Сулла
Шрифт:
Схватка за власть, как известно, закончилась установлением принципата. Единовластие принцепсов позволило решить или серьезно смягчить многие важные проблемы, мучившие государство больше столетия. Но для этого пришлось сокрушить многовековое правление сената, что в сознании многих римлян (и прежде всего правящей верхушки) являлось лекарством горше болезни. [106] Поистине это был «кризис без альтернативы». [107]
106
Ср. известную сентенцию Ливия: «Мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах» (Введение. 9).
107
Meier Ch. Res publica amissa. S. 201.
Глава 2 Потомок любителя столового серебра
Сулла появился на свет в 138 году, [108] в консульство Публия Корнелия Сципиона Назики Серапиона и Децима Юния Брута. Первый остался в истории как организатор расправы с Тиберием Гракхом, а второй руководил боевыми действиями в бою со сторонниками
108
Здесь и далее все даты, кроме оговоренных случаев, – до н. э.
О детстве Суллы почти ничего не известно. Но, зная римские обычаи, мы можем кое-что домыслить с большой степенью вероятности. О появлении потомства соседей оповещали венками, вывешенными на дверях. Отец, если он признавал новорожденного своим законным отпрыском, брал малыша на руки. Затем младенца купали, заворачивали в пеленки и укладывали в колыбель. Мальчика на девятый день трижды обносили вокруг очага и давали ему имя; Суллу нарекли в честь отца Луцием. На шею его должны были повесить детский амулет – буллу, в почтенных семьях золотой, а в более скромных – из менее дорогих металлов или из кожи. В этот день, именовавшийся dies lustricus, устраивался семейный праздник – собирались близкие, для очищения матери и ребенка приносилась жертва Юноне и божествам детства, после чего, конечно, следовало угощение.
По римским поверьям, о младенце заботилось множество божеств. Так, богом первого крика считался Ватикан, первое слово внушал Фабулин, Кунина стерегла колыбельку, Оссипага укрепляла кости, Эдуса и Потина учили его есть и пить. [109] Однако и людям приходилось проявлять бдительность, ибо новорожденного следовало охранять от самых разных напастей – от страшных стриг (этим словом называлась не только безобидная совасипуха, но и ночная ведьма, пьющая кровь), [110] сглаза, колдовства. Плиний Старший в своей «Естественной истории» подробно перечисляет средства против сглаза: черный камень антипат, кораллы, янтарь, от колдовства – золотые амулеты, от испуга и для легкого прорезания зубов – волчий зуб; все это подвешивалось на шею малыша (XXVIII. 257; XXXIII. 84; XXXII. 24; XXXVII. 50; 145). [111]
109
Борухович В. Г. Квинт Гораций Флакк. Поэзия и время. Саратов, 1993. С. 146.
110
Вот как описывает стриг Овидий в поэме «Фасты» (VI. 133–140):
Головы их велики, очи зорки, а клюв беспощаден,
В крыльях видна седина, крючьями когти торчат. Ночью летают, хватают детей в пеленах колыбельных
И оскверняют тела этих младенцев грудных. Клювами щиплют они, говорят, ребячьи утробы
И наполняют себе выпитой кровью зобы. Это сипухи. Их так по сипению все называют,
Ибо от них по ночам жуткий разносится сип.
111
Сергеенко М. Е. Жизнь в Древнем Риме. СПб., 2000. С. 148–150.
В семьях, преданных старинным традициям, ребенка кормила мать. [112] Однако во времена поздней Республики все чаще обращались к услугам кормилицы (nutrix), [113] что вызывало гнев моралистов – так, философ Фаворин, живший во II веке н. э., говорил, что женщина, отказывающаяся от кормления, мать лишь наполовину (Авл Геллий. XII. 1. 6). Была кормилица и в семье Суллы. Об этом мы знаем из анонимного сочинения «О знаменитых мужах» (75.1), где рассказывается следующая история: «Когда кормилица несла его (Суллу) в младенчестве на руках, какая-то встречная женщина сказала ему: “Здравствуй, младенец, счастливый и для себя, и для государства", [114] и хотя сейчас же стали спрашивать, кто это сказал, найти ее не удалось».
112
У греков же к услугам кормилиц прибегали с древнейших времен (см.: Herzog-Hauser G. Nutrix (1) // RE. Hbd. 34. 1937. Sp. 1493).
113
Сергеенко M. E. Указ. соч. С. 150.
114
Puer tibi et reipublicae tuae felix. В. С. Соколов переводит эту фразу как «Здравствуй, младенец, ты добудешь счастье себе и своему государству» (Римские историки IV века. М., 1996. С. 217). Однако в латинском тексте нет будущего времени – Сулла счастлив уже сейчас.
История эта сочинена в духе римских легенд – достаточно вспомнить рассказ о старухе, которая явилась к царю Тарквинию Гордому продавать книги с Сивиллиными оракулами, а потом исчезла, и больше ее никто не видел (Авл Геллий. I. 19. 2–9). Что-то подобное рассказывали и о Цицероне, кормилице которого явился во сне призрак и возвестил ей, что ее вскормленник принесет великое благо римлянам (Плутарх. Цицерон. 2.2). Сулла же или кто-то из его сторонников, сочиняя упомянутый выше сюжет, хотели показать, что уже тогда ему сопутствовало счастье. [115]
115
А. Кивни считает, что эта история должна была помочь римлянам забыть о той нужде, которую вскоре пришлось испытать Сулле – уже тогда, в первые же месяцы жизни, он был счастлив (Keaveney A. Young Sulla and the decent stipendia // RFIC. Vol. 108.2. P. 168).
