Сумеречная роза

Скотт Аманда

Его спальня ничем не отличалась от комнат в противоположном крыле здания. Так же весело пылал в камине огонь, и занавески на окнах висели из такого же бархата. Но здесь стояла всего одна кровать, огромная, с низенькой кушеткой на колесиках, выдвинутой из-под нее с одной стороны, на которой, несомненно, спал Том. Николас ногой задвинул кушетку на место.

– Я ложусь сейчас же, – сообщил он. – Завтра будет долгий изнурительный день, потому что мы должны добраться до леса засветло.

Настроение симпатии и тепла, которое ей удалось создать раньше, исчезло, и о нем она жалела больше, чем обо всем остальном. Она не думала, что его могут убить при защите Тюдора – Николас

слишком большой и сильный, чтобы погибнуть. И рядом с ним всегда Хью, и остальные его солдаты тоже. И все же картины, которые он нарисовал в ее воображении, не исчезали, и когда он лег на большую кровать рядом с ней, ей захотелось, чтобы он крепко обнял ее, чтобы все ужасные видения исчезли. Но Николас, даже не задернув полог кровати, набросился на нее, явно не заботясь, что может причинить боль.

От внезапности его действий она вся сжалась под ним и закричала от страха. Он остановился и посмотрел на нее. В отблеске очага она увидела, как на его раздраженном лице промелькнуло чувство вины.

– Клянусь распятием, мне следовало все-таки высечь вас, – хрипло пробормотал он.

– Я рада, что вы простили меня, – прошептала она. – Вы такой большой, сэр, что, когда злитесь, пугаете меня до безумия. Я старалась быть вам хорошей женой, но еще не научилась сдерживать свой характер, а когда теряю самообладание, похоже, заодно теряю и разум. Я не хотела причинить вам боль.

Он повернулся и лег на бок, подпирая одной рукой голову, а другой лениво водя по ее бедру.

– Вы не такая уж плохая жена, – оценил он, – но вы будите в мужчине всех демонов ада, когда ведете себя так, как сегодня. Мне кажется, ваши воспитатели оказали бы нам обоим огромную услугу, если бы как следует пороли вас раз в неделю.

– В Драфилде они почти так и делали, но я говорю правду – леди Анна действительно научила меня управлять большим домашним хозяйством. Вы отдали мой дом под надзор вашего брата, сэр, не обращая внимания на то, что я лучше обучена управлять им, чем он. Вот что разозлило меня.

Его лицо посуровело, и вдруг она испугалась, что снова разворошила угли его гнева.

– Достаточно того, что я решил поручить Вулвестон заботам Гуилима. Мне не нужно объяснять мои действия ни вам, ни кому-либо другому. Вы понимаете? – спросил он.

– Да, – пробормотала она. – Но вы поступаете ужасно несправедливо.

– Может быть. – Он замолчал, но рука на ее бедре начала медленно двигаться вниз и вверх, неосознанно, пока его мысли витали где-то далеко. И только она начала поддаваться ощущениям под действием его рук, он начал объяснять: – Одно дело быть обученным, милая, другое дело – иметь опыт. А сейчас, когда мир вокруг нас так неустойчив, то тут, то там вспыхивают мятежи, и пока страна привыкает к правлению Гарри, Вулвестон не может находиться в безопасности под управлением женщины. Поместье опустошила болезнь. Я понятия не имею даже о том, сколько человек там осталось, сколько арендаторов. Я видел только одну деревню всего один раз, и тогда меня происходящее совершенно не касалось. Деревни могли разграбить, жители могли покинуть их. Еще существует угроза того, что, ввиду симпатий вашего отца йоркистам, его люди теперь могут поддерживать Ловелла и Стаффордов.

– Стаффордов?

