Сулла
Шрифт:
Тем не менее проскрипции затронули лишь какую-то часть правящего класса, а убитые в италийских городах мало интересовали римлян. Подавляющее большинство их жило своей жизнью, беспокоясь не столько о своей безопасности, сколько о хлебе насущном. Кто-то, наверное, радовался тому, что «богатые тоже плачут». Кто-то погрел руки на несчастье ближних.
Однако все это, разумеется, не дает повода преуменьшать отрицательное значение проскрипций. Это была самая масштабная к тому времени акция по уничтожению одних римских граждан другими. [1268] Апологет Суллы Беллей Патеркул писал: «Ничто не было бы более жестоким, чем эта победа [Мария], не последуй за ней Суллова… В этом государстве, где назначают судебное следствие по поводу оскорбления любого гистриона, открыто устанавливается вознаграждение за убийство римского гражданина, и наибольшую выгоду имеет тот, кто больше убьет; вознаграждение за убийство врага было не больше, чем за убийство гражданина, и каждый должен был сам оплачивать свою смерть» (П. 28. 1 и 3).
1268
Поэтому
Иными словами, террор морально развращал римлян. И хотя большинство их в расправах не участвовало, они привыкали к тому, что жестокость, произвол и несправедливость даже в таких крайних формах вещи вполне обычные и безнаказанные. «Плохая политика портит нравы», – как сказал поэт. [1269] Платоновский Сократ рассуждал о том, что заботящиеся о государстве должны «сделать сограждан как можно лучше. Ведь без этого… любая иная услуга окажется не впрок, если образ мыслей тех, кому предстоит разбогатеть, или встать у власти, или вообще войти в силу, не будет честным и достойным» (Горгий. 513е – 514а). Если соотнести эти слова с делами Суллы и его сторонников, то остается лишь горько улыбнуться – о какой честности и о каком достоинстве могла тут идти речь? Царило право сильного, декларации о необходимости наказать марианцев вряд ли воспринимались всерьез – просто те, кто взял верх, пользовались правом победителя и делали что хотели. Конечно, при Марии и Цинне происходило много неприятного, но чтобы такое?!
1269
Бродский И. А. Сочинения. Т. П. СПб., 1992. С. 31.
Подобным образом понимал случившееся и Саллюстий: «Все начали хватать, тащить; один желал завладеть домом, другой – землями, причем победители не знали ни меры, ни сдержанности и совершали против сограждан отвратительные и жестокие преступления… Удачи ослабляют дух даже мудрых. Как же, добившись победы, могли оставаться умеренными люди с испорченными нравами?» (Заговор Катилины. 11.4 и 8). Падение нравов не происходит само по себе, оно начинается, когда для того появляются благоприятные условия. И Сулла, безусловно, этому способствовал.
Слово «проскрипции» стало нарицательным. Его стали применять и к марианским репрессиям (Валерий Максим. V. 3. 3; Евтропий. V. 7. 3). А Евтропий, желая выгородить Суллу, дошел до того, что не только назвал проскрипциями убийства, совершавшиеся марианцами, но и умолчал о сулланских. [1270] Но тем он лишь еще раз подтвердил тот очевидный факт, что оправдать их невозможно.
Согласно эдикту о проскрипциях, они должны были закончиться 1 июня 81 года (Цицерон. За Росция. 128). [1271] Но не закончились. Как часто бывало в истории, палачи и доносчики вошли во вкус и продолжали творить свое черное дело без принуждения со стороны диктатора, а иногда и помимо его воли. Между тем гражданская война еще не завершилась. Продолжали оказывать сопротивление многие италийские города – Норба, Нола, Эзерния, Волатерры и, конечно, Пренесте. Марианцы по-прежнему удерживали богатейшие провинции – Сицилию, Африку, Ближнюю Испанию. Туда стекались их товарищи, спасшиеся от резни в Италии.
1270
Hinard F. Op. cit 31. Ф. Инар, правда, не совсем точен: он пишет, что Евтропий избегает употребления термина «проскрипции» по отношению к сулланскому террору. Однако Евтропий и о самом терроре не упоминает.
1271
Строго говоря, Цицерон не указывает год, но из контекста речи ясно следует, что речь идет о 1 июня 81 года (Carcopino J. Op. cit. P. 137. № 2). Ф. Инар считает, что речь идет не об окончании проскрипций, а лишь о прекращении продажи к этому сроку имущества проскриптов (Hinard F. Op. cit. P. 77). Но тогда получается, что убивать их было после 1 июня еще можно, а трогать их богатства – нельзя, что несколько странно.
Однако все это уже не могло изменить главного – Сулла и его приверженцы победили. И новым веским доказательством этого стало падение Пренесте. Возможности обороны города были исчерпаны. Марий попытался спастись по подземному ходу. По одной версии, его убили, когда он пытался выйти наружу, по другой – он покончил с собой вместе с младшим братом Понтия Телезина, когда увидел, что подземный ход занят врагами. Публий Цетег, бывший марианец, а ныне перебежчик, уговаривал пренестинцев довериться Сулле и сложить оружие. Измученные голодом и безнадежностью, они сдались на милость победителей {Ливии. Периоха 88; Беллей Патеркул. П. 27. 4; Плутарх. Сулла. 32.1; Аппиан. ТВ. I. 94. 434). [1272]
1272
Вероятно, в середине ноября 82 года (Gabba Е. Commento. Р. 250–251).
