Сумерки Европы
Шрифт:
1. ПОБѢЖДЕННЫЙ ПОБѢДИТЕЛЬ
Войну вела съ обѣихъ сторонъ коалиція и коалиція одержала побѣду. Европейско-внѣевропейская коалиція побѣдила коалицію чисто европейскую. Первая сложилась для войны; для опредѣленной задачи въ опредѣленный историческій моментъ сблизились и объединились различныя и независимыя линіи державныхъ судебъ. Но державы эти, пройдя ту точку, въ которой онѣ объединились, дальше не могутъ не идти по своимъ самостоятельнымъ путямъ. Таково положеніе въ міровой плоскости. Въ предѣлахъ Европы лицомъ къ лицу остаются только нѣкоторыя изъ сражавшихся государствъ — коалиція побѣжденная и часть побѣдителей. Упрощая вопросъ къ основному рѣшающему пункту: лицомъ къ лицу остаются Франція и Германія. Побѣдила Германію коалиція міровыхъ державъ, лицомъ къ лицу съ ней осталась одна Франція. Америка лежитъ въ недосягаемости для Германіи и Европы; ея интересы, конечно, съ Европой связаны тѣсно, но съ одной стороны, принципіально не больше, чѣмъ со всякой другой частью свѣта; съ другой стороны, остріе опасности обращено для нея именно въ другомъ направленіи; и Наконецъ, съ третьей стороны, въ томъ интересѣ, который представляетъ для Америки Европа, различіе внутриевропейскихъ странъ отходить на второй планъ. Въ сущности и самая война имѣла для Америки основной интересъ въ томъ, что она охватила всю Европу, сдѣлавъ ее — ея, Америки, данницей. Безразличное и слѣдовательно подлинно нейтральное отношеніе диктовалось Америкѣ
Въ иномъ положеніи находится Англія. И по своей близости, и по своимъ исконнымъ традиціямъ, и по своимъ экономическимъ связямъ она несравненно тѣснѣе остается связанной съ европейскимъ материкомъ, нежели Америка. Но опять таки хозяйственный ея интересъ нисколько не предрѣшенъ отношеніями военной коалиціи; политическая же традиціонная задача англійской политики искони заключалась въ обезсиленіи сильнѣйшей европейской державы. Но эта цѣль свыше мѣры достигнута Англіей по отношенію къ Германіи и Россіи; и посколько пораженіе использовано, посколько отнято въ свою пользу, что можетъ быть отнято (а это сдѣлано) — у Англіи собственно не остается мотивовъ сохранять свою позицію неизмѣнной; наоборотъ, у нея даже могутъ появиться стимулы ту самую свою исконную политику обратить остріемъ противъ новой сильнѣйшей континентальной державы, побѣдительницы и союзницы. Опасенія подъема Германіи для нея не существуетъ въ томъ смыслѣ, что не такъ скоро онъ можетъ сказаться и есть не мало средствъ ему противодѣйствовать, или отъ него оберечься и, наконецъ, еще и въ томъ смыслѣ, что противъ подобной опасности сохраняется достаточная гарантія въ лицѣ Франціи. Пока же опасности нѣтъ и пока единственная опасность въ чрезмѣрной слабости страны — работника и потребителя, всѣ основанія заботиться отнюдь не о направленіи своего острія противъ нея. И наконецъ, существеннѣе всего то, что и вообще важнѣйшія задачи, опасности и приманки для Англіи — не въ Европѣ, а внѣ ея; и потому для постояннаго или длительнаго объединенія повоенныхъ судебъ Франціи и Англіи нѣтъ достаточныхъ основаній. Практически это и сказалось въ свое время въ отказѣ Америки и Англіи заключить съ Франціей союзный договоръ и въ повторныхъ трудностяхъ этихъ соглашеній въ послѣдующее время. Такъ главные три союзника-побѣдителя въ войнѣ естественно и неизбѣжно по заключеніи мира расходятся по разнымъ путямъ своихъ историческихъ судебъ. Франція остается на европейскомъ континентѣ лицомъ къ лицу съ Германіей. И если бы даже поддержка и была ей обѣщана, то — не говоря объ ея цѣнѣ — кто поручится за ея длительность.
