Сумерки Европы
Шрифт:
Итакъ, въ современности культура мира не противоположна военной культурѣ, а служитъ ей оплотомъ, питая ее собой. На тылъ опирается фронтъ; промышленнымъ напряженіемъ живутъ напряженія военныя.
Но, можетъ быть, въ этомъ еще нѣтъ отрицанія того основного противоположенія, которое позитивизмъ установилъ между индустріальнымъ и военнымъ укладомъ. Вѣдь военное государство не предполагаетъ, что оно посвящаетъ себя всецѣло культурѣ войны и военныхъ цѣнностей, воздерживаясь отъ хозяйственной, духовной работы; оно предполагаетъ только, что хозяйственная, соціальная, духовная работа — какъ бы пышно она ни развивалась — развивается подъ воздѣйствіемъ возможной войны, въ военныхъ интересахъ и цѣляхъ, въ подчиненіи военному принципу. И тѣсное сплетеніе и зависимость «войны» отъ «мира», можетъ быть, нисколько не является свидѣтельствомъ значенія мирной гражданской культуры на войнѣ, а, наоборотъ, является только доказательствомъ милитаризма самой мирной культуры, подчиненія, порабощенія ея цѣлямъ войны.
Однако, не нужно слишкомъ длинныхъ разсужденій, чтобы понять всю ошибочность подобной поверхностной точки зрѣнія.
Быстрота передвиженій искони была могучимъ средствомъ военныхъ успѣховъ; Аннибалъ, Суворовъ, Наполеонъ — тому вѣковые свидѣтели. «Ногами одерживаются побѣды», — это, конечно, односторонняя условность, но въ ней лежитъ серьезная доля правды. Однако, въ современности, при средствахъ современной культуры, войска передвигаются преимущественно не ногами, а колесами. Техника и здѣсь исполняетъ свое извѣчное предназначеніе —
Конечно, и всего богатства средствъ передвиженія мирнаго времени можетъ оказаться недостаточнымъ для военныхъ нуждъ; потребуются новыя, дополнительныя; ихъ надо будетъ тутъ же на мѣстѣ спѣшно заготовлять; и опять таки ясно, что эта уже чисто военная заготовка будетъ мыслима только тогда, когда въ странѣ имѣется достаточно соотвѣтствующихъ заводовъ, станковъ, машинъ, достаточно численные кадры рабочихъ, мастеровъ, инженеровъ, химиковъ. И опять таки было бы ни съ чѣмъ несообразно думать, что все это можно приготовить впрокъ на случай войны и примѣнительно къ войнѣ; что заводы будутъ въ ожиданіи ея стоять безъ дѣла, отъ времени до времени подвергаясь ремонту, что машины будутъ бездѣйствовать, инженеры и рабочіе упражняться, получая жалованье и пенсіи. Имѣется, конечно, и специфически военная матеріальная часть — корабли, пушки, снаряды и пр. — которая находится именно въ подобномъ положеніи; въ подобномъ же положеніи находятся и профессіонально-военные личные кадры. Но это лишь ма-лая часть того, что нужно для войны, и если и въ этой части требуется усиленное производство, то его можетъ доставить лишь богато оборудованная промышленность, пышно расцвѣтающая въ мирное время въ самодовлѣюще хозяйственныхъ мирныхъ цѣляхъ. И то, что относится къ средствамъ передвиженія, одинаково относится и ко всѣмъ другимъ областямъ, къ продовольствію и снаряженію, ко всему, что можетъ понадобиться для войны и не можетъ быть впрокъ заготовлено. Только непрерывное мирное творчество во всѣхъ областяхъ производства создаетъ тѣ мирные аппараты, скопленія цѣнностей и навыковъ, которые въ нужную минуту могутъ быть использованы для специфически военныхъ цѣлей.
