Сущность
Шрифт:
Но вселенная состояла из переживаний, для которых нет ни названий, ни концепций, кроме элементарных научных объяснений. И когда эти объяснения опровергаются какой-то сверхъестественной реальностью, человек ужасно страдает в изоляции и страхе.
Пока Крафт нежился и расслаблялся в горячей воде, он думал о миссис Моран и о том, жертвой какой страшной реальности она стала.
Крафт вытерся огромным потрепанным полотенцем, высушил волосы феном и пошел спать.
Когда он проснулся с утра, было чувство, что он не спал вовсе. Будто нежная рука приятно смахнула с него усталость и оставила лежать в постели. Крафт
– Слушай, Джин, – сказал он. – Я здесь, у Джорджа и Синди. Билли тоже здесь. Мы говорили о машинах, – он понизил голос. – Джин, то же самое произошло в ее машине.
Крафт сел.
– Вспышки? – спросил он.
– Нет. Голоса. Она слышала голоса.
– Какие голоса? – удивился Крафт.
– Билли не знает. Думаю, нам лучше поговорить с миссис Моран.
– Хорошо. Дай мне привести мысли в порядок. Так, ладно. Сегодня днем у меня семинар. Я поговорю с доктором Кули перед тем, как поеду.
– Давай, – согласился Механ. – Я пробуду здесь большую часть дня.
Крафт повесил трубку. Значит, всего три разных места. И звуковые проявления. Крафт не мог понять, почему Мораны были такими скрытными. Он не мог не поразиться, что Механ сумел вытянуть из Билли информацию. Теперь перед ними три класса событий – перемещения, видимые формы и звук. Крафт никак не мог придумать, как объединить их в единую теорию. Он вышел на стоянку, сел в машину и быстро поехал в университет.
Доктор Кули приподняла бровь. Она казалась почти заинтригованной, несмотря на свой неизменный скептицизм.
– Два несвязанных пространства, – протянула она. – Близкие друзья. Редкое совпадение. Очень редкое.
– И такие же отметки на потолке. Мы их видели.
Доктор Кули села, легко постукивая пальцем по губе.
– И это не все, – продолжил Крафт, сверкнув взглядом.
– Что?
– Что-то случилось в ее машине.
Теперь доктор Кули подняла глаза, встревоженная и в то же время странно заинтересованная.
– Психокинез? – уточнила она.
– Я не знаю что. Она слышала голоса, – Крафт замер. – Доктор Кули, – неуверенно продолжил он.
– Что?
– Мы с Джо обсуждали… Может, вы тоже поедете? Поговорите с миссис Моран?
Доктор Кули нахмурилась.
– Я не люблю вмешиваться в проекты студентов, Джин. Ты сам знаешь.
– Но у нас нет опыта в психологии, доктор Кули. Если вы поговорите с ней, выслушаете, сделаете оценку…
– Я не знаю…
– К тому же, вы сможете увидеть наше оборудование. Убедитесь, что все стоит как надо.
Доктор Кули улыбнулась, но Крафт слишком хорошо ее знал и понимал, что она ужасно переживала.
– Ладно, – вздохнула она. – Сегодня вечером.
– Отлично, – ответил Крафт. – И потом мы обсудим миссис Моран.
Джерри Родригес неловко переминался в самолете с ноги на ногу. Его лицо, когда-то загорелое на солнце Южной Калифорнии, теперь было бледным. Эта зима на Среднем Западе выдалась одной из худших за всю историю. Машины скользили по льду, в отелях было холодно. Джерри потер глаза. Бессонница последних двух месяцев наконец-то давала о себе знать. Вернувшись домой к Карлотте, он позволил усталости разлиться по всему телу.
Жизнь без нее была чередой пустых комнат, пустынных
Пока он не встретил ее – почти год назад, в понедельник, – его жизнь состояла из случайных встреч, коллег по бизнесу, смеющихся вымученным смехом, и жестокого дневного света, который с полным безразличием освещал весь его быт.
Он вспомнил тот вечер – вечер, который никогда не забудет.
Он пересек широкий бульвар, ведущий от отеля «Холидей Инн», и нырнул в ночной клуб. Приезжие мужчины – такие, как и он сам, – сновали туда-сюда. Напротив ночного клуба, за автостоянкой, возвышался международный аэропорт, череда огромных очертаний в ночи. Подавленный, Джерри прошел в гостиную.
Там в огромных, богато украшенных горшках росли экзотические растения. В воздухе плыла джазовая музыка. Среди этой искусственной веселости он сидел за столиком, наблюдая за едва одетыми официантками. Свет придавал их телам мягкость, а улыбки казались почти настоящими. Они выглядели бархатистыми, эластичными, но нежеланными. Джерри почувствовал во рту пепельный привкус, который мог растворить только виски. Путешествие, когда-то такое заманчивое, внезапно поблекло. Он увидел перед собой долгую жизнь, полную переездов из города в город, пустоты внутри, погони за чем-то ненужным. Ему было тридцать восемь лет. Он хотел чего-то другого. Джерри заказал двойной виски. Вскоре джаз зазвучал лучше. Девушки стали казаться привлекательнее. Мысленно он представлял себя с одной, потом с другой. Но только как приятную фантазию. Он достаточно хорошо знал горький привкус по утрам. Когда день освещает двух незнакомцев в уродливом гостиничном номере.
Джерри заказал сигареты. Наблюдал за приближением одной девушки, при ходьбе ее грудь подрагивала под прозрачной блузкой. Ее остекленевшее выражение лица не скрывало явной уязвимости. Джерри подумал, что скоро она останется без работы. Девушки должны выглядеть счастливыми перед клиентами. Мужчинам не нравится чувствовать себя эксплуататорами.
Он скромно поужинал. Затем выпил еще виски. А потом заметил у бара девушку с сигаретами. В ней будто не было никакого лукавства. И все же в глубине души Джерри видел, что она не боится мужчин. Заинтригованный, он проследил за ней взглядом, пока она шла вдоль длинного ряда столиков. Внезапно комментарии и пристальные взгляды мужчин за соседним столиком начали раздражать.
Он спал, как обычно, в отеле «Холидей Инн» на другой стороне широкого бульвара. За окнами раздавался гул аэропорта. Мигающие красные огни вращались высоко в воздухе, охраняя какую-то невероятную цивилизацию, частью которой он больше себя не чувствовал. Джерри вдруг испугался, что вся его жизнь окажется чередой таких пустых ночей, во время которых он точно так же состарится, разложится и исчезнет. Без смысла.
На следующий день ему пришлось звонить в Ванкувер. Он ждал в ночном клубе, пока оператор ему перезвонит. Джерри потратил весь день на то, чтобы договориться с Ванкувером, но за два часа до вылета ему сказали, что вместо этого придется лететь в Сакраменто. Чертыхаясь, он прислонился к стойке, ему ничего не оставалось, как ждать звонка.