Сулла
Шрифт:
Как было предусмотрено в начале 88 года, каждый ушедший в отставку консул должен был взять на себя командование: Квинт Помпей Руфин замещал Гнея Помпея Страбона во главе армии в Италии для ведений операций по очистке, заканчивая Союзническую войну, в то время как Сулла отправлялся на Восток. Если последний действительно взял направление на Грецию, то для Помпея Руфина история заканчивается здесь: он отправился в свою армию и созвал ее на собрание. Помпей Страбон держался несколько в стороне, как если бы стал частным лицом, чуждым военным делам. Солдаты приблизились к своему новому командиру, кажется, чтобы лучше слышать его, и, оттеснив таким образом от офицеров, убили. Войска начала охватывать паника, но сразу же вмешался Помпей Страбон: осуждая убийц за то, что те подняли руку на консула, он дал понять своим войскам, что репрессий не будет, если они снова подчиняться его командованию.
Неизвестно, был ли Сулла осведомлен об этом трагическом событии, направленном на сохранение командования италийской армии за Помпеем Страбоном. Во всяком случае, он не мог больше вмешиваться: следить за законностью было обязанностью новых консулов. Но быть
ГЛАВА III
КРОВЬ ВОСТОКА
Враг римского народа, против которого вскоре наконец должен выступить Сулла, был опасен как никогда. Его власть распространялась теперь почти на весь Восток. Правда, первое время он вел политику филантропа, разрешив воинам, которых он брал в плен во время военных операций в Вифинии, беспрепятственно возвращаться домой, иногда даже снабдив их провизией, в которой они так нуждались. В то же самое время в дополнение к либеральной политике его пропаганда стремилась ассоциировать его личность с образом Александра Великого, одной из основных добродетелей которого, в самом деле, была филантропия для греков, римляне же называли это великодушием. Стремясь походить на великого македонца, он повторял излюбленные жесты последнего. Расширил границы права убежища в храме Артемиды в Эфесе, которые Александр установил в пределах полета стрелы, выпущенной от угла верхней террасы храма; он тоже поднялся на эту террасу и выпустил стрелу дальше, чем это сделал Александр. Он предоставил городу Апамее деньги в сумме сто талантов для его восстановления после землетрясения: то же сделал когда-то македонянин. Замечено, что монеты, выпущенные в это время, несли изображение, которое граверы стремились приблизить к облику Александра. И затем последним, несомненно, доминирующим в убийстве италиков элементом понтийской пропаганды было предложение поделить имущество италиков, что, конечно, было равносильно уничтожению контрактных долгов этим людям: греки усматривали в этой мере первый этап в установлении нового общественного порядка, основанного на справедливости и равенстве.
Но Митридат опасен был также обширностью территорий, которые контролировал и откуда мог черпать значительные силы; он, так сказать, аннексировал азиатскую римскую провинцию и царства Вифинию и Каппадокию, откуда изгнал царей Никомеда и Ариобарзана. Во главе своего царства Понт, которое простиралось тогда на все побережье Черного моря до региона Азовского моря (Palus Meotis — говорили древние), он поставил одного из своих сыновей — Фарнака. Ариарат, второй его сын, командовал мощной армией, задачей которой было подчинить Фракию и Македонию.
Другая его армия и значительный флот были под командованием его лучшего генерала Архелая, который уже присоединил к делу царя ахейцев и лакедемонян, почти всю Беотию и надеялся отобрать у Рима Фессалию; сам Архелай пытался подчинить Киклады и в общем плане все острова Эгейского моря. Другая азиатская армия, с Метрофаном во главе, разгромила Эвбею, район Деметриады и Магнесию. Что касается Митридата, прежде чем предпринимать поход по Средиземноморью он расположился в Пергаме.
В Косе жители оказали ему триумфальный прием. Именно там он смог прихватить значительную часть сокровищ Египта, спрятанных Клеопатрой III, когда два ее сына боролись за трон. К тому же на острове находился молодой Птолемей Александр II, внук Клеопатры, отца которого, Птолемея X Александра сверг с трона его собственный старший брат. Митридат отправил молодого человека в царство Понт, по официальной версии, чтобы предложить ему царское воспитание, а кроме того, несомненно, потому, что полезно было иметь при себе законного наследника египетского трона.
Несмотря на общее движение греков в пользу Митридата, он все же натолкнулся на незначительные очаги сопротивления:, родосцы были одним из них. Жители Родоса, к которым присоединились жители Ликии и Памфилии, так же, как все италики, которым удалось спастись из провинции, усилили защиту стен, оснастив их военными машинами, и порта; когда было объявлено, что Митридат близко, они снесли пригороды — попытка не дать возможности противнику воспользоваться ими. Выведя все свои корабли, со свойственной им гордостью, они пытались вступить в переговоры с флотом Митридата, чтобы он не приближался к их острову. Но с адмиральского судна в пять рядов гребцов (триста человек экипажа) Митридат, располагавший значительно большими силами, дал сигнал развернуться и предпринять маневр окружения. Увидев это, родосцы замедлили свое движение и, поняв, что не смогут избежать столкновения; вернули свои корабли под защиту порта, держа их постоянно готовыми для выхода, если представится удобный случай. И в самом деле им представился случай осуществить несколько атак и нанести поражение осаждавшим, среди которых самым унизительным было бегство двадцати пяти судов крупного тоннажа (два из которых были потоплены, а два вынуждены укрыться в порту Ликии, чтобы произвести ремонт) от шести маленьких, очень маневренных родосских суденышек, которые захватили врага врасплох с наступлением темноты. И в довершение несчастья адмиральское судно протаранило в результате ошибочного маневра один из своих кораблей, экипаж которого был хиосского происхождения.
