Сулла

Короленков Антон Викторович

Между тем оговорка Полибия о роли сената отражала очевидное положение вещей. По традиции все распоряжения сената считались легитимными, а все то, что шло вразрез с его волей, было незаконным. [25] Главенство сената в государственных делах выражалось даже в самой формуле «сенат и народ римский» (senatus populusque Romanus, SPQR), да и во всех правовых актах он стоял на первом месте (senatus decrevit, populus iussit). При этом принцип комплектования сената был олигархическим – его члены не избирались, как депутаты парламента, а попадали туда по отбытии магистратур, причем главенствовали в нем консуляры, составлявшие узкую группу из 25–30 человек. [26]

25

Christ K. Geschichte der romischen Kaiserzeit: Von Augustus bis Konstantin. Munchen, 1988. S. 19.

26

Hawthorn J. R. Op. cit. P. 54.

Что же касается народного собрания, то оно было серьезно

стеснено в своих функциях как обычаем, так и процедурными ограничениями. Нобили на правах магистратов созывали комиции, председательствовали в них, вносили законопроекты, выступали с речами и объявляли об их закрытии. Комиции могли только принимать или отклонять предлагаемые им консулами или плебейскими трибунами законопроекты, не внося в них от себя никаких поправок. Подсчет голосов велся не по «головам», а по трибам или центуриям, чего никогда не было в греческих полисах. [27] Кроме того, знать контролировала религиозную жизнь общины, поскольку жреческие коллегии пополнялись путем кооптации или путем назначения, исходившего от великого понтифика, который один избирался комициями [28] (что, впрочем, никак не влияло на его политическую позицию). [29]

27

North J. A. Democratic Politics in Republican Rome // Past and Present. № 126. 1990. P. 5, 16.

28

Санчурский H. В. Указ. соч. С. 117.

29

«Религиозная жизнь в Риме была отражением политической, где духовная власть, подобно светской, была монополизирована ведущими фамилиями и аккуратно распределена между ними благодаря системе кооптации, контролировавшейся самими жрецами… Религиозный контроль был фундаментом политической власти в республиканском Риме, ни в коем случае не являясь чем-то маргинальным, и не рассматривался как нечто почетное, но неэффективное» (North J. A. Op. cit. P. 17).

Консулы могли отложить выборы и обсуждение законопроектов в народном собрании под предлогом наблюдений за небом и неблагоприятных знамений. [30]

Правда, со временем, особенно в ходе гражданских войн, роль плебса в политике стала расти. [31] Верхам приходилось принимать его арбитраж в тех случаях, когда им не удавалось устранить свои разногласия до выборов. Этому способствовала необходимость ротации магистратов, лежавшая в основе полисной системы. [32] Однако должности оставались, в отличие от Афин, неоплачиваемыми; сенат по-прежнему не избирался, а пополнялся бывшими магистратами; комиции продолжали голосовать по центуриям и трибам. Они могли играть самостоятельную роль лишь благодаря разногласиям среди власть имущих. Однако поставить себя над сенатом народному собранию не удалось – оно не было готово к этому ни организационно, ни психологически. К тому же со временем в дело вступила армия, конкурировать с которой комиции, естественно, не могли.

30

Weinstock S. Obnuntiatio // RE. Hbd. 34. 1937. Sp. 1727.

31

См.: Смышляев А. Л. Народ, власть, закон в позднереспубликанском Риме (по поводу концепции Ф. Миллара) // ВДИ. 2003. № 3. С. 53–59.

32

North J.A. Op. cit. P. 18, 21.

Необходимо упомянуть еще об одном институте, укреплявшем власть верхов, – отношениях патрона и клиента. [33] Таковые возникали между высокопоставленными (не обязательно богатыми) лицами, с одной стороны, и «маленькими людьми» (не всегда бедными) – с другой. Патроном считал своего адвоката его подзащитный, если добивался оправдания; вольноотпущенник – бывшего господина; мелкий арендатор – хозяина соседнего крупного поместья; освобожденные из плена римские граждане – того, кто избавил их от неволи; [34] провинциал, получивший права римского гражданства, – того, кто ему их даровал; покоренный народ – победившего его римского полководца (Сицилия – Клавдия Марцелла, Ближняя Испания – Семпрония Гракха, Македония – Эмилия Павла и др.). [35] Патрон защищал клиента в суде, помогал продвинуться по службе, обеспечивал участие в выгодном подряде или откупах, беднейшим из клиентов делал подачки, а если речь шла об интересах провинциалов, то представлял их в сенате и перед магистратами.

33

Институт, строго говоря, не собственно римский, а общеиталийский (Premerstein A. von. Clientes // RE. Bd. IV. 1901. Sp. 24–25).

34

Известный пример – триумф Сципиона Африканского, перед чьей колесницей шел в колпаке вольноотпущенника сенатор Квинт Теренций Куллеон, которого Сципион освободил из карфагенского плена (Ливии. XXX. 45. 5).

35

Трухина Н. Н. Указ. соч. С. 29; Premerstein A. von. Op. cit. Sp. 26–36.

Клиенты, в свою очередь, агитировали и сами голосовали за патрона (или его выдвиженцев) на выборах, [36] составляли его свиту для поддержания престижа, оказывали ему гостеприимство, оставляли часть имущества в завещаниях да и вообще помогали

покровителю во всех его делах, честных и не очень. [37] Бесспорно, отношения патроната и клиентелы помогали подчинить комиции влиянию аристократии, однако преувеличивать их значение не стоит – на политику влияло слишком много иных факторов. [38] Тем более это очевидно для эпохи гражданских войн.

