Сумасшедшая площадь
Шрифт:
***
После школы Алена поступила, разумеется, на факультет иностранных языков. Немецкий к тому времени она знала в совершенстве. И хотя говор поволжских немцев несколько отличался от классического германского языка, она усвоила и его – через самоучители и пластинки. Алена так же продолжала подрабатывать то уборщицей, то рекламным агентом – бабушка была уже совсем слаба. Растущие цены, и плата за коммуналку пожирали всю ее жалкую пенсию.
Как-то, вернувшись поздно вечером домой, Алена обнаружила там кроме бабушки гостью – высокую, полноватую яркую блондинку. Они сидели в гостиной за круглым столом. Бабушка, листая какие-то документы
– Алена! Познакомься! Это твоя старшая сестра. По отцу.
Оказывается, Карл Бауэр, мотаясь по университетским центрам страны, по своим диссидентским делам, познакомился в Ленинграде с активисткой движения за автономию немцев некой Фридой. И случилось то, что случается, когда встречаются молодые и объединенные одной, великой, как им тогда казалось, целью, мужчина и женщина. Фрида родила дочку Элизабет за два года до рождения Алены. Карл стал разрываться на две семьи. Жена его что-то подозревала. Но воспитанная в немецкой сдержанности, она не позволяла себе опускаться до разборок и шпионажа. Она очень любила мужа.
А Фрида, угодив в спецпсихбольницу МВД после разгона движения, обеспечила дочери скитания по интернатам в российском захолустье. И в последнюю встречу, перед самой смертью, когда Лиза уже жила своей, взрослой жизнью, а мать – в доме престарелых под Санкт-Петербургом, она рассказал дочери про отца и родственниках в Чите. Потом, когда в страну пришли времена дикого рынка, Лиза кинулась в это болото, пыталась построить свой бизнес. Но прогорела, и осталась без всего. Тогда она и решила ехать в Читу.
– Привет сестренка, – сказала в тот вечер Лиза, и тепло, по-родственному, обняла ошеломленную, растерянную Алену.
С появлением Лизы жизнь Алены и бабушки изменилась. Лиза моментально нашла работу в какой-то оптовой фирме. В доме стали появляться хорошие продукты, и дорогие вещи. Лиза накупила сестренке много одежды, сделала ей загранпаспорт, и несколько раз брала ее с собой в Китай. Казалось, что в доме поселился добрый немецкий ангел, взмахами крыльев разметавший все беды и проблемы. А когда Алена получила красный диплом, то Лиза сделала больше, чем подарок. Она через старые связи нашла ей место в процветающей переводческой фирме в Санкт-Петербурге, купила билет на самолет и дала с собой приличную сумму денег – для обустройства в чужом большом городе. Жизнь Алены превратилась в калейдоскоп, ежесекундно меняющий восхитительные картины жизни – и каждая новая картина была все красивее и заманчивей.
Ее, и вправду, взяли на работу, а полученных от сестры денег хватило на аренду квартиры у станции метро «Гражданский проспект». Алена постоянно звонила бабушке, та с удовольствием выслушивала рассказы внучки о петербургской жизни, и сама бодро отчитывалась в том, как хорошо и спокойно ей жить под патронажем Лизы. Если бы Алена не была так сильно увлечена новыми реалиями своей судьбы, она бы услышала в бабушкиных интонациях совсем не бодрые ноты…
– Слушай, давай выйдем на воздух? Хочу подышать, – прервала рассказа Алена. Я не сразу отреагировал – семейная сага фамилии Бауэр уже поглотила меня. Я видел весь их быт и судьбу до мелочей, вплоть до начищенных кастрюль, и тяжелых потертых переплетов старинных альбомов.
Мы набросили куртки, и вышли во двор. Совсем незнакомое небо висело над нами, разделенное бледной полосой Млечного пути. Огромные зимние звезды, кажется, цеплялись за вершины сосен. Сквозь
Алена молча смотрела на звезды. Казалось, она продолжает свой монолог, но теперь произносит его не для меня, а для кого-то, кто внимательно и бесстрастно слушает ее там, среди звезд.
– Замерзла, – наконец – выдохнула облачко пара Алена.
После улицы тепло в доме превратилось в жару. Дрова окончательно прогорели, и превратились в серые барханы золы. Пора было закрывать заслонку. Тыльная сторона печи дышала густым теплом.
В своем рассказе Алена подошла к тому, что я давно ждал. Одинокая, красивая и образованная девушка стала жить с коллегой по фирме – таким же образованным и по-питерски утонченным Артуром. Он руководил отделом переводов технической документации, а заодно был сыном владельца фирмы. Еще не знавшая физической стороны любви, робкая и неопытная Алена покорила пресыщенного городскими амазонками Артура. Он всерьез стал думать о свадьбе. Но его родители – петербуржцы в четвертом поколении, снобы и аристократы новой волны, разумеется, не собирались принимать в свою семью почти сироту из далекого Забайкалья. Артур был единственным сыном, и потому, вместо безапелляционного запрета на брак с Аленой, отец Артура поступил куда изощреннее. Он организовал ей годовую стажировку за счет фирмы в Германии.
– Я даже сама не помню, как согласилась. Не потому, что заграница, и все такое. А потому, что родина предков. Бабушка тоже никогда не была в Германии, наши предки пришли оттуда еще при Екатерине. Но я всегда чувствовала, что это моя страна.
Стажировка была преподнесена уже живущим вместе Алене и Артуру, как производственная необходимость, и как намек на скорое повышение Алены в должности, как будущей жены наследника бизнеса. Потому Артур не бунтовал, а обещал приехать к невесте через несколько месяцев.
– Тебе это интересно? – опять прервала ровное бесстрастное повествование Алёна, – или ты терпишь из-за свой врожденной тактичности?
– Говори. Очень прошу тебя, говори.
Алена попила воды, потянулась, встряхнулась и продолжила.
– Цветы. Много цветов. Это первое, что я увидела там. Я приехала в Гамбург в начале лета – а там уже вовсю цвели розы. Не такие, какие подаются у нас в магазинах. Знаешь, на этих дурацких длинных стеблях. Терпеть не могу их – опять передернулась Алена. – Там везде, на каждом углу растут большие розовые кусты. Утром их поливают. И когда идешь по городу, то везде этот запах – роз, кофе, и еще немного дымом. Я жила недалеко от порта. Там бегали такие старые буксирные пароходики – вот они и дымили.
Алена жила в старом пансионате, в небольшой комнатке мезонина. Окно выходило во двор, и она могла видеть только часть маленького двора с газоном, где тоже росли розовые кусты.
– Зато каждый день, в пять часов, когда заканчивались занятия, я до самой темноты ходила по городу. Хотя, какая там темнота? Летом вечером там так же светло, как и в Питере. И еще свет от рекламы – она там везде. Я представляла, как приедет Артур, и как я покажу ему все: – и «Чилихаус», и «Шпринкенхоф», и Ратушу, и Свечную гильдию. И мы будем каждое утро спускаться вниз, в кофейню. А по выходным кататься на прогулочных пароходиках, или ходить в оперу. Короче, я уже скучала по Артуру. Хотя в Питере часто думала, что между нами не любовь. А просто такая, знаешь, привязанность близких по духу людей.