Но и еще усугубляется ея одиночество. Россія, какъ держава, исчезла на неопредѣленное время съ міровой арены. Австро-Венгрія распалась и исчезла. Италія выросла и обѣщаетъ и впредь продолжать свой ростъ, совершающійся ужъ болѣе полувѣка, — ростъ и государственный, и хозяйственный, и культурный; и менѣе всего она можетъ послужить опорой для Франціи въ ея противоположеніи съ Германіей, ибо съ Германіей Италіи нечего дѣлить. Противникомъ, угнетателемъ и жертвой Италіи была Австрія; Германія никогда не была и по своему географическому положенію и хозяйственному укладу и не могла быть противникомъ Италіи, скорѣе онѣ въ нѣкоторой степени одна другую дополняютъ и поддерживаютъ. Наоборотъ съ Франціей у Италіи не только сосѣдство географическое, но и общая сфера распространенія — бассейнъ Средиземнаго моря; и потому здѣсь имѣются или въ любую минуту могутъ разгорѣться соревнованіе, соперничество и борьба. Такъ, въ составѣ мощной коалиціи, исчезнувшей вмѣстѣ съ побѣдой и подавленіемъ противника, Франція, побѣдивъ Германію, осталась съ ней послѣ побѣды одинъ на одинъ — болѣе одинокой, чѣмъ она когда либо была.
Побѣдитель неизмѣнно бываетъ сильнѣе побѣжденнаго; онъ бываетъ сильнѣе не только своей мощью военной, но совокупной мощью соціально-культурной. Соотвѣтственно міровая коалиція была сильнѣе коалиціи германской. Но оставшаяся въ результатѣ побѣды одинокой въ Европѣ побѣдоносная Франція — потенціально слабѣе побѣжденной Германіи. Вотъ въ этой парадоксальной на первый взглядъ формулѣ: побѣдитель слабѣе побѣжденнаго — ключъ къ современному европейскому положенію.
Менѣе всего этимъ хочу отрицать блестящія военныя доблести и мощь Франціи, столь ярко проявившіяся на войнѣ, гдѣ она дала Антантѣ и рѣшающій командный составъ и наиболѣе упругую борющуюся массу. Менѣе всего хочу отрицать глубину и тонкость прославленной общегражданской культуры, еще до войны сызнова получившей и новый напоръ и новый расцвѣтъ. Но факты все же таковы, что съ величайшимъ трудомъ была одержана побѣда надъ герман-ской коалиціей послѣ безчисленныхъ усилій; а между тѣмъ на одной сторонѣ вмѣстѣ съ Франціей были такія державы самостоятельной мощи, какъ Англія и Америка; большую часть войны вмѣстѣ съ ними была и русская безбрежность; вмѣстѣ съ ними была и Италія, не говоря о малыхъ силахъ Сербіи и Бельгіи и далекой, мало дѣйствовавшей Японіи. Между тѣмъ съ Германіей шла одна только явно находившаяся на склонѣ, изнутри подорванная и еле державшаяся, Австрія и страны малой культуры, уставшія уже отъ предшествовавшихъ войнъ — Болгарія и Турція. Франція стояла на ряду съ великими державами, вносившими въ войну независимый, самостоятельный, своеобразный вкладъ; Германія руководила своими союзниками и поддерживала ихъ. Это различіе имѣло и выгодныя и невыгодныя для каждой стороны послѣдствія; самодовлѣніе независимыхъ мощныхъ державъ создавало основу для независимыхъ центровъ распоряженія и, слѣдовательно, затрудняло единство воли и руководства, создавало возможность треній и неопредѣленности. Наоборотъ единство руководства въ германской коалиціи создавало сосредоточенность и напряженіе, особенно сказывавшіяся, пока Германія сохраняла свою самостоятельную силу. Но зато ко времени упадка отношенія оборачиваются на противоположныя: по мѣрѣ общаго ослабленія и утомленія каждая изъ странъ высокой культуры и сильной государственности въ большей степени сохраняетъ свою разную и независимую отъ другихъ иниціативу и напряженіе, и тѣмъ самымъ служитъ другимъ поддержкой; наоборотъ, страны слабыя и менѣе культурныя, раньше подчинявшіяся сильной волѣ, скорѣе слабѣютъ, теряются и отпадаютъ, или во всякомъ случаѣ требуютъ все большей поддержки отъ своего руководящаго союзника. Такимъ образомъ сила односторонняго культурнаго превосходства, закрѣпляющая устойчивость при непочатости силъ, оборачивается обезсиливаніемъ и отпадомъ по мѣрѣ ихъ израсходованія; и наоборотъ — независимая мощь, затрудняющая согласованіе, — при утомленіи и ослабленіи благотворно сказывается самостоятельностью продолжающихся усилій.