Когда голову Мария Младшего доставили Сулле, он саркастически процитировал «Всадников» Аристофана, издеваясь над молодостью консула: «Сначала надо научиться грести, а потом уже браться за руль» (Аппиан. ТВ. I. 94. 435). То, что сражавшийся на его стороне Помпеи командовал армией в еще более юном возрасте, разумеется, значения не имело: своим – можно, врагам – нельзя.
Жителей Пренесте ожидала суровая участь – «время
1273
Моммзен Т. Указ. соч. Т. П. С. 240.
Это была уже вторая резня такого масштаба после битвы при Коллинских воротах. Плутарх рассказывает на сей счет еще одну драматическую историю. Сулла даровал жизнь хозяину дома, у которого остановился. Но тот гордо заявил, что не желает быть обязанным спасением палачу родного города, и, смешавшись с обреченными на смерть согражданами, погиб вместе с ними (Сулла. 32.2).
Жестокую расправу учинили сулланцы и в городе пелигнов Сульмоне. Он был полностью разрушен безжалостными победителями (Флор. III. 21. 28). Судьба его жителей неизвестна, но обычно в таких случаях мужчин убивали, а женщин и детей продавали в рабство.
Еще одним успехом сулланцев стал захват Сицилии Помпеем. По всей видимости, у него была тайная договоренность с наместником острова Марком Перперной Вейентоном [1274] – тем самым, который похвалялся, что высадится в Италии и освободит от осады Пренесте. Перперна не оказал никакого сопротивления и без лишнего шума покинул Сицилию, избавив ее от тягот бессмысленной войны. К слову сказать, столь же благоразумно поступил в 49 году, во время войны с Цезарем, Катон Младший, не желавший подвергать остров ненужному разорению (Плутарх. Катон Младший. 53.4; Аппиан. ГВ. П. 40; Дион Кассий. XLI. 41. 1). Плутарх пишет, что на Сицилии «Помпеи карал, и то лишь по необходимости, наиболее знатных и явных врагов Суллы, захваченных в плен, остальным же, насколько было возможно, позволял скрыться, а некоторым даже сам помогал бежать» (Помпеи. 10.10). Имен бежавших писатель не называет, но главным из тех, кто спасся таким образом, был, очевидно, сам наместник острова – Марк Перперна.
1274
Mtinzer F. Perperna (6) // RE. Hbd. 37. 1937. Sp. 898.
Иной оказалась участь Гнея Папирия Карбона. Ливии пишет, что он бежал на остров Коссуру [1275] (ныне Пантеллерия). Оттуда он послал Марка Брута к Лилибею, что на западе Сицилии, чтобы разведать положение дел. Лодку Брута окружили враги, и он покончил с собой. Вскоре люди Помпея захватили в плен Карбона и привели его к своему командующему. Античные писатели сурово порицали Помпея за то, что тот заставил стоять перед собой пленника, трехкратного консула, а сам, не бывший даже квестором, сидел перед ним. К тому же в 86 году Карбон помог молодому человеку во время судебного процесса. «Но Помпеи всегда без колебания предавал старых друзей, если того требовала ситуация. Связь с Карбоном была для него лишним поводом подчеркнуть преданность Сулле актом примерной суровости». [1276] В сущности, выбора победитель не имел – если, конечно, рассчитывал на дальнейшую карьеру. Рассказывали, будто обреченный попросил перед казнью дать ему возможность справить нужду, чем, естественно, вызвал насмешки врагов. А Ливии и вовсе писал, будто Карбон умер, «рыдая, как женщина» (Периоха 89; см. также: Валерий Максим. VI. 2. 8; Плутарх. Помпеи. 10. 4–6; Флор. III. 21. 26; Аппиан. ГВ. I. 96. 449; Евтропий. V. 8. 2). Увы, историю писали победители, а Карбон принадлежал к числу побежденных и потому не мог рассчитывать на их снисхождение даже посмертно. [1277]
1275
В русском переводе ошибочно стоит «Корсика» (Аппиан. Гражданские войны. М., 1994. С. 64).
1276
Seager R. Pompey. A Political Biography. Oxford, 1979. P. 9.
1277
Инар Ф. Сулла. Ростов н/Д., 1997. С. 211.
Помпеи казнил также и Квинта Валерия Сорана – по-видимому, плебейского трибуна 82 года. [1278] Он был известен своей ученостью, но совершил чудовищное святотатство, огласив тайное имя богини – покровительницы Рима (Сервий. Комментарий к «Энеиде». I. 277; Плиний Старший. III. 65; Плутарх. Римские вопросы. 61). В его гибели видели воздаяние за этот поступок. Друг Цезаря Гай Оппий рассказывал, будто Помпеи принял Валерия милостиво, во время прогулки выспросил у него нужные сведения, а потом приказал предать смерти. «Однако к рассказам Оппия о врагах и друзьях Цезаря следует относиться с большой осторожностью», – благоразумно оговаривается Плутарх (Помпеи. 10. 7–9).
1278
Broughton Т. R. S. The Magistrates of the Roman Republic. Vol. II. N. Y., 1952. P. 68.