Митридат очень рассчитывал на пехотное подкрепление, которому дал приказ догнать его на острове, чтобы взять Город приступом. Однако дело пошло не так, как он надеялся: шторм сильно потрепал торговые корабли, служившие транспортом для войск, и родосцы сумели воспользоваться этим, чтобы осуществить смертоносную вылазку против кораблей, на которых были, в основном, размещены больные. Таким образом они смогли захватить в плен 400 человек и повредить или уничтожить часть этих кораблей.
Но царь хотел, безусловно, подчинить Родос. Он положил много сил: приказал
Тогда Митридат отказался от идеи подчинить остров и укрылся на континенте, оставив своим генералам ведение операций, сам же занялся набором войск и изготовлением оружия, сводя счеты с теми, кого подозревал в симпатии к римлянам.
Однако если родосцы испытывали законное удовлетворение от способа, каким они оказали сопротивление царю, то в римском стане было мало оснований для оптимизма. В частности, Делос был менее счастлив в своем сопротивлении: под водительством некоего Орбия жители острова, к которым присоединились многие тысячи римских беженцев, решили отделиться от Афин, где Аристиону удалось создать превалирование фракции, благосклонной к Митридату, заставив таким образом часть тех, кто был склонен к верности Риму (и кто придерживался более консервативной и традиционной тенденции), покинуть Город и искать убежища у римлян. Так делосцы использовали афинские волнения, чтобы вернуть себе независимость, и пока сражались только с афинским флотом, все шло довольно хорошо. Зато сопротивление Архелаю могло быть только символическим, и произведенные последним репрессии были особенно кровавыми, убиты 20 000 человек, многие из которых италики. Архелай передал власть над островом Афинам и доверил Аристиону сокровища делосского храма Аполлона и 2000 человек для их охраны. Эта понтийская поддержка должна была к тому же позволить Аристиону заставить окончательно замолчать оппозиционеров, которые в самих Афинах еще выступали против сотрудничества с Митридатом.
В конечном итоге единственное серьезное противодействие царю шло от пропретора Македонии Гая Сентия и его легата Квинта Бруттия Суры. На самом деле Митридат оставил за собой союз с Фракийским царством, царь которого, Софим, развязал значительные операции в пограничной зоне, затем осмелел и углубил проникновение до Эпира, где его солдаты разграбили храм Зевса в Додоне. Но римский губернатор, располагавший хорошо организованными войсками непосредственно для ведения борьбы против фракийских набегов в Македонию, которые длились уже многие годы, смог отбить захватчика. Что касается Бруттия Суры, он был спешно отправлен задержать наступление варваров с юга и довольно хорошо преуспел. В морском бою он столкнулся с Метрофаном, когда последний только что опустошил Магнесию: потопил два его судна, захватив и уничтожив экипажи, что спровоцировало беспорядочное бегство азиатского флота при содействии попутного ветра. Тогда Бруттий выступил против острова Скиатос на севере от Эвбеи, который варвары превратили в свою базу и куда помещали трофеи; став хозяином местности, он распял всех рабов и отрубил руки всем свободным. Затем, получив пехотное и конное подкрепление из Македонии (1000 человек в общем), выступил против Беотии и напал в Херон ее на войска Архелая и Аристиона; сражение продлилось три дня без решающего превосходства с той и другой сторон. Все же Архелай и Аристион отступили, и римлянин использовал это, чтобы отойти и направиться в Пирей, который он занял.
Это сопротивление относительно мало известно военными успехами, больше — дипломатическими последствиями, к которым оно привело. В самом деле, Бриттий Сура не смог долго удерживать Пирей перед войсками своего противника, который только что получил значительное ахейское и лакедемонийское подкрепление; зато его позицию несколько улучшили греческие народности, оставшиеся ему верными, что побудило к большему благоразумию тех, кто еще не принял открыто сторону того или иного лагеря. Когда Луций Лициний Лукулл прибыл в Грецию с авангардом войск Суллы, Бруттий Сура со своими людьми отошел на Македонию. Сам Сулла вскоре высадился с большей частью армии: тотчас же греческие города направили к нему посольства просить у него помощи и убедить его в их преданности Риму. Конечно, в этом движении некоторой части Греции значительную роль сыграли его репутация исключительного полководца, которую он снискал, а также число легионов, бывших под его командованием и служивших мерилом значимости, которую Рим придавал этой войне: шесть легионов (даже те, с которыми он шел на Рим восстанавливать порядок) численностью около 36 000 легионеров, к которым нужно добавить италийскую конницу и вспомогательные контингенты. Но еще раз подвиги Сентиева легата уже заставили греков задуматься, и они колебались.
Первой заботой проконсула Суллы было обеспечить себя рекрутами из городов, с которыми Рим будет поддерживать связи; в обмен он предложил деньги, провизию и вспомогательные войска (в частности Фессалии и Этолии, которые менее пострадали от репрессий азиатских армий). Когда он таким образом укомплектовал личный состав вспомогательных войск и организовал тыловое обеспечение своей экспедиции, то выступил навстречу Архелаю. В Беотии почти все города выразили ему верноподданнические чувства, включая Фивы, которые раньше принимали сторону понтийского царя; политика двойной игры дорого стоила городам, с которыми обошлись сурово: половина их территорий была конфискована и в дальнейшем поделена между различными храмами, из которых проконсул реквизировал сокровища.