Сущность
Шрифт:
Тень ноздрей, раздутых от восторга при виде нее… жестокие губы… глаза… глаза… раскосые глаза… миндалевидной формы… сверлили ее насквозь… смотрели похабно… знали все о Карлотте…
Его длинный палец на ее губе. Он стал целым.
– Ш-ш-ш-ш-ш.
Она безмолвно, дрожа, поползла по кровати, не понимая, где она и куда направляется. Затем конечности ей отказали, стали как резиновые, и она попыталась позвать, но не смогла произнести ни слова. Ее тело было горячим и красным.
На талию легла рука. Мягко
– Оооооооооо.
– Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.
По позвоночнику пронеслась черная дрожь отвращения. Сознание ее покинуло.
Утром Карлотта лежала обнаженная, поперек кровати. Дверь все еще была открыта. У нее не было сил подняться. Постепенно за пределами спальни начали подниматься звуки дня. Она услышала, как за стеной Билли зашевелился в своей комнате. Карлотта открыла глаза. Медленно села на край кровати. Окна были сухими, в разводах грязи со вчерашнего вечера.
Карлотта пошла в ванную, закрыла дверь и приняла душ. Она мылась почти час.
В среду, 17 ноября, Шнайдерман чувствовал тревогу. Он передал одно из своих дел другому ординатору. Теперь у него было больше времени на Моран, и он откопал интересный исторический материал. У целых полков солдат бывали одинаковые галлюцинации. Старики разговаривали с лошадьми по дороге на похороны. Галлюцинации в периоды стресса бывали у самых разных людей. Но способность мыслить здраво всегда возвращалась. Нарушения восприятия реальности не ломали функционирующее эго. И когда Карлотта так и не пришла в тот день, а Шнайдерман позвонил в школу секретарей и узнал, что она не посещала занятия целую неделю, его начало одолевать смутное предчувствие.
Он позвонил Карлотте домой.
– О, доктор Шнайдерман, – сказала она. – Видимо, я пропустила наш сеанс. Даже не знаю, что случилось…
В ее голосе было что-то неприятное, размытое, словно она не отдает себе отчета в том, что говорит. Последовала пауза.
– Вчера я спала в кровати. Спать на диване уже не имеет смысла после того, что было с Билли, и вот я проснулась, а он был на мне…
– Вы в порядке?
– Да… я… я просто не знаю, что делать…
– Где Билли?
– А, он здесь. Не пошел сегодня в школу…
– Ясно. Вы хотите приехать в больницу?
– Нет. А какой смысл? Чем это поможет?
Шнайдерман попытался представить, как она сидит, схватившись за телефонную трубку и силясь вспомнить, кто она, а Билли смотрит на нее с другого конца комнаты.
– Карлотта… Вы можете рассказать, что случилось?
– Да. Ну, я рассказала Билли, так что… но это все так…
– Вам нечего стыдиться. Все равно, что рассказать сон.
– Да… но я… он… я его видела.
– Вы его видели?
– Боже! Да…
– Физически? В смысле, вы… что… вы можете описать то, что видели?
–
Шнайдерман попытался подавить свое нетерпение. Теперь она придала видимую форму своим иллюзиям. Укрепила их, чтобы отрицать их стало еще труднее. Шнайдерман не мог не оценить упорства, с которым она цеплялась за галлюцинации.
– Как он выглядел, Карлотта?
– Высокий… шесть футов…
– Почему вы так уверены?
– Он почти задел головой дверь… значит, он выше, почти семь футов, и… – она замялась.
– Что?
– Это был китаец…
– Китаец?
– Да. У него были узкие глаза, высокие скулы… такое лицо. И тогда я подумала, что он наверняка китаец.
– Почему не кореец? Не японец?
– Я не знаю, кто он, доктор Шнайдерман. Я говорю лишь то, что вижу.
– Конечно. Конечно. Что еще?
– У него были голубо-зеленые глаза. Он был очень мускулистым, на шее выступали вены, как у атлета…
– Что на нем было надето?
– Ничего.
– Он был голым?
– Абсолютно…
– Он был сексуально возбужден?
– Он… ну, не совсем… что-то между…
– Да. Я понимаю.
– Он… ну, понимаете… был очень большим. Это напугало меня сильнее всего.
– Да. Понимаю.
– Он постоянно повторял: «Ш-ш-ш-ш». Типа того. Шипел. И прижимал палец ко рту. Будто показывал мне секрет.
– То есть себя?
– Да. Именно. Он показывал мне себя.
– Как думаете, почему он так поступил?
– Потому что я его попросила.
Шнайдерман замолчал. Он вслушивался в каждое слово, пытаясь уловить смысл того, что крылось за словами. Иногда он чувствовал, что она, как энергичная личность, срывает маски и берет на себя контроль, а иногда отдаляется, оставляя только свои слова.
– Ну, – сказала женщина, – я не просила. Я как бы крикнула: «Кто ты? Что тебе надо?» Вроде того…
– Понимаю. Так бы поступил каждый.
Последовала длинная пауза. Шнайдерман облизал губы. Было очевидно, что это не все. Но она хотела, чтобы он вытащил это сам.
– И что было потом? – спросил доктор.
– Потом он подошел к моей кровати… и…
– И совершил там половой акт?
– Да. Полный. А потом я… я как бы потеряла сознание. Это было уже слишком. Я растворялась в свете, в свете, которым был он сам, таком зеленом и холодном. Видимо, я отключилась…
– Как вы себя чувствуете?
– Выжженной. И грязной, телом и душой, испорченной…
– Да, Карлотта. Я понимаю. Конечно. Это очень тяжело. Вы не хотите приехать в больницу?
– Нет, я не хочу никого видеть. Мне нужно взять себя в руки…
– Я могу прислать машину. Или сам приехать.
– Нет, я не хочу вас видеть… пока что…
– Но вы придете завтра?
– Завтра?
– Да. Завтра конференция.
– Что?
– Я вам объяснял, что в четверг будет конференция. Мне очень важно получить мнения других врачей. Да и вам тоже.