Когда отпрыск обеспеченных родителей подрастал, к нему приставляли «педагога», обычно раба или отпущенника из числа греков – чтобы мальчик учился у него греческому языку. [116] Таковой наверняка был и у юного Луция Суллы, который в совершенстве овладеет греческим. В круг знаний аристократа входил, однако, не только язык Гомера и Платона. Он должен был знать
116
Сергеенко M. E. Указ. соч. С. 151.
117
Mtinzer F. Cornelius (302) // RE. Bd. IV. 1901. Sp. 1422–1423 (с указанием источников). А. Кивни относит изгнание Корнелия Руфина из сената к 276 году, никак не обосновывая свою точку зрения (Keaveney А. Sulla: The Last Republican. L.; Canberra, 1982. P. 6).
Потомкам Руфина уже не удалось достичь консулата вплоть до 88 года – по-видимому, как из-за дурной репутации предка, так и по причине собственных ограниченных способностей, [118] а может, в какой-то степени и невезения. Сын опозоренного консуляра стал первым из представителей семейства, получившим когномен [119] «Сулла». Это имя связано с внешностью его носителя [120] и восходит, возможно, к слову sura – икра ноги. [121] Первый из Сулл упоминается около 250 года в качестве фламина Юпитера (flamen Dialis), [122] чей сан налагал на его обладателя многочисленные ограничения: он не имел права разводиться и жениться вторично даже после смерти супруги, видеть войско, садиться на коня, покидать город не более чем на две ночи и т. д., [123] что препятствовало политической карьере. [124]
118
Саллюстий пишет о бездеятельности (ignavia) предков Суллы (Югуртинская война. 95.3).
119
Третье имя римлянина, означавшее его принадлежность к той или иной фамилии (например: Публий Корнелий Сципион, Гай Юлий Цезарь и т. д.).
120
Таких ко гноме нов было немало: Агенобарб – рыжебородый, Бальб – заика, Страбон – косой, Скавр – кривоногий, Лабеон – губастый, Капитон – большеголовый, Пульхр – красивый, Лонг – длинный и т. д. Когномен «Руфин», который носили предки Суллы, означает «потомок рыжего».
121
Keaveney A. Sulla: The Last Republican. L., 1982. P. 6–7.
122
Broughton T.R.S. The Magistrates of the Roman Republic. Vol. I. Atlanta, 1986. P. 214.
123
Samter E. Hamines // RE. Bd. VI. 1909. Sp. 2486–2489.
124
Keaveney A. Sulla. P. 6.
Сын фламина, Публий Сулла, входил в состав коллегии децемвиров для совершения священнодействий (decemviri sacris faciundis), а в 212 году, в разгар Второй Пунической войны, занимал почетную должность городского претора. [125] С его пребыванием на этом посту связана любопытная история. Претор предыдущего года Марк Эмилий передал ему найденные им пророческие стихи прорицателя Марция. В одном из его предсказаний речь шла о поражении при Каннах, в другом – о необходимости ежегодного проведения игр в честь Аполлона ради изгнания врагов из Италии. Эти игры, ludi Apollinares, и были тогда впервые устроены Суллой в Большом цирке на деньги, выданные сенатом, а также на взносы сограждан, которые претор повелел им сделать своим эдиктом (Ливии. XXV. 12. 3-15).
125
Он также был и претором по делам иностранцев (Ливии. XXV. 3. 2).
Макробий рассказывает об этом несколько иначе, сообщая, однако, интересные подробности: «Во время Пунической войны эти игры на основании Сивиллиных книг были впервые устроены по совету децемвира Корнелия Руфа, который по этой причине получил когномен „Сивилла“, а затем из-за искажения имени стал впервые именоваться Суллой»* (Сатурналии. I. 17. 27). Такая этимология понравилась Суллам куда больше, нежели та, что связывала их прозвище с икрами. Поэтому на монете, отчеканенной, по-видимому, сыном претора 212 года, мы видим голову Сивиллы на носу корабля. Впоследствии о происхождении этого когномена от имени Сивиллы писал и вольноотпущенник Суллы-диктатора Корнелий Эпикад (см. Харисий. ПО. 13. Изд. Кейля). Однако сам диктатор признавал истинной традиционную версию и считал первым носителем своего фамильного имени отца претора 212 года, фламина Юпитера, и не упоминая о Сивилле. [126] Ничего не пишет о ней и Ливии в пассаже об играх в честь Аполлона. Так что принимать всерьез рассказы Корнелия Эпикада и Макробия не приходится. [127] Но благодаря им мы узнаем о тщеславном желании Сулл дать более «возвышенное» объяснение своего когномена.
126
«Л. Сулла во второй книге воспоминаний писал: “Публий Корнелий, который первым стал носить когномен ‘Сулла', был назначен фламином Юпитера"»* (Авл. Геллий. I. 12. 16).
127
Mtinzer F. Cornelius Sulla // RE. Bd. IV. Sp. 1514. К тому же трудно представить, как имя Сивиллы (Sibylla) могло трансформироваться в Sulla (Инар Ф. Сулла. Ростов н/Д., 1997. С. 17).