Сурикэ
Шрифт:
— Полковник Мерсер убит наповал при последнем приступе на Онтарио.
— Вы не могли принести более грустного известия, полковник Мерсер был храбрый, заслуженный офицер; о его смерти будут очень жалеть в Англии. Где он? Надеюсь, его тело не оставили на месте битвы?
— Нет, генерал, я стоял рядом с ним, когда его убили; я завернул его в английское знамя и велел четырем гренадерам перенести его в квартиру, которую он занимал в Онтарио, когда командовал фортом.
— Благодарю вас за ваше распоряжение; по окончании
— Я исполнял долг француза и солдата, генерал.
— Вот странный адвокат парижского суда; не скоро найдешь второго такого, как вы.
— Что делать, генерал, здесь понимают только язык ружья; я делаю так же, как другие.
— И часто лучше других, — ласково сказал генерал. — Кстати, я вспомнил: мне надо было о чем-то попросить вас.
— О чем же?
— Мне хотелось бы, чтобы вы удостоверились, проходим ли брод, о котором мы говорили.
— Я уже сделал это и именно по этому поводу пришел поговорить с вами…
— Говорите, но прежде всего выпейте глоток пунша; чокнитесь со мной и с этими господами.
— С величайшим удовольствием.
— Хорошо; теперь мы вас слушаем.
— Когда форт Онтарио был очищен от неприятеля, мне пришло в голову осмотреть брод; он слишком глубок, вода стоит высоко, но канадцы и гуроны — те и другие хорошие пловцы — совершат переход шутя, особенно если поведу я, вполне знающий дорогу.
— Я полковник милиции и, с разрешения главнокомандующего, пойду за вами, г-н Лебо, вместе с моими канадцами.
— Позвольте ему договорить до конца, кузен; я знаю его и думаю, что он сберег нам под конец какой-нибудь сюрприз, какой он один в состоянии придумать.
— Весьма возможно, генерал, — сказал Шарль с тонкой улыбкой.
— Продолжай же, мой друг.
— Благополучно перебравшись на другую сторону, я вздумал осмотреть окрестности фортов Освего и Св. Георгия; смеркалось, англичанам было не до того, я был слишком далеко, чтобы меня могли видеть; я заметил, что над обоими фортами господствуют высоты, которые при соблюдении некоторых предосторожностей легко было бы занять ночью; здесь можно было бы установить батарею и открыть из нее огонь в удобную минуту.
— Какого вы мнения об этом плане? — спросил главнокомандующий, обращаясь к Бурламаку.
— План г-на Лебо приводит меня в восторг, он истинный стратег; многим офицерам, состарившимся под ружьем, далеко до него; позвольте вашу руку, молодой человек, я буду счастлив пожать ее.
Полковник и охотник обменялись горячим рукопожатием.
— Но как переправить артиллерию? — спросил генерал. — Нам необходимо по крайней мере двенадцать орудий для успешной бомбардировки обоих фортов.
— Не беспокойтесь об этом, генерал; орудия можно перевезти на пирогах; предоставьте это мне; мы взберемся на высоту сзади, чтобы нас не видали.
— Отлично, вы все обдумали.
— Сколько
— По четыре для каждого орудия; но не беспокойтесь, все они плавают, как тюлени.
— В таком случае все обойдется прекрасно; луна заходит в половине двенадцатого и, если вам угодно, генерал, мы выступаем в полночь, это даст нам возможность поставить орудия в лодки.
— Итак, вы решились попытать счастья? — спросил генерал, улыбаясь.
— Конечно; г-н Лебо предлагает вам быструю победу, возможность сразу уничтожить неприятеля.
— Я знаю это, — сказал главнокомандующий, пожимая руку молодого человека, — но наши счеты не сведены, и я надеюсь расплатиться с нашим другом к его удовольствию, — прибавил он с загадочной улыбкой, понятной одному только Лебо.
— Когда же мы выступим? — спросил Меренвиль.
— В четыре часа утра я буду готов к вашим услугам.
— Хорошо.
— Только с разрешения главнокомандующего я возьму с собой гуронов, они пойдут впереди, будут наблюдать за англичанами и помогут установить батарею.
— Все обдумано, я отвечаю за успех, — сказал полковник, потирая руки.
— Я буду иметь честь сопровождать вас, господа; вероятно, у моего друга найдется пирога для меня.
— Пирог достаточно, генерал; разве вы забыли, что комендант Фронтенало должен завтра утром прислать пироги, которые вы велели собрать несколько дней тому назад; да и здесь у нас пирог достаточно для переправы более полутора тысяч человек.
— Это верно, я не хочу задерживать вас долее, господа; каждому из вас предстоит еще много дела сегодня ночью; прощайте, желаю вам успеха; Лебо, останьтесь, мне надо сказать вам несколько слов.
— К вашим услугам, генерал. Офицеры простились и разошлись.
Оставшись наедине с охотником, главнокомандующий сказал ему самым ласковым тоном.
— Я, право, не знаю, как смотреть на вас; вы странный
человек; вы все знаете, все угадываете, умеете вести войну лучше нас всех; полковник Бурламак сказал совершенно справедливо, что честь победы будет принадлежать вам.
— Вы смеетесь надо мной, генерал; я не более как простой охотник.
— Рассказывайте… знаем мы вас! Я вас люблю с каждым днем больше; поцелуйте меня и всегда рассчитывайте на меня, как на самого преданного друга. Обещаю вам устроить ваше счастье.
— Вы слишком добры, генерал, вы меня балуете.
— Та-та-та! — нараспев произнес генерал. — Увидите, что мой план удастся; кстати, надо же наконец передать вам ваше письмо.
— Сохраните его у себя до нашего возвращения в Квебек; на что оно мне теперь, мне даже некогда будет прочесть его.
— Да, правда, у вас есть другие заботы, особенно теперь; однако покойной ночи, желаю вам удачи.
— Приложу все свое старание.
— В таком случае я спокоен. Итак, до завтра.
— До завтра, генерал.