Сумерки божков

Амфитеатров Александр Валентинович

— Да, конечно… — и соглашался, и возражал господин в мягкой шляпе. — Но с другой стороны… строго говоря… в самом деле, что же он может сделать для себя на две копейки?

— Как что? как что? Еще, дальше просить! Не жалей спины-то! Покланяйся, попроси! Я — две копейки, другой — две копейки, четвертый, пятый… этак он не то что гривенник, — до рубля с публики наберет… Вы чему же изволите смеяться?

— Поклоны человеческие у вас уж очень дешево стоят. Оказывается по арифметике вашей, что — за гривенник-то благопотребный — ему — самое малое, что

перед пятью прохожими унижаться придется…

— А, батюшка, за чем пойдешь, то и найдешь: такая подлая профессия!

В другой проходящей группе слышалось:

— Куда полиция смотрит? Этакое безобразие! И отчего это за границею босяка нет?

— Положим, что есть… только в глаза он не лезет.

— Да вот не лезет же! Стало быть, полиция хорошая, распорядительная, — умеет охранить обывателя от неприятности…

— Ну, знаете, тоже! Бывал я и в Берлине, и в Париже: Держиморды, в своем роде изряднейшие… не дай Бог!^[266]

— Там не то что полиция хорошая, а взаимопомощь рабочая очень развита. У нас при безработице либо болезни рабочему неоткуда медного гроша достать на пропитание, а Германия на предмет страхования против потери работоспособности отсыпает ежегодно по сто с лишком миллионов марок… какой же там может быть босяк?

— Извините, пожалуйста. Причем страхование? причем безработица и работа? Очень они хотят работать! Как же!.. Вон — Илья Семеныч, тоже вроде вас философ и филантроп наш известный, покровительствовал одному такому… как их теперь, дьяволов? бывшими людьми, что ли, называют?.. Отличное место ему нашел — лакеем к своему двоюродному брату. Так — что же вы думаете? Отблагодарил он Илью Семеныча? Как бы не так: обиделся… «Если, — говорит, — уж такая мне судьба, чтобы снимать с господ пальто, то я предпочитаю делать это не в передней, но в темном переулке…»

Прохожие сменялись прохожими, группы группами, людские волны волнами, и ни одна волна не проходила, чтобы не столкнуться с босяками и не замутиться сомнениями о них.

Барышня в барашковой шапочке. Откуда их столько сегодня у театра? Ужас! пройти нельзя.

Студент. Теперь всегда так, когда Берлога поет. Он, говорят, приучил. Очень много денег раздает им.

Барышня в фетровой шляпе. Зачем?

2-й студент. Сам был босяк… по сочувствию к страждущему человечеству.

Барышня в барашковой шапочке. А я, наоборот; слышала от одного верного человека, что Берлога совсем не такой бескорыстный, как о нем рассказывают.

3-й студент. Вся эта благотворительность его, о которой так много разговоров, одна грошовая реклама, а сам он в жизни своей — совершеннейший буржуй: именья покупает, дома строит, купоны стрижет…

Барышня в фетровой шляпе. Сплетни.

Студент. О домах и купонах не знаю-с, но что у нас на курсе пять человек его стипендиатов, в том могу вас уверить с совершенною определенностью.

Барышня

в барашковой шапочке. Ах, что стипендиаты? стипендиаты не доказательство.

3-й студент. Может быть, это его дети незаконные?

Барышня в фетровой шляпе. Фу! что это!

3-й студент. Как будто не бывает!

Барышня в фетровой шляпе. Вот направление ума!

Студент. Хватили через борт, коллега: Берлога еще слишком молод, чтобы иметь детей в университете.

3-й студент. Да ведь я не серьезно… собственно, для смеха… так!

Барышня в фетровой шляпе. Вы — так, другой — так, третий — так… А, глядишь, по городу пошла гулять сплетня.

2-й студент. И вот вам образчик, как публика сочиняет историю своих больших людей!

Барышня в барашковой шапочке. Еще бы не было стипендиатов. Стипендиатов имеют и Морозовы, Овчинниковы, Трапезниковы. Это самый буржуазный способ филантропии. Мода. ^[267] У кого же теперь нет стипендиатов?

Барышня в фетровой шляпе. Да вот у нас с вами нет.

Барышня в барашковой шапочке. Совсем не остроумно. Мы с вами живем на пятьдесят рублей в месяц, а Берлога получает десятки тысяч… какое же сравнение?

2-й студент. Нет, вы напрасно: я знаю… он парень широкий, безотказный… Наши к нему не раз ходили: он и на стачку отсыпал, и на литературу… молодец!

Студент. Да вы оглянитесь: уже то одно, что к нему это босячье волною плывет, — разве не говорит вам уже это обстоятельство, какой он души человек? Этакую популярность на фу-фу купить нельзя-с! У пролетария есть инстинкт против фальшивого заигрыванья. Его любовь правдою заслужить надо-с.

Барышня в фетровой шляпе. Сегодня их как-то особенно много…

Студент. Первое представление… торжество, в некотором роде…

Барышня в шляпе с цветами, до сих пор молчавшая. Говорите, господа, в защиту ваших босяков что хотите, но с тех пор, как я прочитала «Бездну» Андреева, я не могу их видеть без ужаса…

Барышня в барашковой шапочке. Пошлите сочувственную телеграмму графине Толстой: она тоже Андреева ненавидит. ^[268]

Барышня в шляпе с цветами. Я ненавижу совсем не Андреева, но босяков… А вы как думаете, товарищ?

Барышня в фетровой шляпе. Нет… что же?., за что же?.. Ничего.

2-й студент. Да, первое представление, — и притом, знаете ли, слышно, что самая опера-то — этакая особенная… тоже босяцкая… в своем роде…

Студент. Наша! Пролетарская!

2-й студент. По всему городу о ней расплылись всякие слухи… Говорят, будто Савицкую сегодня генерал-губернатор к себе вызывал…