Сулла

Короленков Антон Викторович

Сын первого устроителя ludi Apollinares, Публий, также достиг должности претора, которую занимал в 186 году, управляя Сицилией (Ливии. XXXIX. 6. 2; 8.2). Другой представитель фамилии, Сервий Сулла, [128] по-видимому, в 175 году был претором и наместником Сардинии, а в 167-м вошел в состав сенатской комиссии, прибывшей в только что разгромленную Македонию. [129] Сын претора 186 года Луций, отец диктатора, был авгуром. [130] О его политической карьере сведений нет, хотя есть серьезные основания полагать, что он являлся наместником Азии, [131] а прежде соответственно добился претуры.

128

Возможно,

брат Публия (Инар Ф. Сулла. С. 20).

129

Broughton T.R.S. Op. cit. Vol. I. P. 402.

130

Mtinzer F. Cornelius (379) // RE. Bd. IV. Sp. 1517.

131

Митридат VI напоминал в 85 году до н. э. о своей дружбе с его отцом. (Аппиан. Митридатовы войны. 54. 216) Наиболее вероятно, что Сулла-старший был пропретором Азии, ибо именно тогда у него было больше всего возможностей поддерживать «дружбу» с царем Понта (Инар Ф. Сулла. С. 21). К. Крист в своей новейшей биографии Суллы игнорирует эту гипотезу – как, впрочем, и многие другие (см.: Christ К. Sulla. Eine romische Karriere. Munchen, 2002. S. 54).

Таким образом, максимумом, которого смогли достичь предки Суллы, начиная с прапрадеда, была должность претора. Да и ее они занимали не всегда – ни о прадеде, ни об отце диктатора таких сведений нет. К тому же, как пишет Плутарх, потомки Корнелия Руфина «жили в постоянной бедности» (Сулла. 1.2). Это, возможно, преувеличение, поскольку дед Суллы был наместником Сицилии, а его предполагаемый брат Сервий – Сардинии. [132] С другой стороны, то, что Публий и Сервий управляли столь богатыми провинциями, отнюдь не означает a priori, что они серьезно увеличили там свои состояния, – память о судьбе пращура, исключенного из сената за сребролюбие, могла сдерживать их аппетиты. Впрочем, речь идет, по всей видимости, об относительной бедности – по сравнению с другими семействами, которые в эпоху великих завоеваний нажили немалые богатства.

132

Инар Ф. Сулла. С. 21–22.

Но вернемся к юному Луцию. Мы не знаем, сколько лет ему было, когда его постигло горе – умерла мать, имя которой до нас не дошло. Плутарх пишет, что у него была мачеха, которая любила его как сына (Сулла. 2.7). Позволим себе предположить, что она знала его с детства – ведь чем меньше ребенок, тем больше нежности он вызывает.

Как известно, римские мальчишки играли в солдат (как во все времена), гладиаторов, цирковых возниц, судей, бросали камни «блинчиком». [133] Наверняка и Сулла предавался подобным забавам, и было бы очень интересно узнать, как он вел себя во время этих игр, давало ли о себе знать его честолюбие, действовал ли он обдуманно или предавался азарту. Но если об Алкивиаде, Александре или Катоне Младшем такие рассказы Плутарх сохранил, то о детстве будущего диктатора он ничего не сообщает.

133

Сергеенко М. Е. Указ. соч. С. 152.

Не знаем мы и о том, как и у кого Сулла учился. Посещать занятия римские дети, как и сейчас, начинали обычно с семи лет. В начальной школе обучались до 11–12 лет, постигая там основы чтения, письма и счета. Правда, то же самое иногда делалось и в домашних условиях – Август учил внуков начальным знаниям сам, говоря, что при выборе между возвращением в школу и смертью предпочтительнее второе (Светоний. Август. 64.3; Августин. О граде Божием. XXI. 14). Это и неудивительно – методы подачи материала были достаточно примитивными, слишком многое приходилось воспринимать на слух, а за ошибки учителя частенько бивали учеников. При домашнем обучении такие неприятности если и случались, то, конечно, реже. Какой из вариантов выпал на долю Суллы, неизвестно.

