Сумерки человечества
Шрифт:
– И зачем на этот раз меня вытаскивать?
– шепелявя разбитым ртом, спросил Андрей, с удовольствием потягиваясь, оказавшись на открытом месте, - Решили снова доставить себе удовольствие… - договорить он не успел, полковник ударил его ногой в живот, приказывая замолчать.
Свалившись на бок, мой друг заперхал, пытаясь справиться с новым приступом боли. По щекам поползли слюни, но он даже не обращал на это внимание. Чуть придя в себя, он снова с вызовом посмотрел вверх, и неожиданно для себя уткнувшись в меня взглядом. И тут же забыл обо всем, что хотел сказать, только щелкнул
– Миш… - пораженно прошептал он, - неужели это ты? Мне сказали, что убили… - и снова не успел договорить, прерванный ударом сапога полковника.
Мне было стыдно смотреть на него. Я физически не мог заставить себя сделать это, боясь, что Андрей сможет прочесть в моих глазах свою учесть. Вместо этого с ненавистью посмотрел на офицера, в глазах которого читалось откровенное злорадство, радость от того, что сумел так сильно зацепить меня. Под моим испепеляющим взглядом достал из кобуры пистолет, взвел его и вынул обойму.
– В стволе только один патрон, - сразу предупредил меня, передавая мне оружие стволом вперед, - Так что не думай выкинуть какую-то глупость. И целься лучше в голову, если он потом воскреснет, будешь голыми руками его успокаивать.
– Миш, про что это он? – с сомнением в голосе спросил Андрей, даже не путаясь встать и только приняв сидячее положение, - Ведь ты не будешь… – и подавленно замолчал, когда я взял пистолет в правую руку. Рукоятка мне сразу показалось тяжелой и неудобной, словно я в первый раз в жизни взял. Только гораздо тяжелее было смотреть на Андрея, тем более, не приняв окончательного решения и мучаясь сразу двойным грузом вины.
– Стреляй, - сказал полковник командным тоном, не терпящим возражений, – это твой единственный шанс прожить хоть еще немного.
Я посмотрел на него тяжелым взглядом, взвешивая оружие в руке и беря его в боевое положение. На какую-то долю секунду у этого человека мелькнул в глазах страх. И он, и я отлично понимали, что в таком положении успею поднять ствол и выстрелить прежде, чем офицер успеет хотя бы вскрикнуть.
Палач, конечно, наверняка после этого меня пристрелит, но полковника от дырки в голове это точно не избавит. Останавливала меня только полная безрезультативность такой выходки. От такого, бесспорно, героического поступка, ни мне, ни кому-либо другому ни выгоды, ни спасения не было, просто освобожу важную должность для нового кандидата.
Тяжело вздохнув, я повернулся к Андрею и вытянул руку с пистолетом, направив в сторону своего друга. Он, быстро задышав, прижался к стене, почти молящее глядя мне в лицо, пытаясь вцепиться в грязный пол пальцами, но лишь бессильно скреб ногтями по грязному и сухому цементу.
– Миш, ты что это? – бормотал он почти без перерыва, никак не в состоянии поверить в такое предательство, - Неужели ты станешь? Миш, да за чем же, неужели перед ними пресмыкаться… Как же так…
– Прошу тебя… - я попытался что-то сказать, но в горле ком встал, слова нельзя было произнести. Глотка стала такой узкой, что даже дышать стало тяжело. Перед глазами только и стоял ствол пистолета, перед мушкой прицела которого, никак не способного встать ровно, шаталась голова
Андрея,
– Давай стреляй, - рявкнул полковник, толкнув меня раскрытой ладонью в спину, - Пока мне не надоело. Так что давай решайся.
– Миша, - почти взмолился Андрей, - ведь ты же не можешь так поступить.
Не может мой друг предать. Ведь, что ты сам мне рассказывал, как можно все изменить, стоит только по-другому на мир посмотреть, по совести, а не по наживе. Михаил!
Этого я уже выдержать не мог. Внутри что-то сломалось, и я понял, что не смогу выстрелить. Опустив оружие, я хотел уже повернуться к полковнику, сказать, что отказываюсь от этого, пусть делает со мной все, что захочет. А вместо этого мне в затылок уперлось дуло другого пистолета, холодное и твердое. Замерев, я даже не пытался шевелиться, не давая повода выстрелить, только медленно начал поднимать руки вверх.
– Это ты брось, - рявкнул полковник, - ты здесь уже не пленник, от тебя другое требуется. И ты сам знаешь, чего от тебя требуют.
Я опустил руки и взял пистолет поудобнее. Ствол оружия от затылка не убирали, только прижали к голове еще крепче. Было даже отчетливо слышно, как щелкнул снятый предохранитель, когда полковник решил подтвердить свои слова аргументом более весомым. Вот именно в такие моменты понимаешь, как сильно любишь жизнь. Со всеми ее мелочами и важными фактами, каждую секунду каждого дня. Как нравиться дышать, наслаждаясь вместе с каждым глотком воздуха любыми ароматами, которые нос способен уловить. Все эти звуки, запахи и ощущения, настолько постоянные спутники повседневной жизни, что к ним привыкаешь и даже не обращаешь на них внимания, считая их такой же обыденностью, как и все прочее. И как не хотелось от этого уходить, как не хотелось прощаться со всем этим, ставшим неожиданно важным и значимым.
Я почувствовал, как слезы закапали из глаз. Медленно, по одной слезинке, капая на щеку и скатываясь вниз, оставляя влажный и холодный след, почти сразу застывавший на прохладном воздухе и чуть стягивающий кожу.
– Считаю до трех, - тихо, сквозь зубы, процедил полковник, чуть толкнув меня стволом, - После этого я выстрелю сначала в тебя, а потом, можешь не сомневаться, застрелю твоего друга. И умрет он в любом случае, как, в прочем, и ты, если настолько глуп и не можешь увидеть той милости, что тебе оказали.
– Жизнь покупаешь, - сказал Андрей, неожиданно обмякнув и расслабившись, - И тебя они заставляют. Ну, тогда стреляй. Живи, ты этого достоин.
– Не говори так, прошу, - прохрипел я, ощущая, как меня начинает тошнить от напряжения, - нельзя так говорить…
– Один, - почти прорычал полковник, чуть сдвинув ствол оружия и уткнув его мне в шею.
Рядом палач, не очень уверенный в своем решении, достал из кобуры на поясе свой пистолет, марки ТТ, и тоже направил в мою сторону оружие.