Сумерки человечества
Шрифт:
Один из них, устало опершийся на лопату, попытался отдышаться, как рядом непонятно откуда возник надсмотрщик, толстый и небритый мужик наглого вида, с силой ударив по спине милицейской дубинкой, заорав, чтобы работал, а не отдыхал. Я поспешно отвел взгляд, чтобы не смотреть, как его избивают.
Охрана привела меня на небольшую площадку, выровненную ровным слоем земли, которую по краям еще расчищали граблями рабы. По сторонам ее закрывали старые дома, в которых уже успели заложить все окна, а нижний этаж переделали, пробив дополнительные входы и выходы, отгородив их отдельными стенками, сложенными из кирпича. От деревьев, росших ранее вдоль стенок, остались только небольшие пеньки, едва выступающие над землей. Еще несколько групп рабов складывали из мешков по краям зданий баррикады или
Увидев меня, командир развернулся на каблуках и расплылся в широкой улыбке. Я сразу понял, что именно он меня и вызывал.
Глава 16. Ломка правил.
Мы стояли, внимательно разглядывая друг друга. Я, и так побитый в прямом и переносном смысле слова, пытался вложить в собственную осанку как можно больше достоинства и гордости, офицер Республики даже не двигался, так же сверля меня взглядом. Его внимательный взгляд скользил по мне, казалось, подмечая каждую деталь. Все свои внутренние умозаключения насчет меня офицер выразил одним единственным «хм», произнесенным в полный голос и с явным намерением на то, чтобы я это услышал.
Выглядел он так, словно всю свою жизнь провел где-то на передовой под ураганным огнем противника. Узколобое лицо с совершенно квадратной челюстью и несколько раз сломанным носом, покрытое давно не бритой щетиной, с небольшим шрамом на левой щеке, яркой розовой полоской проступавшей на небритой щеке, но самыми жуткими у него были глаза, черные и узкие, почти без ресниц, а главное, холодные и злые, абсолютно спокойные, принимающие весь мир таким, каким он есть, даже с удовольствием, считающие, что так будет лучше всего.
Форма была как у того же офицера, какой встречал нас у Торга, только гораздо лучше сделанная и точно подогнанная, без единой складки.
Разгрузник на груди был весь забит патронами и снаряжением, а на правой стороне груди была аккуратно вышита эмблема Республики. На боку висел черный противогаз, с висящим вниз шлангом от респиратора. Чуть позади него болтался шнур от пистолета, пристегнутый к кобуре, чтобы не потерять, если нет времени вставлять оружие обратно.
Теперь он молча стоял и ждал, пока я к нему обращусь и с каждой минутой моего молчания постепенно краснел все больше и больше, одновременно пытаясь проделать во мне дырку взглядом. Я же не собирался начинать первым, во-первых, из-за гордости и нежелания выказывать свое подчиненное положение, а во-вторых, я просто не знал, как к нему обратиться, начинать же с обыденного «здравствуйте» не собирался, как и, в принципе, желать ему здоровья. Гораздо интереснее было бы посмотреть на его смерть. Может, сказано и жестоко, но к людям, пользующимся общей бедой ради собственного блага или удовольствия, по-другому просто нельзя, Первым не выдержал все же он. Офицер, побагровев до состояния свеклы, неожиданно рявкнул на меня во весь голос, так, что даже бегавшие за его спиной новобранцы остановились, прислушиваясь к разговору. Офицер орал на меня словно ради собственного удовольствия, выкатывая глаза и брызгая слюной, но ни разу не повторяясь в ругательствах, отчего я заключил, что именно в этом у него большой опыт, связанный с долгими тренировками тех же новобранцев.
– Как стоишь передо мной, ничтожество! – брызгая слюной на меня, - Кто ты вообще такой? Думаешь, раз повесили тебя на мою шею, то круче всех?!
Урод, позор своей матери! Встал смирно!
