Суер
Шрифт:
(ПЬЕСА)
БАСОВ.
– Ты ль это предо мною, Гена?
ГЕНА.
– Да, это я. Иду с рентгена.
БАСОВ.
– Туберкулез?
ГЕНА.
– Да нет, пустяк.
Ходил просвечивать костяк.
Вот погляди на пленку эту.
Что видишь?
БАСОВ.
– Признаки скелету!
Ужели этот строй костей
Твоих вместилище страстей?
ГЕНА.
– Да, это так!
Зимой и летом
Я этим пользуюсь скелетом.
БАСОВ.
–
Широкой надо быть натурой!
Пойдем в киосок "Вина-Воды",
Ведь протекают наши годы!
ГЕНА.
– Да, все течет!
И с каждым летом
ВМЕСТЕ.- Все больше шансов
Стать скелетом!
С этими мрачными словами други - а назвать их можно было только так други!
– обнявшись, удалились за каменные кулисы.
Бурные аплодисменты потрясли фрегат, многие плакали, щупали друг другу кости, пробовали на прочность лбы и колени.
Великие артисты много раз выходили на поклон, выскакивали с книксенами в коленах.
Мы просили сыграть спектакль еще парочку раз, и они с наслаждением его повторяли, причем каждый раз играли все лучше и лучше, и на восемнадцатый, по-моему, раз заключительные строчки:
"Все больше шансов стать скелетом!" - орали уже в диких конвульсиях, подающих, правда, надежду на скорую встречу с кагором.
Наконец Басов сказал:
– Мы можем разыграть еще один спектакль, только бабу нужно. У нас в труппе была заслуженная артистка, да теперь играет в театре Советской Армии. Савельева Рая. Не видали? У вас-то на корабле есть хоть какая баба?
– Да есть одна, в одеяле завернутая. Ни за что не согласится.
– Это в артистки-то сходить не согласится?
К удивлению, мадам Френкель действительно выперлась на палубу, в -одеяле женского цвета, в клеточку, усыпаннуюконскими каштанами. Одеяло это элегантно подчеркивало ее многообразную фигуру.
– Перебирайтесь на берег, мадам.
– Да ладно, чего там, я и отсюда сыграю.
– Да ведь надо выучить роль.
– Знаем роль. Я этот спектакль сто раз видела, правда, в постановке Петра Наумовича.
– Как, вы знаете великого Фоменко:
– И не один раз, - с достоинством ответила поднаторевшая на "Лавре" мадам.
И они сыграли спектакль. Басов на своей скале, Гена своей, а мадам на палубе нашего фрегата.
Глава LIX. Судьба художника
Начал дело Гена, который, как мы поняли, был великий мим.
Во всем спектакле он не сказал ни слова, ибо изображал великого художника. Это была немая преамбула, чистая пластика, шарм.
Он писал картину, накидываясь на холст, ломая кисти,
скрипя зубами,
тщательно
на палитре, сипел,
хрипел,
смазывал изображенное пятерней,
взъерошивал волосы, глядел на холст в кулак,
поворачивался к картине задом и глядел на нее между ног,
тер картиной землю,
с дикими скачками, гримасничая и кривляясь, выл, когда получался удачный мазок,
рвал на себе волосы от малейшей неудачи,
пытался повеситься на мольберте, но срывался,
много раз плакал,
разрезал холст, но потом все аккуратно заштопал, хохотал от счастья и катался по земле от восторга, снова все затирал и начинал сначала,
закалывался кистью,
грыз палитру,
мочился под мольберт,
отбегал от картины на пять шагов и, зажмурившись,
кидался на нее,
растопырив кисти, как бык рога,
в общем, это был тяжелейший поединок гения и культуры.
Наконец он отошел от картины, опустив голову.
Он победил, он выиграл великий поединок.
С этого момента и началось то, что можно написать в виде
БАСОВ И ЗОЯ
(ПЬЕСА)
БАСОВ.
– Под вечер на лугу
Усталый Верещагин
Кисть опустил
И сделал шаг назад.
ЗОЯ.
– Кисть опустил
Усталый Верещагин
И сделал шаг назад
Под вечер на лугу.
БАСОВ (раздражаясь,).
– Да, шаг назад!
Но, Боже! Сколь
огромный
Обычный шаг назад
Дал миру скок вперед!
ЗОЯ (восторженно).- Обычный шаг назад,
Но, Боже! Сколь
огромный
Тот шаг назад
Дал миру скок вперед!
БАСОВ.
– Слова мои, зараза, повторяешь?
Ты вдумайся в значенье этих слов!
ЗОЯ.
– Дай мармеладу, Басов!
БАСОВ.
– Мармеладу?
ЗОЯ (твердо).
– Да, мармеладу!
БАСОВ (гневно).
– Мармеладу дать???!!!
ЗОЯ (к публике).
– Он мармелад для женщины жалеет!
БАСОВ.
– Ты что сказала, стерва? Повтори!
ЗОЯ.
– Под вечер на лугу
Усталый Верещагин
Кисть опустил
И сделал шаг назад.
И снова шторм аплодисментов, крики "браво" с ударением на оба слога и комментарии:
– А ведь не дал мырмилату (Чугайло).
– А чего она повторяет! Думай сама! (старпом)
– Я бы дал, если б она дала! (Фалл Фаллыч)
– Кисть рано опустил (Суер).
– Но все-таки Верещагин сильно писал черепа! Молодец! (Петров-Лодкин)
Пока мы все так комментировали, на сцене разыгрался второй акт.