Какъ бы то ни было, сопоставленіе
Но въ сущности вѣдь и не было надобности въ фактической провѣркѣ войной — чтобы это утверждать; одни численныя соотношенія количества населенія, производства и производительности, напряженности труда и организаціонныхъ умѣній; одно соспоставленіе сравнительныхъ темповъ роста государственныхъ функцій, хозяйственной организаціи, культурныхъ достиженій за послѣднія 30–40 лѣтъ приводятъ къ тому же непоколебимому выводу. Пусть совершенно ложнымъ было представленіе о французскомъ упадкѣ, о мнимой дегенераціи; пусть во Франціи накоплялись и нарастали новыя, свѣжія духовныя силы; сопоставленіе германскаго и французскаго государственно-культурнаго развертыванія дѣлало ихъ уравненіе невозможнымъ. И тѣмъ болѣе имѣлъ и сохранялъ значеніе этотъ выводъ, что онъ опирался не на какія либо отдѣльныя свершенія и достиженія, а на потенціи, заложенныя въ численности, въ уровнѣ грамотности, въ организованности, въ распорядительности, въ накопленіи и распространеніи знаній.
Можно возразить, что таковы соотношенія независимыя отъ войны, неудачной для сильнѣйшей стороны; но что именно война самымъ фактомъ произведеннаго ею разгрома ослабляетъ потерпѣвшаго пораженіе больше, чѣмъ побѣдителя, и тѣмъ низводитъ перваго на положеніе слабѣйшаго. Это соображеніе въ основѣ своей, конечно, правильно; оно примѣнимо и къ случаю великой войны; однако, по той же причинѣ, которая подвергается здѣсь разсмотрѣнію, оно не вполнѣ примѣнимо къ отношеніямъ Франціи и Германіи. Побѣждаетъ сильнѣйшій и въ процессѣ побѣждающей войны наноситъ слабѣйшимъ въ общемъ больше урона, чѣмъ испытываетъ самъ. Соглашеніемъ, вытекающимъ изъ побѣды, онъ еще больше укрѣпляетъ достигнутое положеніе, обезсиливая противника отнятіемъ у него территоріи или цѣнностей, или возложеніемъ на него какихъ либо обязательствъ, и такимъ образомъ надолго остается сильнѣе побѣжденнаго, свободнымъ отъ страха передъ нимъ, вольнымъ въ своихъ дальнѣйшихъ движеніяхъ, способнымъ даже на великодушіе по отношенію къ поверженному и больше уже не опасному врагу. Такъ въ общемъ и обстоитъ дѣло при сопоставленіи дѣйствительнаго побѣдителя съ дѣйствительнымъ побѣжденнымъ — мірового союза съ союзомъ германо-европейскимъ. Первый оказался сильнѣе второго; несмотря на превзошедшее всякія ожиданія длительное героическое сопротивленіе первый побѣдилъ второго и въ процессѣ побѣды нанесъ ему въ общемъ навѣрно больше зла, чѣмъ самъ испыталъ. Въ самомъ дѣлѣ, если оставить внѣ разсмотрѣнія бѣдствія, постигшія Россію, уже нетолько въ связи непосредственно съ войной, а въ связи съ внутреннимъ распадомъ, — если сопоставить только уроны самой войны и связанныхъ съ войной бѣдствій мирнаго населенія; если въ этомъ сопоставленіи съ одной стороны принять во вниманіе Германію, Австро-Венгрію, Болгарію, Турцію, а съ другой, не только европейскія державы Антанты, но и Америку и Японію, Канаду и Австралію, Индію, Южную Африку, Алжиръ и Египетъ, страны, принимавшія и прямое, а въ особенности косвенное участіе въ войнѣ, — то едва ли можно будетъ отрицать, что пропорціонально территоріи, пропорціонально населенію — бѣдствія войны пали съ несравненно большей тяжестью на коалицію германскую, нежели на коалицію міровую. Этотъ выводъ заслоняется и затушевывается страданіями, постигшими сѣверо-восточную Францію, части Бельгіи и Сербію. Но какое же основаніе въ плоскости разсмотрѣнія сравнительныхъ ущербовъ двухъ подлинныхъ военныхъ противниковъ (т. е. обѣихъ коалицій) выдѣлять части одной изъ всей ихъ совокупности. Воевала и побѣдила не сѣверо-восточная Франція съ Бельгіей и