Судья
Шрифт:
— Риск? — Бубнов вскинул голову, голубые глаза сверкнули. — Риск хорош, когда он оправдан. То есть когда ты можешь просчитать последствия. То, о чем ты говоришь — фальстарт. Если мы выстрелим сейчас, попадем мимо цели.
Баринов молчал, с ненавистью глядя в эти холодные глаза.
Партнер тронулся. О затишье сейчас не может быть и речи. В бизнесе нет остановки. Деньги — как проточная вода. Они должны находиться в обороте, работать, течь через банки, а не лежать мертвым грузом на депозитах. В этом случае проток превращается в болото, воняющее до небес. Деньги должны приходить в руки и тут же уходить из рук, обращаться в капитал, землю, недвижимость,
Бубнов не знал о трех грузовиках, которые уже едут по трассе в Высокие Холмы. В грузовиках везут коробки с бытовой химией — порошки, моющие средства, аэрозоли. В каждой третьей коробке стирального порошка — не совсем стиральный порошок, даже совсем не стиральный порошок. И этого «порошка» набирается столько, что, если сбыть его в кратчайшие сроки, можно отойти от дел и до похорон снимать пенки. Жить тихо, мирно, богобоязненно.
Самая крупная партия за последние десять лет. В обычных фурах, которые едут по федеральной трассе под носом у государства, прямиком через посты. А чего стесняться? Водилы — приятные, улыбчивые парни. Может, даже чуток пьяные — чтобы было к чему прицепиться. Коробки с Самым Главным — в глубине. Даже если устроят проверку, никто не будет вскрывать все коробки — слишком ленивы. И вообще, постовые — ребята миролюбивые, проблемы им не нужны. Утечки информации не было, а значит, наверху стучать кулаком по столу не будут. А если начальники спокойны, то и подчиненные глядят вполглаза.
И вот теперь все рушится. Рушится прямо на глазах. Если бизнес затормозить, то вода перестанет течь, и дерьмо всплывет наружу. Может быть проверка — Вадим, сука, подсобил. Шерстить будут его, а кто следующий? За последние пять лет держава сильно обнаглела. Медведь выполз из берлоги и зарычал. Пока рычит, но может и цапнуть. Придется лечь на дно, и товар сбыть не удасться, а держать его еще опасней — как на раскаленную печь голой задницей сесть. Товар нужно толкать раньше, чем получил — чтоб и глаза твои его не видели. И уже наобещано многим и многим товарищам, которые знают других товарищей, а те знакомы еще с какими-то приятными людьми. Приятные люди, в свою очередь, через стенку — чтобы не видеть лиц, не смотреть в глаза! — перекидывают пакеты «порошка» тем, кто и будет его толкать. И — дать задний ход? Оборвать с таким трудом налаженные многолетние связи, похоронить целую систему, закупорить аорты? Упустить момент, что есть ошибка роковая и непростительная. Начинать все сначала — да на это жизни не хватит, да и кто знает, где завтра будем?
Баринов вздрогнул.
— Прости. Ты что-то сказал?
— Нестерова. Найди мне Инну Нестерову.
Баринов кашлянул.
— Я ищу. Она не выходит на связь.
Бубнов откинулся в кресле. Пожевал губами.
— Я, дурак, Илью выгнал. Он бы вмиг разыскал. Инна бы на свист прибежала, как сучка дрессированная.
— Да на что нам эта бестолочь?
— Инна молода. Молодость — это будущее. Будущее нашего дела. Вадим, сучонок. Не уберег
Бубнов на секунду как будто заснул. Встрепенулся, зыркнул из-под седых бровей.
— Инна должна стать партнером. Должна быть в доле. Руководить фирмой. Выйти замуж и нарожать наследников.
— Петрович, ты же знаешь Инну. Она ни на что не годна. Она не выйдет замуж, никого не родит. Она на игле сидит. Хорошо, если до зимы протянет.
— Ерунда! Не хочет — заставим. Кочергой припугнем (Бубнов хохотнул). С кем она контачила в последние месяцы?
Баринов вздохнул.
— Есть один подозрительный тип. Соперник Ильи.
— Что в нем подозрительного?
— Да как сказать? С какой стороны ни крути, он Илье никакой не соперник.
— Кто он?
— Покровский Павел Юрьевич, школьный учитель, наследник Катерины Дубровской, в начале века был связан с религиозной сектой «Церковь Любви»…
Бубнов раздраженно дернул щекой.
— Ну, затараторил! Что ты мне лекцию читаешь? Я же тебя не порт-фолио на него спрашивал!
— А что же тогда?
Бубнов грохнул кулаком по столу.
— ЧТО ОН ЗА ЧЕЛОВЕК? ИЗ КАКОГО ТЕСТА?
Он достал пузырек, высыпал таблетки, сунул под язык. Баринов поспешно плеснул воды из графина. Сел в кресло. Утер пот платком.
— Выкладывай, что знаешь.
— О Покровском ничего точно не известно, но ходит много слухов.
— Слухи? К черту! Никогда не слушай, что говорят люди. Люди ничего не понимают. Они называют смелыми поступки, совершенные под влиянием страха, а храбрость считают глупостью. К тому же, когда люди говорят о ком-то или о чем-то, они на деле рассказывают о себе. С кем он дружит?
— С детьми.
— С детьми, — Бубнов нахмурился. — Каков из себя?
— Мужчина средних лет, невысокий. Привлекательный, но не смазливый. Угрюмый нелюдим, одиночка. Когда улыбается или смеется — совсем другое лицо. Шутки любит злые.
Глаза темно-синие или голубые — в зависимости от настроения. Взгляд отталкивающий. Говорит мало, всегда только самую суть дела. Деньги и люди его не интересуют.
— А что его интересует?
— Сергей Петрович, я не знаю. Это не человек, а какой-то труп ходячий.
— Возможно, его интересует правда, — проговорил Бубнов, глядя на поверхность стола. — Когда у человека нет денег и семьи, он со скуки начинает интересоваться правдой. Есть еще что?
— Друзей не имеет, зато врагов хоть отбавляй. Среди них — Дубровский и Точилин.
Бубнов посмотрел Баринову в глаза.
— Спасибо, Георгич. Это хорошая характеристика. Теперь мне про него все ясно.
Бубнов встал, одернул лацканы пиджака. Взглянул на часы.
Баринов вскочил, словно на кнопку сел, обошел стол, протягивая для рукопожатия клешню.
— Найди Инну, — сказал Бубнов, пожимая клешню и глядя прямо в глаза. — И принеси мне на блюдечке. С голубой каемочкой.
Валерий Георгиевич кивнул.
Когда закрылась дверь, побагровел. Поднял кулак и показал двери.
— Вот тебе! Выкуси!
Тяжело дыша, опустился в кресло.
Снег перестал.
Илья стоял посреди роскошного офиса, недоуменно разглядывая торговые сертификаты на стенах. За столом утопал в кресле маленький человечек с лицом выдры.
— Садись, Ильюша. В ногах правды нет.
Он овладел собой. Сел напротив.
— Ошибаетесь. В ногах вся правда и есть.
— Как так?
— Когда человек испытывает страх, первым делом у него начинают дрожать коленки.
Баринов сухо улыбнулся.