Я вытянулся в струнку, стараясь не обращать внимания на то, что
– Будешь ко мне обращаться только как господин полковник! Ясно тебе, свинья?
– Так точно, господин полковник! – рявкнул я, внезапно осознав, что слова « не стоит прогибаться под изменчивый мир», оказались ошибочными.
Слова «выжить» в таком отношении имело гораздо больше веса. А жить мне очень хотелось, и в этом отношении иногда приходится прогибаться гораздо сильнее, чем кажется в первый момент.
– Чем больше я на тебя смотрю, тем меньше ты мне нравишься! – рявкнул офицер, в очередной раз обдав меня потоком своей слюны, - ты ведь не в детский сад попал, а в карательный отряд! Понимаешь, срань ты собачья?!
Тут через такое пройти придется, что, боюсь, твой хлипкий позвоночник этого не выдержит. Сейчас с тебя взятки гладки, тебя уже обработали, поэтому можешь расслабиться, но потом с тебя спросят по полной. Хорошо объясняю?
– Так точно, господин полковник! – снова рявкнул я универсальную фразу, по идее обозначающее мое согласие со всем сказанным. Хотя в голове у меня уже закрутился рой вопросов. Если, как он выразился, «взятки гладки», то причем тут мой вызов. Если же ему что-то от меня было надо, то зачем тогда эти разговоры про мою недееспособность в их операциях.
Где-то в груди закололо нехорошее предчувствие.
– Семенов! – неожиданно громко позвал полковник, окончательно смутив меня. Меньше всего на свете я знал, кто такой этот Семенов и каким образом он вообще ко мне относится. Немного растерявшись, я оглянулся, пытаясь взглядом поймать позванного человека, чтобы хотя бы приблизительно представить, кем он может быть. И поэтому я был сильно удивлен, когда к полковнику подошел молодого вида парень, уже, конечно, много повидавший в наше неспокойное время. Все мы были такими,, и у каждого за спиной осталась тяжелая история, которую нельзя вспомнить без слез. Однако, на мой взгляд, он все же казался немного молодым для того, чтобы учинить надо мной какую-то страшную расправу. Больше он походил на клерка, который раньше только и занимался, что с важным видом перекладывал бумаги из одной стопки папок в другую. Однако полковник дал ему несколько иное задание, которое смутило меня еще больше.
– Посмотри за этими сопляками, пока меня не будет, - велел полковник своему подчиненному, почти по-отечески похлопав парня по плечу, - А у меня будет несколько другое задание. Надо проверить одного пацана.
Этими словами он посмотрел на меня, отчего мне стало еще хуже чем прежде. Его пронизывающий взгляд, кольнувший мою душу при этих словах, пробил мою оборону с первого раза, хотя я и старался выглядеть бодрым.
Полковник, видимо, тоже почувствовал эту перемену в моем настроении и довольно улыбнулся, предвкушая мои будущие потрясения. А в том, что они будут, я был уверен практически полностью. И ничего хорошего они мне не принесут. Особенно дурно мне стало после спокойных слов полковника, крепко сжавшего мое плечо:
– Пошли, - он чуть наклонил голову, кивком указывая в сторону одного из перестроенных зданий, стоящих около площади, которую сейчас заканчивали ровнять, - У меня к тебе есть одно небольшое дельце, которое надо проверить.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ним, особенно после того, как рядом, словно из-под земли, выросли два охранника, угрюмых и совершенно не похожих на ту шпану, что вели меня вниз. Эти больше походили на обструганные бревна, с толстыми ручищами, в которых зажатые автоматы просто терялись и казались маленькими игрушками, по ошибке попавшие к таким здоровым и взрослым мужикам. Много раз битые и ломанные морды у обоих были, кроме выражения абсолютной, даже непробиваемой жестокости и тупой злобы, исподлобья глядевший на окружающий мир, ни у одного, ни у другого на лице не было ни проблеска интеллекта, даже брови почти сразу переходили в угловатую макушку головы, на которой росли короткие грязные кудри.