Сербіей, а грандіозная коалиція, разостлавшаяся по всѣмъ материкамъ; и бѣдствія войны надо относить не къ части, а къ цѣлому. Отдѣльно взятая Франція испытала сравнительно больше бѣдствій и урона, нежели Германія, но она и была слабѣе ея и, конечно, одна ее и не побѣдила-бы. Если же эти бѣдствія соотнести къ подлинному побѣдителю — ко всей Антантѣ съ ея безконечными пространствами, съ ея неисчислимымъ населеніемъ, не только никакихъ военныхъ страданій не пережившимъ, но еще на почвѣ войны и расцвѣтшимъ, то мы и получимъ то естественное соотношеніе, при которомъ побѣжденный дѣйствительно испыталъ уже въ процессѣ самой войны и заключенія мира, а тѣмъ болѣе въ результатѣ его — тотъ грандіозный уронъ, который сбросилъ его съ занятаго имъ прежде уровня и сдѣлалъ его для побѣдителя (для побѣдившей коалиціи) впредь больше неопаснымъ. Вспомнимъ при этомъ съ другой стороны, не объ одной только Германіи, но и о судьбѣ, постигшей остальныхъ ея союзниковъ. Общее естественное соотношеніе не только осуществилось и здѣсь, но можетъ быть осуществилось въ особо наглядномъ, потрясающемъ размѣрѣ.
Но дѣло немедленно мѣняется, какъ только мы возьмемъ не побѣдителя въ его цѣльности и въ такомъ же видѣ побѣжденнаго, а возьмемъ оставшіяся въ Европѣ лицомъ къ лицу державы — только Францію и Германію. Германская коалиція испытала относительно больше всесторонняго урона, нежели Антанта, но Германія испытала относительно меньшій уронъ, чѣмъ Франція. Германскія войска топтали французскую землю, разрушали французскія поселенія и города, насажденія и жилища. Трудно, конечно учесть косвенный вредъ, испытанный германскимъ населеніемъ отъ блокады, но въ общемъ непосредственныя потрясенія войны обрушились на французскую территорію, какихъ Германія вовсе и не испытала. Но вѣдь Германія по сравненію не со всей Антантой, а съ одной Франціей и вела войну, какъ побѣдительница, на ея территоріи, постоянно удерживаемая отъ окончательной побѣды то русскими наступленіями, то прибытіемъ англійскихъ и американскихъ силъ. Побѣдоносная по отношенію къ одной Франціи, Германія была побѣждена совокупной Антантой. Соотвѣтственно и располагаются бѣдствія, испытанія и уронъ.
Въ этомъ соотношеніи можно на первый взглядъ усмотрѣть парадоксальное утвержденіе того, что часть больше цѣлаго; ибо, если бѣдствіе германской коалиціи превосходитъ бѣдствіе антантистской, то тѣмъ болѣе оно должно превосходить бѣдствіе одной Франціи. Но вѣдь эти испытанія не берутся здѣсь и не могутъ быть взяты, какъ нѣкія абсолютныя величины, а лишь — въ соотношеніи съ переживавшими ихъ субъектами, съ численностью населенія, съ длительностью переживаній, съ территоріей, на которую они распространяются. Вѣдь «бѣдствія», «испытанія», «переживанія» — и вообще не являются нѣкимъ объективнымъ явленіемъ, взвѣшиваемымъ или измѣриваемымъ на какой либо объективный масштабъ; они въ самомъ существѣ своемъ соотносительны съ субъективными свойствами и способностями переживающаго. Рана, незначительная для сильнаго организма, бываетъ смертельна для слабаго, лишенія, легко переносимыя закаленнымъ, губительны для изнѣженнаго. Къ тому же бѣдствія и лишенія и между собой объективно несоизмѣримы и несопоставимы; наконецъ, ихъ въ данномъ случаѣ приходится вѣдь отнести не къ личности ихъ переживающей, а къ соціальному тѣлу ихъ преодолѣвающему. Для того, чтобы свести къ какому либо общему знаменателю военныя бѣдствія, необходимо было бы отыскать, или установить нѣкую вымышленную единицу таковыхъ и найти коэффиціенты, которые позволили бы перевести на эту единицу всѣ разновидности военныхъ дѣйствій.