– Да, после того как мы проехали Вустер, мы слышали разговоры, что сэр Томас Стаффорд и его брат Хэмфри пытаются поднять против Гарри центральные графства, а Ловелл поднимает север. Я запретил солдатам говорить об этом в вашем присутствии, чтобы вы или другие женщины не волновались. Думаю, ваша поездка отсюда до Вулвестона будет достаточно безопасна, но когда вся Англия неспокойна, нельзя оставлять такое

большое имение, как Вулвестон-Хазард, в руках женщины.

Элис молчала. Его рука скользила теперь по ее талии и вверх, к груди, играя с ней, все еще лениво, но с нежностью, и ощущения, пронизывающие тело, наполняли ее блаженством. Подвинувшись ближе к нему и положив руку на его щеку, она заявила:

– Вы во всем правы, сэр, я не подумала, что в такое трудное время наши люди примут мужскую руку в управлении легче, чем мою, но я бы предпочла вашу руку, Николас, а не Гуилима.

– Я тоже, но это невозможно. – Он поцелуями заставил ее замолчать, забыть их споры, чтобы утолить нарастающую страсть.

Когда он уснул, она лежала рядом, удовлетворенная, но сон не шел.

Элис подумала, что начинает лучше понимать его. С женщинами гораздо проще. Она довела его до бешенства и удивилась, что это удалось. Она надеялась только, что ее женское оружие позволит ей остаться целой и невредимой. Но потом, пожалев ее, Николас опять стал холоднее, даже злее, чем раньше. Она начала подозревать, что затронута его гордость, его гнев обратился внутрь, на самого себя. По-видимому, он считал милосердие минутой слабости.

Николас разбудил ее рано утром поцелуями, и когда она ответила со страстью, равной его собственной, он, похоже, забыл, что хотел отбыть до начала утренней службы, и остался с ней, дразня и лаская, пока она не стала бояться, что ее стоны наслаждения могут услышать в монастыре. Когда он наконец вошел в нее, ее тело бросилось ему навстречу, и когда все закончилось, она лежала, трепещущая, в его объятиях и ждала, пока пройдет последняя волна дрожи.

– Я совершенно без сил, сэр. Я никогда больше не смогу пошевелиться.

Он усмехнулся:

– Я буду скучать по тебе, девочка.

– Господин! – В комнату вошел Том, и Элис спряталась за Николаса, закрываясь от оруженосца. – Вы будете одеваться сейчас, сэр?

Элис прошептала:

– Отошлите его, – но Николас уже встал и прошел дальше в комнату, задернув полог кровати.

Часом позже в монастырском дворе настроение ее мужа снова изменилось, и он посчитал обязательным во всеуслышание приказать ей в присутствии солдат и самого аббата подчиняться приказам Гуилима как его собственным. Он говорил сурово, с непреклонным видом, как будто не целовал и не ласкал ее с самого момента пробуждения.

Его приказ мгновенно вызвал в ней возмущение, но она подавила его, стиснув зубы, и вела себя так кротко, что сам аббат одобрительно кивнул головой. Наконец, отдав напоследок приказ Гуилиму двигаться до Донкастера окольными и малолюдными путями, вместо того чтобы ехать по Большой северной дороге, Николас дал знак своим людям отправляться. Когда Элис увидела его проезжающим через ворота, такого великолепного на Черном Вайверне, она вдруг почувствовала себя покинутой. Сэр Николас сказал, что будет скучать, а у нее даже не представилось возможности ответить. Но она тоже будет скучать по нему, ужасно скучать.

Стоящая рядом с ней Джонет вздохнула, и Элис посмотрела на нее. Ее восприятие обострилось от собственных чувств, и она тихо посоветовала:

– Тебе надо относиться добрее к Хью Гауэру. Он любит тебя.

– Этот чудак? – фыркнула Джонет. – Говорит словно мед пьет, а сам болван болваном.

Элис не проронила больше ни слова. Вскоре их собственный маленький отряд отправился в путь, и они так старательно кружили по окольным дорогам, что только через четыре дня приблизились к Вулвестону. Мужчины отряда и женщины-служанки стоически переносили трудности пути, как и их командир. Но Элис и Мэдлин раздражались от всех действий и приказов Гуилима.