Сулла
Шрифт:
Если верить самому Сулле, взаимные потери подтверждали абсолютное превосходство, достигнутое римскими войсками, так как только десяток тысяч варваров смогли спастись с Архелаем в Халкиде — в сражении было убито или взято в плен более 100 000 человек из войск Митридата; с римской стороны не досчитались только 14 солдат и, как утверждают, двое заблудившихся были найдены на следующий день. Правда, эти цифры, взятые нами из составленного командованием рапорта, нужно использовать с осторожностью или с известной долей скептицизма. Однако следует отметить, что ввиду уже возможной победы в сражении и беспорядочного бегства, в которое бросились враги, принимая во внимание пересеченность местности, дело могло кончиться настоящей резней.
Сулла дал отдых своим войскам и быстро поднял легкое соединение, встав во главе его, чтобы преследовать остатки азиатской армии, но сбежавшие из сражения Архелай и его люди были далеко впереди и беспрепятственно добрались до
Когда Сулла вернулся к своей армии, он узнал о капитуляции Акрополя, где скрывался Аристион с понтийскими войсками, которые у него еще оставались. Он прибыл на место и приказал, чтобы все те, кто принимал какое-либо участие в установлении тиранического режима Аристиона или же замеченные в сотрудничестве с Митридатом, были уничтожены — начиная с самого Аристиона, конечно. Не бог весть что известно об этой личности, которую греческие источники рисуют в сатирическом ключе, потому что считают Аристиона единственным, кто ответствен за несчастья Афин: «Он был сплавом коррупции и жестокости; в его душе соединились и смешались все пороки и все плохие черты Митридата. В последнем кризисе он был как смертоносное бедствие для Города, который некогда прошел невредимым через многочисленные войны, тирании и усобицы. Медиум пшеницы стоил здесь тогда 1000 драхм, осажденные питались ромашкой, росшей вокруг цитадели, варили обувь и кожаные изделия, а Аристион проводил время в попойках и пирушках, бросая саркастические насмешки врагу. Он жил, не заботясь о том, что священная лампа Минервы погибнет из-за отсутствия масла…» Этому черному воспоминанию, сделанному Дионом Кассием, соответствует впечатление Аппия из Александрии о жестокостях, совершенных Аристионом для утверждения своей власти и избавления от проримлян, когда, приказав убить одних, других отправил к Митридату: «Он делал все это, хотя и изучал эпикурейскую философию. В подобных действиях он не был одинок: до него в Афинах Критий (ученик Сократа) и его подчиненные установили режим тирании так же, как в Италии пифагорейцы, а в других частях Греции те, кто известны под названием «Семь мудрецов» и взялся за управление государством, управляли с жестокостью и явились более страшными тиранами, чем деспоты, которые были до них. Отсюда подозрение ко всем философам: пришли ли они в философию из-за любви к добродетели, или обратились к ней, чтобы оправдать свою узурпацию власти и денег? Так, сегодня мы видим большинство из них, живущих в безвестности и стесненном состоянии, по необходимости прикрывающихся философией и с презрением отзывающихся о богатых и могущественных; вполне понятно, что действуя так, они меньше презирают деньги и власть, чем страстно их желают, и те, кто является объектом их атак, выказывают больше мудрости, чем они в своем направленном на них презрении».
Опыт государства философов, созданного в соответствии с желаниями Платона, был скорбным, даже кровавым: Аппий не говорит о том, что многие философы были причастны к резне италиков в 88 году или к установлению про-азиатских тираний. Таков случай в Адрамитионе, где академический философ, некий Диодор, не колеблясь, приказал задушить своих сограждан, враждебно относящихся к Митридату; также философ, ритор и историк Метродор из Скепсиса превратился в политического деятеля, женившись на богатой наследнице, присоединился к партии Митридата с таким рвением, что стал называться «Мизор» — тот, кто ненавидит римлян. Подобное фанатическое отношение могло только бросить тень на всю корпорацию, тем более что выбранная партия оказалась в конечном итоге побежденной, и неудивительно, что греческие историки с определенным удовлетворением рассказывают, как эпикуреец Аристион до смерти влачил жалкое существование.