О трехъ вещахъ, необходимыхъ для войны — деньги, деньги и деньги — уже давно брошено крылатое слово. Оно, правда, относится къ менѣе сложной общественной средѣ; сейчасъ, пожалуй, двѣ изъ этихъ трехъ вещей измѣнились, сейчасъ нужны — деньги, кредитъ и кредитъ. Какъ бы то ни было, финансовая проблема сейчасъ стоитъ на первой очереди проблемъ войны (правда, на ряду со многими другими, ибо преимущественное мѣсто зависитъ здѣсь въ сущности не отъ объективнаго положенія, а отъ направленія вниманія). И опять таки безъ дальнихъ словъ ясно, въ какой мѣрѣ здѣсь окажется несостоятельнымъ подчиненіе гражданской культуры задачамъ ожидаемой войны. Ясно, что проблема финансовъ есть проблема прежде всего мирной организаціи государства для цѣлей мирной работы, при условіяхъ мирной жизни. Кредитъ связанъ со всею совокупностью мирнаго труда, доходы государства связаны со всенародной работой и распредѣленіемъ, съ хозяйственной политикой, банковой организаціей, внутреннимъ строемъ, внѣшнимъ обмѣномъ. Быть можетъ, нѣтъ болѣе разительной иллюстраціи отстаиваемой здѣсь точки зрѣнія, какъ знаменитый германскій неприкосновенный военный фондъ, хранившійся въ Юліевой башнѣ. Вотъ истинное соотношеніе для дѣла войны — спеціально воинской и общегражданской культуры, вотъ ихъ удѣльный вѣсъ: сто двадцать милліоновъ марокъ золота, неприкосновенно сохраняемыхъ на случай войны и свыше милліарда государственнаго золотого запаса, за годъ войны увеличеннаго изъ запасовъ народныхъ на четыре шестыхъ, — и многомилліардные займы. Юліева башня — это специфически воинская подготовка; запасы имперскаго банка, займы — это результатъ многолѣтней общенародной работы. И то же относится и къ другимъ странамъ — къ Франціи, и Англіи — гдѣ единственнымъ военнымъ фондомъ и былъ фондъ народнаго труда.
Но не одна техника мирной культуры, матеріальная и общественная, заводская и финансовая, имѣетъ непосредственное отношеніе и рѣшающее значеніе для дѣла битвъ. Ибо все связано со всѣмъ въ сплетеніи культурнаго соnsensus'a. Безъ науки и притомъ безъ самодовлѣющей систематической науки для науки — нѣтъ широкаго развитія техники, а слѣдовательно нѣтъ и успѣшной войны. Расцвѣтъ химической промышленности связанъ съ каѳедрами теоретической химіи, съ лабораторіями самодовлѣюще научнаго изслѣдованія. Чистая математика процвѣтаетъ тамъ, гдѣ умѣло строятъ мосты и творчески проектируютъ машины; экономическія и правовыя науки развиваются тамъ, гдѣ съ тщательною предусмотрительностью организуютъ общественныя функціи и регулируютъ хаосъ хозяйственной жизни. А гдѣ внѣдренъ вкусъ къ теоретическому знанію вообще, тамъ процвѣтаютъ въ отдаленіи отъ всякой техники — и исторія, и филологія. Гдѣ развиваются математика и экономика, исторія и химія, тамъ подвергаются анализу и предпосылки этихъ дисциплинъ, — не только теоріи техники, но и теоріи этихъ теорій, теорія знанія, философія. Ибо философія расцвѣтаетъ не тамъ, гдѣ полудосужая мысль развиваетъ взглядъ и нѣчто о томъ, что попадается въ поле ея вниманія; а тамъ, гдѣ мысль человѣческая упорно преодолѣваетъ всякія сопротивленія, а слѣд., и тѣ, которыя она сама себѣ создаетъ.
