Сулла

Короленков Антон Викторович

Ситуация, описанная Плутархом, требует разъяснений. Конечно, бедность, постигшая Суллу, была весьма относительной – он платил за квартиру 3 тысячи сестерциев, что втрое превышало доход среднестатистического работника. А ведь у него имелись и другие расходы. По приблизительным подсчетам, Сулла тратил не меньше 9 тысяч сестерциев, для чего ему требовалось состояние примерно в 150 тысяч сестерциев. Поэтому всерьез о бедности говорить не приходится. [139] Во всяком случае, голодать ему не довелось, жил он все же на нижнем этаже, да и квартиры за такие деньги предоставлялись достаточно благоустроенные. [140]

139

Keaveney A. Young Sulla… P. 167. Not. 1.

140

См.: Сергеенко М. Е. Указ. соч. С. 67–68.

Но при таком состоянии нечего было и думать о политической карьере и даже вообще о праве называться нобилем. [141] Как уже

говорилось, начать движение по cursus honoгum могли только люди, обладавшие всадническим цензом, то есть имуществом стоимостью не менее 400 тысяч сестерциев, о которых Сулла тогда мог только мечтать. [142] Но дело было не только в формальном статусе. Жизнь сенатора требовала больших представительских расходов, которые оказывались не по карману даже многим patres. [143] Прежде всего сенатору полагалось иметь собственный особняк в Риме (или хотя бы снимать его), а не ютиться в многоквартирном доме (инсуле) – на это, очевидно, и намекал приговоренный к смерти вольноотпущенник. Кроме того, нужно было держать множество слуг, роскошно принимать гостей, завести приличествующую рангу свиту и т. д. [144] Ни о чем подобном Сулла с его скудным по таким меркам состоянием не мог и мечтать. В глазах большинства нобилей он выглядел «деклассированным элементом». [145]

141

Carcopino J. Sylla ou la monarchie manquee. P., 1947. P. 19.

142

Keaveney A. Young Sulla… P. 167. № 1.

143

Hawthorn J. R. The Senat after Sulla // Greece and Rome. 2nd Ser. Vol. 9. 1962. P. 55–57.

144

Трухина H. H. Политика и политики «золотого века» Римской республики. М., 1986. С. 33.

145

Carcopino J. Op. cit. P. 21.

Что же случилось? Почему будущий владыка Рима вдруг оказался в столь незавидном положении? Плутарх объяснял это бедностью его семьи, но мы видели, что у нее вполне хватало денег, чтобы дать ему солидное образование. Однако при этом он роняет фразу, которая многое объясняет, – Сулла ничего не унаследовал от отца (Сулла. 1.4). К тому же писатель говорит о том, что в многоквартирном доме жил только наш герой, но не его родитель, который к этому времени, очевидно, умер. Почему Сулла-старший оставил сына в столь затруднительном положении – из-за ссоры с ним или потому, что и впрямь был беден, сведений нет. Но вероятнее все же, по-видимому, второе. [146]

146

Keaveney A. Young Sulla… P. 167.

На какие же средства жил тогда отец Луция? Ответ напрашивается сам собой – влезал в долги. Сыну он, видимо, что-то оставил, [147] но вместе с имуществом это были те же долги – возможно, превышавшие размеры наследства. С собственным домом для их уплаты пришлось распроститься. Любопытно, что о долгах его сына Плутарх ничего не пишет, хотя это придало бы колорита рассказу о нужде и лишениях героя. По неосведомленности? Не исключено. Но куда вероятнее другое – больших долгов у Суллы просто не было. Это можно объяснить как его умением взять себя в руки и ограничить расходы, так и тем, что нищему юнцу никто взаймы много и не дал бы.

147

Frohlich F. Cornelius (392) // RE. Bd. IV. 1901. Sp. 1522.

Но ведь у молодого человека была весьма благосклонная к нему мачеха. Ее часто считают богатой дамой, [148] однако в источниках на сей счет ничего конкретного не говорится. Конечно, определенное состояние у нее было, и очень возможно, что именно благодаря ее помощи Сулла и держался на плаву. Но ведь ей приходилось содержать и себя, и вряд ли она согласилась бы жить в инсуле, чтобы на сэкономленные деньги пасынок, пусть и любимый, переехал в отдельный дом.

148

Keaveney A. Young Sulla… P. 165; Christ K. Op. cit. S. 54.

В условиях, когда путь в дома «порядочных» людей Сулле был заказан, [149] он «проводил целые дни с мимами и шутами, распутничая вместе с ними, а когда стал верховным властелином, то всякий вечер собирал самых бесстыдных из людей театра и сцены и пьянствовал в их обществе, состязаясь с ними в острословии… Эта распущенность, видимо, и породила в нем болезненную склонность к чувственным наслаждениям и неутолимую страсть к удовольствиям, от которой Сулла не отказался и в старости. Еще молодым человеком он имел любовную связь с актером Метробием», [150] игравшим женские роли; связь эта будто бы продолжалась с перерывами до конца дней диктатора (Плутарх. Сулла. 2. 4–7; 36.1; Афиней. VI. 261с).

149

Keaveney A. Young Sulla… P. 168.

