Супердвое: убойный фактор

Ишков Михаил Никитич

Затем он популярно объяснил политическую ситуацию.

— Женева и одноименный кантон — этот небольшой пятачок, лежащий у южной оконечности озера Леман, — является один из самых невероятных европейских нонсенсов.

Исторических и географических.

Таких на нашем континенте немного, например, карликовые Лихтенштейн, Люксембург. Коренное население кантона французы, но самого строптивого — гугенотского [39] — толка, а это значит, что они всегда были на ножах с официальным Парижем. Как только в начале XIX века, после наполеоновских войн, у этих лавочников появилась возможность отделиться от Франции, они тут же воспользовались ею и вошли в состав

Швейцарской конфедерации, где проживали близкие по духу и разделяющие общие протестантские ценности любители прибыли. Это несмотря на то, что подавляющая их часть является немцами. Эти так называемые немцы удавятся за сантим, и для того, чтобы скопить их побольше, они в свое время также поступили со Священной германской, а затем и Австрийской империями.

39

Протестанты кальвинистского толка во Франции 16–18 вв.

Географический нонсенс состоит в том, что Женева с трех сторон окружена французской территорией и городу не выжить без торговли с соседними французскими департаментами. До войны поездки через границу осуществлялись вообще без всяких документов. Можно было сесть в трамвай на проспекте Флориссан и через полчаса выйти во Франции, в Анмасе. С началом боевых действий пограничный режим ужесточился. Гугеноты спешно бросились укреплять границы. К чести этих жмотов нужно сказать, что они действовали решительно и, не задумываясь, поставили под ружье четыреста тысяч человек. Они напрочь оседлали перевалы и превратили страну в цитадель. Даже несмотря на то, что Швейцария со всех сторон оказалась окруженной странами оси, швабам, поверьте мне на слово, придется повозиться с этими лавочниками. Сейчас гномы буквально затаили дыхание. Все ждут — как только Гитлер разделается с Советами, он навалится на них.

Он помолчал, потом задал вопрос, который ни ему, ни комиссару не давал покоя ни днем и ночью.

— Скажи, товарищ, в этом году вы сломаете хребет фашистскому зверю?

Я как официальный представитель Москвы пообещал.

— Мы постараемся.

Они с надеждой пожали мне руку. Затем пожали Второму, по существу, классовому врагу, посланному в Швейцарию отбывать заслуженное наказание по пятьдесят восьмой, пункт один…»

«…барончик сам попросил называть его Еско. На родине — он так и выразился — «на родине, в школе, в институте, ребята называли меня Еско».

Как отнестись к это просьбе? Нет ли в этом либерализме змеиного коварства двурушника или Второй искренне желает помочь нашему делу?

В это трудно поверить. Кто из зеков, оказавшись в Швейцарии, не попытается дать деру.

Что можно противопоставить?

Прежде всего, надежда на разум. До того момента, пока он не подпишет все необходимые бумаги, он будет юлить, будет просить называть себя Еско, вспоминать родину, школьных друзей…»

«…что потом?»

«…почему… именно в женевский банк? Ведь Цюрих ближе к Дюссельдорфу?..»

«…Еско объяснил, его отец был отъявленный романтик и еще в ранней юности влюбился в Lombard Odier. Этот банк упоминается в известном романе Верна «Из пушки на Луну». Его хозяева являлись спонсорами засылки межпланетного снаряда таким экзотическим способом.

Подобное объяснение только добавило сомнений в здравомыслие старшего Шееля, прожужжавшего мне уши на допросах своим тевтонским происхождением и голосом крови…»

«…смешки закончились, когда мак'u приступили к подготовке операции. Два дня, дожидаясь оказии, мы неотрывно долбили женевские идиомы, изучали план города, намечали варианты отхода. Объект должен был прибыть в Женеву 14 апреля. Номер забронировал в отеле «Савой», расположенном напротив железнодорожного

вокзала Корнавен. Об этом знал только я, мое руководство и Еско — в тридцатом году он останавливался с отцом именно в этой гостинице, — поэтому предложение Тюре поселить нас в «Савое» показалось мне крайне подозрительным. Я уважительно отверг предложение и поинтересовался — почему именно в «Савое»? Оказалось, что в этой гостинице у них есть свой человек.