Для римлян победа под Херонеей имела большое значение и осталась в истории как одно из высоких достижений оружия Республики. Немедленным же результатом этой победы для Суллы было приветствие солдат, которые присвоили ему титул императора. Командующий армией косил его до конца своей магистратуры или, бывало, до празднования своего триумфа; в эпоху Суллы титул имел особое значение (которое к тому же не прекращало возрастать до появления Цезаря, который присоединил его к своим титулам); он отмечал признание всей армией исключительного
Особая торжественная церемония уничтожения вражеского оружия явилась для него случаем выразить благодарность богам — Юпитеру и Марсу. Собранное в кучу, оно было сожжено, после чего, надев венец, он провел ритуал уничтожения темных сил врага, еще оставшихся в его оружии. В религиозном контексте нужно вспомнить, что Сулла организовал в Фивах сцены игр в ознаменование своей победы — но судьями на них были греки из других городов, потому что он не простил жителям Фив их расположения к Митридату (и к тому же он конфисковал половину их земель, доходы с которых предназначил храмам Аполлона Пифийского и Зевса Олимпийского, где вынужден был «позаимствовать» сокровища).
Конечно, победа имела чрезвычайный резонанс в греческом и азиатском мирах, она напомнила тем, у кого короткая память, о военном превосходстве римлян. У Митридата это вызвало сначала изумление, смешанное с ужасом, от мысли, что противник, так очевидно уступающий в численности, смог уничтожить мощную армию. Царь решил собрать новую силу, изымая людей из всех подвластных ему наций: его требования проявлялись с большой грубостью и жестокостью, потому что он подозревал всех, к кому обращался, в желании повернуться против него после перенесенного им тяжкого поражения. Так, у него возникло желание уничтожить тетрархов из Галатии вместе с женщинами и детьми, поскольку думал, что при первой же возможности они его предадут. Трое смогли избежать резни, и среди них — знаменитый Диотарий, который заставил Рим пожаловать ему титул царя (и кого Цицерон защищал перед Цезарем). Вместе с другими спасшимися он организовал сопротивление Митридату, собрав армию добровольцев; и в самом деле, ему удалось прогнать понтийцев и эвмахов, которых царь поставил во главе страны.
Но на Хиосе Митридат сорвал свою злость самым жестоким образом: он помнил, что выходцами с этого острова были моряки, протаранившие его корабль во время осады Родоса, и решил заставить заплатить за унижение все гражданское население. Прежде всего он конфисковал в свою пользу имущество тех, кто сбежал с острова к римлянами, и направил эмиссаров с заданием составить опись всех римских владений на Хиосе. Затем один из его генералов, Зеноб, который должен был командовать армией в Греции, высадился ночью на острове, приказал занять стены и все укрепленные места, поставил часовых на воротах и утром сделал заявление, в соответствии с которым просил всех иноземцев оставаться спокойными, пока он соберет жителей на собрание. Это нужно было для того чтобы сказать им, что царь сомневается в искренности присоединения и для уверенности в их намерениях он требует, чтобы они отдали все свое оружие и как заложников направили к нему детей главных семейств. Так как армия Зеноба держала город в руках, у жителей Хиоса не было выбора: оружие и детей отправили в Эритрею.
Тогда Митридат написал несчастным хиосцам, укоряя их за благосклонное отношение к Сулле: не были ли многие из них на его стороне? Не использовали ли земли и имущество, принадлежавшие римлянам, и за которые они не платили ему никакого налога? Он напомнил им также инцидент на Родосе, говоря, что если вначале он хотел взвалить ответственность только на лоцманов, то из-за поведения основных руководителей города был вынужден прийти к выводу, что речь на самом деле шла об акте саботажа. И хотя в его окружении считали, что нет другого наказания кроме смерти за такое очевидное покушение на его жизнь, он решил быть милосердным и наложить на них только штраф в 2000 талантов.
Фантастическая сумма (в римских денежных знаках это составляет 40 миллионов сестерциев) ошеломила граждан, они хотели отправить к царю послов с просьбой защитить их; им помешал Зеноб, потребовавший без промедления начать сбор того, чем можно заплатить 2000 талантов. Мероприятие повергло хиосцев в плачевное состояние и не оставило им ни убранства в храме, ни украшений у женщин. Когда они собрали нужную сумму, Зеноб, обвинив их в мошенничестве с весом золота, которое ему дали, собрал их в театре и тотчас же оцепил его своими войсками. Затем он приказал им выходить по одному и идти к морю по тропинке, охраняемой его солдатами с оружием в руках; наконец, посадил их на корабль — раздельно мужчин, женщин и детей, чтобы отправить к Митридату, который депортировал их в свое царство Понт.