36

Правда, как указывает Ф. Миллар, прямо о такой обязанности нигде в источниках не сказано (цит. по: Смышляев А. Л. Указ. соч. С. 51), но это слишком очевидно вытекает из самой сути отношений патроната и клиентелы, чтобы об этом нужно было специально упоминать.

37

Трухина Н. Н Указ. соч. С. 29; Premerstein A. von. Op. cit. Sp. 36–42.

38

«Пересмотр основ обязательственных связей между равными и неравными, особенно клиентских отношений, показал, что эти связи были намного менее крепкими, намного менее предсказуемыми и куда более подверженными изменениям, чем это обычно считалось» (North J. А. Op. cit. Р. 9).

Что же представлял собой правящий слой?

Высшим сословием в Риме было сенаторское (ordo senatorius). Оно не было однородным; одно дело сенатор-квесторий и совсем другое – преторий или консуляр. К тому же имело значение, кем были его предки, – потомок нескольких консулов чувствовал себя куда увереннее, чем первый сенатор в роду или в лучшем случае наследник одного или двух квесторов. Нобилями (nobiles), то есть знатными, в римских верхах, по-видимому, считали только потомков консулов. [39]

39

Трухина Н. Н. Указ. соч. С. 34–35 (с библиографией).

Долгое время считалось, что римскую политическую жизнь контролировала небольшая группа консулярских семейств, которая благодаря множеству клиентов и друзей господствовала в сенате и комициях, редко подпуская к консулату «новичков». [40] Это как будто бы подтверждает и наш главный «эксперт» по римской политике – Цицерон, который говорил, что нобили, то есть знатные, получают магистратуры (в том числе и высшие) еще в колыбели, а «новички» добиваются консульства штурмом (Против Верреса. П. V. 180–181; За Мурену. 17; Об аграрном законе. П.З). Саллюстий уверяет, что знатные долгое время передавали друг другу консулат из рук в руки, не подпуская к нему «новых людей», как бы те ни прославились (Югуртинская война. 63. 6–7).

40

См.: Смышляев А. Л. Указ. соч. С. 46. Прим. 1–2.

Однако при более тщательном рассмотрении вопроса все оказалось не так просто. Да, представители фамилий Корнелиев Сципионов, Цецилиев Метеллов, Фабиев Максимов, Корнелиев Лентулов и некоторых других достаточно часто занимали высшую магистратуру и могут считаться подлинной политической элитой Вечного города. Но это вовсе не значит, что они контролировали римскую политику. Прежде всего надо отметить, что таких семейств было все-таки не так уж мало – это, помимо названных, Клавдии Пульхры, Клавдии Марцеллы, Эмилии Павлы, Эмилии Лепиды, Сульпиции Гальбы, Аврелии Котты, Кальпурнии Пизоны, Лицинии Крассы, Манлии Торкваты, Домиции Агенобарбы, Сервилии Цепионы, Муции Сцеволы и др. Причем каждое из них было представлено отнюдь не одним претендентом на высшие должности. Недаром в середине II века до н. э. появился закон, запрещавший повторное избрание в консулы.

Кроме того, знатность, хотя и обеспечивала значительное преимущество на выборах благодаря престижу и связям, не давала гарантий успеха. Конечно, в спокойные времена ничем не примечательные, но родовитые кандидаты могли добиться успеха, однако такие времена были редкостью – ведь Рим постоянно воевал. Поэтому в условиях конкуренции с другими родами немалую роль играли способности и конкретные достижения соискателей. Недаром знатные фамилии, блиставшие на политическом небосклоне, легко могли исчезнуть с него – надолго или навсегда. [41] Это могло быть вызвано не только пресечением рода, но и отсутствием его достойных представителей. [42] Вот лишь несколько примеров.

41

См.: North J.A. Op. cit. P. 11.

42

To же писал В. Йегер еще о раннегреческой аристократии: «Аристократической гордости, с удовольствием взирающей на длинный ряд славных предков, противостоит сознание, что первенствующее положение удерживается только доблестью, благодаря которой оно было достигнуто» (Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека. Т. 1. М., 2001. С. 34).

Клавдии Марцеллы, к числу которых принадлежали шестикратный консул Марк Марцелл, прозванный впоследствии «щитом Рима» за подвиги в войне с Ганнибалом, и его тезка, последний в домарианскую эпоху трехкратный консул, успешно завершивший начальный этап Нумантинской войны в Испании, после 152 года до н. э. в следующий раз выиграли консульские выборы лишь в 51 (!) году, но зато потом счастье улыбнулось им три раза подряд. Еще более безрадостными последние десятилетия Республики стали для знатнейшей фамилии Фабиев Максимов. Этот род прославился прежде всего благодаря двум пятикратным консулам Квинтам Фабиям – герою Самнитских войн, победителю при Сентине, диктатору и цензору, и «щиту Рима», дважды диктатору, применившему тактику «выжженной земли» в борьбе с Ганнибалом. Но после консулата Фабия Максима Эбурна в 116 году до н. э. следующему из Максимов удалось стать консулом лишь в 45 году до н. э., да и то лишь на три месяца, когда сложил консульские полномочия Цезарь, причем в последний день года Фабий умер.