Я почти не уклонился въ сторону отъ вопроса о непосредствонномъ соотношеніи культуры мирной и воинской. Правда, философъ можетъ непосредственно лишь мало пригодиться въ дни битвъ; и значительная доля того прикладного — къ настроеніямъ и инстинктамъ — философствованія, которое вызвано военными событіями, безъ ущерба для военныхъ дѣйствій и съ выгодой для ясности общественнаго сознанія могло бы (какъ то и подобаетъ подлинному философствованію) спокойно вылежаться въ авторскихъ
Не только техника мирнаго времени, общественная организація, интеллектуальная работа, — но и то, что принято отдѣлять отъ нихъ, какъ «внутреннюю», моральную жизнь духа, какъ она развилась въ мирное время, участвуетъ рѣшающимъ образомъ въ ратномъ дѣлѣ. Впрочемъ, отдѣленіе внѣшней культуры отъ внутренней, — техники отъ морали, — столь ходкое уже и до войны, въ частности въ россійской литературѣ, и вообще основано на поверхностномъ пониманіи и той и другой. Даже если взять кажущіяся крайности — съ пропускомъ многихъ связующихъ ихъ промежуточныхъ звеньевъ — мораль и матеріальную технику, то нельзя не признать, что первая есть функція второй въ такой же мѣрѣ, какъ вторая — функція первой.
Общественный духъ опредѣляетъ войну нисколько не въ меньшей степени, чѣмъ финансы и быстрота передвиженія, вмѣстѣ взятые. При неимовѣрной напряженности, спѣшности и сложности безмѣрныхъ работъ и великихъ событій, — представимо ли, что подобную дѣятельность возможно успѣшно осуществлять иначе, какъ при высокой культурѣ чувства отвѣтственности во всей толщѣ общества, и при соотвѣтствующей ему — увѣренности каждаго въ другомъ, взаимномъ довѣріи. Можетъ ли въ современномъ фантастически сложномъ сплетеніи сколько-нибудь спориться работа, если каждый или большая часть участвующихъ въ ней не исполняютъ каждый на своемъ мѣстѣ, свое дѣло, большое или малое, поистинѣ — за совѣсть. Въ бѣшеной торопливости умаляется значеніе контроля; да его значеніе умаляется уже тѣмъ, что послѣдствія совершеннаго ложатся не-возвратно на чаши историческихъ взвѣшиваній. Если не слѣдуетъ сваливать на стрѣлочника великихъ послѣдствій великихъ событій, то все же вѣдь, дѣйствительно, и отъ стрѣлочника они иной разъ могутъ оказаться въ зависимости. Заминка въ одномъ мѣстѣ можетъ привести къ затору во всемъ движеніи; если есть болѣе важныя и менѣе важныя, или даже и ничтожныя дѣятельности — по своему положительному значенію, то по отрицательному — всяческія дѣйствія могутъ сказаться гибельными. Механизмъ будетъ успѣшно работать, только когда сверху донизу въ немъ разлито чувство отвѣтственности, сознаніе долга, выдержка, твердость духа, увѣренность каждаго, что и другой исполнитъ свой долгъ до конца; ибо только увѣренность въ другихъ закрѣпляетъ и увѣренность въ себѣ, довѣріе къ чужому исполненію долга поддерживаетъ въ тяжелыя минуты на путяхъ собственной неуклонности, изъ мертваго долга-подвижничества превращая ее въ живое творческое напряженіе. Люди сплочены въ единый механизмъ, и его приводными ремнями являются не механическія силы, а мораль долга и отвѣтственности; та мораль, которая сочетаетъ индивидуалистическое самодовлѣніе съ коллективнымъ единствомъ. Въ разныхъ людяхъ, на разныхъ общественныхъ позиціяхъ — эта мораль принимаетъ и различныя воплощенія: отъ элементарнѣйшей честности, добросовѣстности, иногда даже простой скучной аккуратности въ исполненіи службы, до героическаго самоотверженія при осуществленіи взятой на себя миссіи. Эта мораль будетъ проявляться подъ огнемъ на полѣ битвы и въ тылу за станкомъ, въ минуту непосредственной опасности, и въ дни далеко опосредствованной подготовительной работы; она управляетъ и штыкомъ при нанесеніи удара, и молотомъ, и перомъ. Она, правда, не импровизируется героическимъ нутромъ, а вырабатывается въ народѣ — въ долгіе годы мира; воспитывается всѣмъ складомъ его жизни, ежедневной работы и праздничныхъ отдохновеній, фабрикой и искусствомъ. Ею опредѣляется война, но она опредѣляется миромъ.