Горничная.

Комиссар дал мне пароль.

Заодно следует проверить и горничную…»

* * *

«Подготовительный этап — проникновение в Женеву — прошел на редкость удачно.

Два раза в неделю с французской стороны в сторону Женевы проходил товарняк из двух вагонов, доставлявших в город свежее молоко. Машинист входил в группу Сопротивления и на свой страх и риск переправил нас в город. Там нас встретил связной, предупрежденный Центром.

Мне он понравился. Это был опытный, принимавший участие в революционных боях, товарищ. Попросил называть его Альбертом.

После обмена паролями Альберт отвез нас на проспект Флориссан, где в отдельном домике проживала чета Хаммелей. Отсюда же намечалось осуществлять радиосвязь с Центром. Сам Хаммель, по профессии радиотехник, показался мне жидковатым, а вот его жена Ольга, названная в честь «русских, не побоявшихся устроить у себя революцию», была настоящая бой-баба. Догляд за Еско она установила доброжелательный, но плотный. Тот в шутку назвал ее опеку «щадящим режимом», намекая на куда более жесткий режим, с которым успел познакомиться в республике Коми. Ольга заинтересовалась — это где ж такая республика? Там все коммунисты? Как только Еско попытался объяснить, чем знаменит этот край и, в частности, поселок Княжпогост, я строго взглянул на него. Парень тотчас прикусил язык.

Для связи Альберт привлек свою жену Лену. Сразу предупредил.

— По городу лучше расхаживать под руку с дамой, так будете привлекать меньше внимания. Учтите, в ожидании нападения Гитлера, нервы у местных натянуты до предела. Они не собираются капитулировать, но и нарываться на провокацию тоже не хотят, так что полицейским при встрече лучше не перечить. Предложит предъявить документы, подчиняйтесь беспрекословно, иначе угодите в участок, там вам устроят проверку по полной программе…»

«…что касается Первого, инструкции он получил по радио. Не в пример прежним авантюрам, на этот раз Анатолий действовал аккуратно, в точном соответствии с полученными указаниями.

Беда в том, что операция оказалось значительно более трудным делом, чем нам виделось из Москвы. Самым слабым местом в ней оказался вовсе не Шеель, а сам Первый. Мы недооценили Майендорфа и, по-видимому, гестапо. На Первого еще в Берлине напялили такой колпак, что впору было кричать караул — в Женеву он явился не один, а в сопровождении невысокого, заметно разъевшегося, с глазами на выкате, субъекта, ни на шаг не отстававшего от него. В отеле они поселились в двухместном номере, так что руки у нас оказались связанными в прямом и переносном смысле.

Я не сразу вычислил компаньона. Им оказался некто Франц Ксавьер Ротте, еще в Смоленске набивавшийся к нашему барону в дружки. В Смоленске Ротте служил следователем в эйнзатцкоманде, имел звание гауптштурмфюрера СС. По данным, полученным от старшего Закруткина, слыл доверенным сотрудником Майендорфа. Не глуп, образован, окончил богословский факультет Фрайбургского факультета, любит пофилософствовать на отвлеченные темы. Отличается хорошей профессиональной подготовкой. Хитер, в отношении Шееля ведет двойную игру, однако есть грех — напрочь лишен инициативы. Жаден, однако жаден мелочно. Его заветная мечта — добыть на Шееля компромат, чтобы иметь неиссякаемый источник заема. Его долг Шеелю уже перевалил за две тысячи марок. К сожалению, перевербовке не подлежит, может продать в любую минуту.