разных концов зала.
— Светло? Тепло?
Кивки, смешки, возгласы. Парень в кожаном с жвачкой во рту:
— А концерт будет?
— Будет, — весело объявил Руслан. — Но под нашу дудку.
Смех. Лидера проверили. Можно расслабиться.
— Мы же со своей стороны надеемся, вы будете добры друг к другу. Обещаю, наше собрание пройдет в атмосфере равенства, братства и миролюбия.
— А женщин здесь не обойдут?
— К женщинам мы проявляем особое уважение.
Гул. Перешептываются, смеются, подсаживают поудобнее детей.
— Один из братьев пришел к вам сегодня для духовного общения и наставничества. Я верю, что вы отнесетесь к нему с присущей вам душевной теплотой и участием. Порукой тому наша любовь к вам.
Они захлопали.
— Удачи, — шепнул Руслан.
Я вышел вперед. Никогда я не выступал перед столь многочисленной аудиторией.
— Здравствуйте, друзья. Спасибо, что пришли.
— Как вас зовут? — началось. Конечно, женщины.
— Юрий, — сказал я. Подсказка Руслана. Он настоятельно советовал не пользоваться настоящим именем.
Толпа загудела.
— Я попрошу вас встать и взяться за руки.
Женщины подчинились, подтягивая мужчин и
— Почтим молитвой тех, кого нет с нами. Тех, кто погиб, и тех, кто погибает сейчас. Всех нуждающихся, страдающих, невинно осужденных. Всех жертв концлагерей, репрессий, и членов их семей. Всех несчастных влюбленных. Всех, кто сейчас умирает от рака. Вспомним невинную кровь, пролитую на иерусалимской земле две тысячи лет назад. Пусть их глаза, скрытые тьмой, не будут нам укором. Ибо в нашей великой радости есть и толика печали.
Я встал на колени, сложил ладони перед собой, прикрыл глаза. Прочел „Отче наш“. Зал наполнился нестройным хором тихих голосов.
Довершив молитву, я встал. Люди сели. На лицах некоторых я заметил просветление. Иные плакали.
— Теперь, друзья, позвольте поднести вам чай и бутерброды.
Я подал знак Андрею. Он открыл дверь, в зал со сцены вышли девушки в накрахмаленных передниках. На подносах стаканы с горячим чаем, ломтики лимона, бутерброды с сыром и копченой колбасой.
— К сожалению, мы не предвидели, что у нас так много друзей. На всех не хватает, но я верю, что вы поделитесь друг с другом. Никто не должен быть обойденным.
Кое-кто (некоторые старики и скептики из мужчин) отказывались, качая головами. Остальные приняли угощение с удивлением и благодарностью, все без исключения делились с ближним. Кому не хватало доброты сердца, помогал страх осуждения. Я подметил парня, скромно притулившегося в углу, который взял с колбасой и не поделился. Но и сам не съел. Я решил, он не жадина. Просто застенчив.
Я поднял руки, гул затих.
— Я думаю, у некоторых из вас имеются вопросы. Время есть, задавайте.
Мужчина в синем деловом костюме с красным галстуком поднялся.
— Скажите прямо, зачем мы здесь? У меня назначена в восемь важная встреча. Не хотелось бы опоздать из-за надувательства.
Я открыл рот, чувствуя, земля уходит из-под ног.
Руслан выступил вперед.
— Я не знаю, зачем мы здесь, но скажу, зачем здесь вы. Ваше сердце очерствело. Вы потеряли веру. Вы убиваете в себе чувства и с недоверием взираете на мир.
Хомо бизнес возмущенно пропыхтел и сел на скамью. Почувствовал в Руслане нечто родственное, но более сильное. Руслан обвел зал взглядом.
— Мы здесь никого не надуваем. Надувают все: правительство, рекламщики, Папа Римский (смех) — кто угодно, только не мы.
Он кивнул мне (и незаметно подмигнул), отошел вглубь сцены. Проходя мимо, шепнул:
— Всыпь им ремня, Паша.
Я посмотрел в зал. Женщина в джинсах и желтой в черную полоску блузке подняла руку. Я кивнул.
— Что вы собираетесь нам рассказать?
Я улыбнулся. Женщина покраснела.
— Чтобы вы не решили, что мы гонимся за дешевыми сенсациями, начну с простого. Сегодня я расскажу вам, что такое душа.