Судья
Шрифт:
Грешникам же и раскольникам все прочее: болезни, одиночество, измены, отчаяние, СПИД, наркотики и неотвратимая гибель.
Такова главная заповедь: любишь — люби, и будешь любим. Любит ли мужчина женщину, женщина — мужчину, или мальчик женщину, или девушка старика, мужчина мужчину, женщина — женщину — да будут верны душой и телом. Ибо должно отдаваться целиком. Не будь отступником и не верти головой по сторонам. Сделав выбор, сожги мосты.
Грешник подобен строителю, воздвигшему дом из песка и фекалий в центре шторма: обрушится дом, и останется на месте том болото зловонное и прах смердящий.
Праведник
Я замолк, переводя дух. Люди зашевелились, заерзали на жестких сиденьях.
Я же презирал себя. Я ведь рассказывал об Иисусе, и сам как бы выступал от имени Иисуса. Господь стоял у боковой дверцы за сценой, где обычно стоял Андрей, и вслушивался в каждое слово, которое я пытался отдать людям. А я всей душой чувствовал, как убога моя духовность, какой я еще щенок.
Я прошел сцену, по ступеням спустился к просветленным лицам. Глаза — удивленные, жадные, задумчивые — распахивались навстречу.
Я обходил ряды, сосредоточенный и плавный. Я чувствовал их веру и сомнения, страхи и надежды, пропускал через фильтры сознания, как сигаретную дрянь в легких.
Я споткнулся, словно долбанулся лбом о низкую притолоку. В пятом среднем ряду с краешку сидела женщина с семилетним сыном на коленях. В один призрачный миг мне почудилась Таня — прекрасная, гордая, неприступно-холодная. С собранными в хвост темно-русыми волосами. Ребенок на коленях у женщины имел ангельские глаза цвета океанских глубин. Редкий оттенок. Мой оттенок. Нежные пальчики сжимают красного леденцового петушка. Оба смотрят на меня. Богоматерь — с насмешливой улыбкой, мальчик-Иисус — с испуганным любопытством.
Я моргнул два раза. Почудилось. Не те, не там и не тогда.
Облизнув губы, я рек:
— Мы живем не в мире внешних событий. Жизнь реальная — лишь бледная тень того, что внутри. Мы живем в себе. Каждый в собственном сне.
Вот вы, женщина с сыном на коленях… какой красивый мальчик… вы так прекрасно смотритесь вместе… жаль, нет фотоаппарата (закругляйся, идиот!). Вы видите то, чего я не вижу — сцену, стены, потолок — у меня за спиной. Я вижу то, чего вы не видите — этих добрых людей позади вас, вашу красоту. Вы видите по-женски, у меня мужское зрение.
Когда вы только пришли сюда, этот зал был чужим и непознанным — вы видели его настоящим. Сейчас вам все кажется родным, но вы его не познали. Вы его придумали, подогнали под собственные представления. Мы находимся в разных „залах“. Сколько здесь людей, столько и „залов“. Мы не на одной планете, и даже не в одной Вселенной.
Взгляд матери стал задумчивым. Она кивнула.
Я прошел вглубь, заглядывая в глаза — иначе львы меня растерзают.
— Вокруг нас сказочный мир, сотканный из света, чувств, желаний. Миллионы иных, никогда нами не познанных внутренних миров. Мы черпаем энергию не от Солнца, как цветы, не от еды и отдыха. Мы подключены к невидимому духовному источнику. И эту, данную нам свыше энергию, эту святую воду любви и добра нельзя тратить на бесконечные ссоры и склоки. От этого страдает душа. Вода — вот этот источник. Но она не стоячая, а проточная. Непрерывно струящийся через наши каналы поток
Знать об этом источнике. Видеть его, чувствовать — в себе и других людях — наша святая обязанность и наша священная привилегия. Источник всего, в том числе этого сердца и этих слов.
Преступниками и убийцами нарекаю я тех, что не признают света, отвергают его, изображая кирпичную стену и строя преграды. А порой так поступает каждый из нас.
Мы не должны озлобляться, не должны мстить, отвечать ударом на удар, умножая Зло — иначе уничтожим все.
Наше тело, земное требует своего. А еще страх осмеяния, страх показаться слабым, жажда власти, лидерства, — она есть в каждом!
Но человек принадлежит двум мирам. В этом его красота и уникальность. Наша энергия — не от земли, никакой, даже самый тяжелый и грязный труд не способен ее исчерпать.
Земное есть в нас, оно требует побеждать других. Но в нас есть и Свет.
Разве это не величайший Дар? Мы — короли, дети божьи, и разве наша власть (она есть у каждого!) не выше всего? Всей грязи, что творится здесь, на земле?
Сила удара — ничто. Было бы глупостью восхищаться ею — слышите, вы, все битые и бьющие? Она, в отличие от любви и добра, ничего не создает, не преумножает, не соединяет.
В нас есть что-то, никак (благослови Господь!), не связанное ни с инстинктом жизни, ни с материнским, ни половым. Станем ли сеять тлетворение?
Любящие земное получат свой кусок мяса. И возрадуются, и уверуют в праведность свою. Однако наступит срок, когда придут иные — из сточных канав и глухих подъездов, и скажут: „Ваше время истекло!“ И цари земли будут низвергнуты во тьму внешнюю. И послышатся стенания и скрежет зубовный!
Или не слышали вы, что рек Спаситель: „Камень, который отвергли строители — тот самый сделался главой угла!
И многие из первых будут последними, а многие из последних — первыми“.
Так говорил Христос, так говорю Я: „Блаженны все изгои и отшельники, ибо станут королями, и будут жить счастливо в семьях своих.
Но горе вам, о которых все говорят хорошо! Ибо жизнь мира есть гибель Духа; то, что во тьме Свет, для Света — Тьма!“
Мир материальный будет разрушен, вместе с законами, которые он нам диктует. Кто строит замок на зыбучих песках?
Я глядел на них с помоста. Сердце радостно колотилось. Никогда еще мне не было так хорошо. Я был… чист. Слова, что я говорил, не были моими, и говорил их не я, Некто более могущественный.
Одни за другими, прихожане вскочили со скамеек. Женщина с черными волосами, тронутыми сединой, подбежала к краю сцены. Я отшатнулся. Женщина со странным волнением в увлажненных глазах перегнулась через край сцены, где ходили в грязных ботинках, и кончиками пальцев попыталась коснуться меня. Но ухватила лишь край белого шелкового балахона. Ее глаза взирали на меня с благоговейным восхищением, как, верно, никогда не глядели на мужа или детей.
Я отступил, ткань балахона выскользнула из ее пальцев. Женщина, не отрывая глаз от моего лица, беззвучно шевелила губами. Ее усталое, рано покрывшееся морщинами лицо исказилось.