Затем, если позволяли финансовые возможности родителей, дети обучались у грамматика (примерно до 15 лет). Здесь им объясняли разницу между гласными и согласными, обучали четкому произношению, склонению, спряжению, метрике, знакомили с тропами и фигурами речи, приступали к чтению образцов литературы, сначала латинской, а потом и греческой. Чтение представляло немало трудностей – буквы писались слитно, без знаков препинания. Учили тексты наизусть, слушали комментарий к ним, писали сочинения, разбирались в тонкостях мифологии, чтобы лучше понимать древних авторов. Много времени, конечно, уделялось греческому, который играл тогда ту же роль, что и французский в Новое время.

Высшей ступенью образования была риторская школа, где обучали ораторскому искусству.

Во II веке до н. э. такие школы были только греческими. Вот что пишет Светоний о методах риторов: «Был обычай каждый раз по-разному украшать речения образами, примерами и притчами, а повествование вести то вкратце и сжато, то многословно и обильно; иногда перелагали греческие сочинения и восхваляли или порицали великих мужей; даже указывали на некоторые порядки общественной жизни как на полезные и необходимые или как на ненужные и пагубные; часто обосновывали или опровергали достоверность сказаний». Те, кто постиг приемы красноречия, приступали к декламациям – речам на заданную тему. Ими занимались и много лет спустя после окончания риторской школы – Цицерон декламировал до сорока лет, пока не стал претором (Светоний. О грамматиках и риторах. 25.8 и 3).

На занятиях Сулла явно не терял времени даром – впоследствии Саллюстий напишет, что молодой человек был весьма искушен в латинской и греческой словесности. [134] Он будет сочинять комедии на латинском, а мемуары напишет по-гречески (см. ниже). Стало быть, у родителей хватило денег на хорошее образование для сына [135] – надо думать, он посещал риторскую школу; не исключено, что он завершил свое образование в Греции, как тогда часто делали юноши из солидных семейств. [136]

134

Саллюстий. Югуртинская война. 95.3.

135

Keaveney A. Young Sulla. P. 166.

136

Инар Ф. Сулла. С. 23–24.

Настал день, когда Сулла надел мужскую тогу – toga virilis. Мы не знаем, сколько лет ему тогда было; при Республике эту процедуру проходили обычно в возрасте 15–17 лет. Церемония проводилась на форуме в присутствии родителей, родственников и друзей семьи юношей, чьи полные имена заносились в список граждан. Дома устраивался праздник: молодые люди снимали с себя детскую тогу – toga praetexta или toga puerilis – и вместе с буллой посвящали ларам – покровителям домашнего очага. [137]

137

Regner J. Tirocinium fori // RE. 2. R. Hbd. 12. 1937. Sp. 1450–1452.

Когда Пушкин заканчивает краткое повествование о детстве Онегина, он дает его знаменитую «внешнюю» характеристику:

Он по-французски совершенно Мог изъясняться и писал, Легко мазурку танцевал И кланялся непринужденно. Ученый малый, но педант, Имел он счастливый талант Без принужденья в разговоре Коснуться до всего слегка, С ученым видом знатока Хранить молчанье в важном споре…

Нечто подобное мы читаем о Сулле у Саллюстия: «В знании греческой и латинской словесности он не уступал ученейшим людям, отличался огромной выдержкой, был жаден до наслаждений, а еще больше до славы. На досуге он любил предаваться роскоши, но плотские радости все же никогда не отвлекали его от дел… Он был красноречив, хитер, легко заводил дружбу, в делах умел необычайно тонко притворяться; был щедр на многое, а более всего на деньги» (Югуртинская война. 95.3). Конечно, кое-что из этой характеристики относится к более позднему времени – ни щедрости на деньги, ни роскоши в юности себе Сулла позволить не мог. Но готовность быть таким, видимо, давала о себе знать уже тогда. Мы еще не раз будем возвращаться к оценкам Саллюстия.

Вскоре дни даже скромного благополучия подошли к концу. Вот что пишет Плутарх: «Сулла вырос в небогатой семье, а с молодых лет ютился у чужих, снимая за небольшую плату помещение, чем ему и кололи глаза впоследствии – счастье его казалось несообразным с его достоинством». Один вольноотпущенник, приговоренный к смерти во время диктатуры Суллы, попрекал его тем, «что тот долгое время жил с ним под одной крышей и сам он платил две тысячи нуммов за этаж, а Сулла – три за нижний, так что вся разница в их положении измерялась одной тысячей нуммов или двумястами пятьюдесятью аттическими драхмами» [138] (Сулла. 1. 3 и 7).

138

Под нуммами имеются в виду сестерции, под драхмами – денарии, состоявшие из четырех сестерциев.