Аналогичное надо сказать уже и не про чисто моральную, а — интеллектуальную психику, впрочемъ, болѣе тѣсно и непрерывно связанную, сплетающуюся съ моральной, чѣмъ это нерѣдко представляется съ перваго взгляда. Для владѣнія и управленія громадными массами — людскими и матеріальными, — для приспособленія къ неожиданнымъ сложнѣйшимъ и часто еле разгаданнымъ обстоятельствамъ, для спѣшнаго переоформленія народной жизни, иногда даже и въ ея интимно-бытовомъ укладѣ, для выработки и осуществленія новыхъ ударовъ, для отвѣта на нихъ, нужна — и помимо знаній, науки, техники — нужна высокая талантливость, большой характеръ; иниціатива и рѣшительность, интуиція и самообладаніе; нуженъ готово произведенный подборъ надлежащихъ людей на надлежащихъ мѣстахъ — the right man on the right place. Для быстрой мобилизаціи — не только общественной, людей и матеріаловъ, но и — духовной: дарованій и умѣній, — подъ рукой должно въ изобиліи быть то самое, что мобилизаціи подлежитъ, таланты, знанья, иниціатива, работоспособность, умѣнье владѣть людьми и собою. Эти свойства въ индивидуальномъ разрѣзѣ — могутъ являться благодатью. Но въ разрѣзѣ народной жизни они воспитываются и взращиваются исторіей, культурой, государственнымъ укладомъ, житейскимъ бытомъ; и не только выращиваются, но и выносятся на тѣ общественныя мѣста, въ тѣ узлы, гдѣ они работаютъ и совершенствуются съ наибольшей производительностью и наглядностью; и откуда ихъ легко получить въ минуты особо острой нужды. Конечно, въ современномъ намъ мірѣ нѣтъ, вѣроятно, страны, гдѣ бы не пропадало и не гибло много прекрасныхъ силъ и возможностей; и нѣтъ страны, гдѣ бы кое-какія изъ большихъ силъ въ концѣ концовъ не пробивались. Весь вопросъ только въ большемъ и меньшемъ; и этотъ большій или меньшій просторъ духовной жизни и проявленій — есть дѣло мирнаго времени, общегражданской культуры; и отъ него зависитъ дѣло войны.
Но даже и въ самомъ тѣсномъ смыслѣ воинской психики — доблестей и слабостей — война проявляетъ лишь свойства, накопленныя въ годы мира. Вѣроятно, многіе — въ томъ числѣ и иные военные авторитеты, высокомѣрно относившіеся къ стаду мѣщанъ, снабженныхъ оружіемъ, не предусмотрѣвшіе сопротивленія бельгійцевъ и т. п. — не ожидали того поистинѣ эпическаго характера, который приняла протекающая міровая война. А между тѣмъ достаточно было съ нѣкоторымъ вниманіемъ отнестись къ характеру нашего времени, чтобы и до войны отчетливо усмотрѣть основную его пружину въ дисциплинѣ и героизмѣ, въ дисциплинированномъ героизмѣ. Наиболѣе реально-поэтическое воплощеніе, поистинѣ въ подлинномъ смыслѣ слова символическое, наше время получило въ авіаціи; но она лишь репрезентативна для множества разнообразнѣйшихъ сторонъ и пластовъ современной дѣйствительности. Наиболѣе буднично-реальное воплощеніе духъ нашего времени имѣетъ въ компактныхъ рабочихъ массахъ, буднично и твердо исполняющихъ свою подчасъ полную ежеминутныхъ опасностей работу въ шахтахъ, въ туннеляхъ, во множествѣ тяжелыхъ производствъ. Спокойную отвагу владѣющей собой личности, чувствомъ отвѣтственности дисциплинированную въ солидарный героизмъ массъ, — вотъ что съ собою принесли въ современные легіоны запасные и; ополченцы, вотъ что взрастилъ весь складъ современной передовой культуры. И какъ въ поражающихъ воображеніе подвигахъ настоящей войны проявляется героизмъ мира, такъ и вообще въ культурѣ мира — вычеканилась мощь воюющихъ державъ. Наступила пора въ корнѣ передѣлать древній афоризмъ. Если хочешь быть сильнымъ на войнѣ, твори культуру мира. Si vis bellum para pacem.