150

В переводе В. M. Смирина фраза о любовной связи Суллы с Метробием из второй главы биографии Суллы отсутствует (см.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. I. М., 1994. С. 505).

Дружба нобиля с такой публикой считалась делом особенно неприличным – общением с ней Суллу попрекали едва ли не больше, чем бедностью. [151] Женские роли в представлениях

мимов исполняли не мужчины, как в трагедии, а женщины – как правило, отпущенницы. [152] Мимы, в отличие от исполнителей трагедии, играли без масок, а потому ради пущего эффекта гримасничали, сколько душе угодно. Для увеселения публики за словом в карман они не лезли и выражались крепко. Поэтому исполняемые ими сцены были грубоваты и зачастую непристойны. [153] Однако в глазах Суллы, любившего не только веселье, но и откровенность, это, по-видимому, выглядело достоинством. Как человек общительный и легко заводивший дружбу, да еще и отпрыск знатного рода, снизошедший до презренных мимов, он наверняка встречал радушный прием в их среде и пользовался там немалым влиянием.

151

Frohlich F. Op. cit. Sp. 1523; Christ К Op. cit. S. 55.

152

Поэтому можно предполагать, что Метробий был трагедийным актером, а не мимом, как иногда считают (см., напр.: Инар Ф. Сулла. С. 26).

153

Сергеенко М. Е. Простые люди Древней Италии. М.; Л., 1964. С. 123–124.

Но можно предположить с большой вероятностью и еще кое-что. Для человека XXI столетия не секрет, как тесно связан артистический мир с криминальным. Вряд ли в последний век Римской республики было иначе. Так что будущий диктатор общался наряду с людьми сцены и с джентльменами удачи. Вряд ли он извлек из этого серьезные материальные выгоды. Но когда Сулла займется политикой, многое в его взглядах и поступках будет напоминать о преступном мире.

Афиней сообщает, что Сулла писал комедии на латинском языке (VI. 261с). У некоторых ученых это вызывает сомнения – считают, что он не писал, а читал (и с удовольствием) комедии-ателланы, начавшие появляться именно тогда. [154] Однако непонятно, на чем основаны подобные сомнения. Приличия Суллу вряд ли сковывали – сама по себе дружба с мимами уже была «неприличной», а снявши голову, по волосам не плачут. Поэтому нет ничего удивительного в том, что молодой нобиль, понимавший толк в слове, сочинял комедии, которые потом разыгрывали его друзья-артисты, и даже, быть может, внес свой вклад в развитие жанра ателланы. [155]

154

Витковская М. Г. Примечания // Афиней. Пир мудрецов. Книги I–VIII. М., 2003. С. 574. Прим. 203.

155

Keaveney A. Young Sulla… P. 168–169.

Но почему Сулла, получивший хорошее образование, не попробовал себя в качестве судебного оратора? Ведь Саллюстий отмечает присущее ему красноречие. [156] В случае успеха это обещало известность и немалые доходы, а то и другое открывало путь к политической карьере. Как известно, Цезарь не брезговал в молодости выступлениями в суде, хотя успех и не сопутствовал ему. [157] Считал ли Сулла такой путь недостойным себя, как иногда думают? [158] Скорее всего, просто не имел к этому склонности. Судя по всему, он не стремился блеснуть риторикой и в более поздние годы – Цицерон в трактате «Брут», посвященном истории римского красноречия, о нашем герое как о мастере слова не упоминает, хотя не умалчивает даже о второстепенных и посредственных ораторах.

156

Facundus (Саллюстий. Югуртинская война. 95.3).

157

Утченко С. Л. Юлий Цезарь. М., 1984. С. 42–43.

158

Carcopino J. Op. cit. P. 21.

Однако, избегая такой карьеры, Сулла пока не спешил прославиться и на военном поприще, которое считалось самым престижным и в случае удачи давало больше шансов на успех в политике, чем деятельность оратора или юриста. К тому же для занятия должности квестора, которая открывала путь в сенат, соискатель должен был предварительно принять участие в десяти походах (Полибий. VI. 19. 1–5). Саллюстий уверяет, однако, что Сулла был совершенно несведущ в военном деле, [159] из чего делает вывод о том, что до своей квестуры в 107 году он оставался сугубо штатским человеком. [160] Не исключено, впрочем, что в одной-двух кампаниях молодой человек все же побывал, но ничем там не отличился и не приобрел того опыта, который давали положенные десять походов. Однако в равной степени возможно, что до указанного времени он и впрямь постигал военную науку только по книгам. Сомнительно, что он захотел бы идти на войну рядовым. Подобавшая его происхождению должность военного трибуна была выборной и предполагала принадлежность к всадническому сословию, [161] чем Сулла похвастаться не мог. На то, чтобы стать легатом кого-либо из полководцев, ему пока рассчитывать тоже не приходилось. Так что лучше было пока подождать. А что до обязательности десятилетней службы, то в конце II века это правило, судя по всему, соблюдалось не слишком строго. [162]

159

Саллюстий. Югуртинская война. 96.1.

160

Keaveney A. Young Sulla… P. 171–172.

161

Lengle J. Tribunus militum // RE. 2. R. Hbd. 12. 1937. Sp. 2441–2442.

162

Keaveney A. Young Sulla… P. 172–173.