Суть Руми
Шрифт:
Светская массовая литература появилась в России только в Век Просвещения, одновременно с религиозным скептицизмом и вольтерьянством. Поэтому Россия не знала эпохи массовой высокой светской литературы, полностью проникнутой верой. Светская литература в старой России тоже была, но она не выходила за рамки знаменитого "Домостроя", оставаясь утилитарной. Лубок да сказки – всё, что мог читать грамотный русский человек помимо Писаний, Псалтыря, Житий, Деяний и Сказаний. Руми заполняет и эту лакуну.
Рифмование Руми для меня сродни формулировке теоремы или решению шахматной миниатюры, при этом мне доставляют удовольствие много вещей, например, передача многосложности оригинала при сохранении лаконичности
И поэзия – форма медитации.
Об этом хорошо сказал Иосиф Бродский в нобелевской лекции: "Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихотворение - колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса, как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом."
И хотя я себя поэтом не считаю, но подсел, похоже, крепко.
КАК Я РИФМУЮ РУМИ
РОСТ В ШИРИНУ - САМИЗДАТ
Огнивом-сечивом высек я мир,
И зыбку-улыбку к устам я поднес,
И куревом-маревом дол озарил,
И сладкую дымность о бывшем вознес.
Велимир Хлебников, "Творения", 1908.
Вначале я просто открывал книжку Тираспольского, выхватывал оттуда коротенького тараканчика – четырёхстрочный рубай и отправлялся с ним по своим рутинным делам. Тараканчик сам буровил мне мозги и когда он пробивал себе канал мне в душу, я садился где попало и записывал результат на осьмушке, взятой из стопки, любезно выданной мне работодателем для писания записочек блондинкам-сотрудницам.
Но потом все маленькие тараканчики кончились (книжка тоненькая), а на большие у меня вначале рука не поднималась. Да и голова тоже. Их невозможно запомнить, надо иметь при себе исходный текст. И информации в них так много, что думать отрывочно было трудно, а выделять большие куски времени было неоткуда. Понадобилась какая-то система.
На помощь опять пришёл Леонид Тираспольский, рассказавший мне о Журнале Самиздат (СИ) при Библиотеке Мошкова, где любой графоман может создать себе раздел и выкладывать продукцию. А редактировать её можно было как из дома, так и с работы, в "свободное время". Удобство заключалось в том, что не надо было таскать с собой книжку или бумажки. Сел дома за комп, набил подстрочник и рихмуй его потом хоть с работы, из интернет-кафе в Париже, аэропорта в Мексике или курорта в Доминиканской Республике до посинения.
Создал я в СИ раздел, выложил свои поделки и вдруг начал получать положительные комментарии, причем не только от простых графоманов, как я сам, а от писателей и поэтов, состоявших в Союзе Писателей и издавших не одну книжку. Появились даже вопросы, типа "Когда и где Вы собираетесь это издавать?" Но никаких планов издания книги я тогда не вынашивал, хотя пару раз даже получил удивившие меня предложения от издателей.
Пребывание в СИ оказалось и полезным и забавным, там завязались контакты с несколькими интересными людьми, с которыми иначе бы, наверное, никогда не встретился. Но среда русскоязычного общения, которого так болезненно не хватает в эмиграции, засасывает и отрывает от продуктивной деятельности. В этом смысле СИ "хуже" Живого Журнала, ибо в СИ есть "общие форумы", бурлящие круглые сутки, в основном, вечноживым еврейским вопросом и графоманским мерянием половыми хуями.
На СИ я провел конкурс на перевод одного стихотворения
На СИ с моими переводами Руми происходили даже курьёзы, стишки стали "растаскивать". Самый забавный эпизод вышел со старшеклассником из крупного сибирского города, создавшим свой сайт в рамках школьного портала, под важным ником "Могучий Лорд (кажется) Дарлинг". На этом сайте он разместил добрую сотню моих поделок, сопроводив это нипадецки грозным копирайтным предупреждением о недопустимости плагиата и зловещими цытатками из законодательства РФ. Но емейл дирекции школы решил вопрос - "лорда" заставили письменно каяться (под угрозой плохой характеристики для ВУЗа.)
Были и другие приключения, но о них в другой раз.
Из СИ я практически ушёл (не посещаю, новых переводов туда не добавляю, а старые понемногу удаляю) не вынеся тяжёлой и бессмысленной цензуры, от которой отвык в Америке. Последней каплей было необъяснимое удаление модератором моего эсссея о сравнении Католицизма и Православия, ныне помещенного в ЖЖ.
Несмотря на уход, я считаю, что проект Мошкова грандиозен, приносит русскому массовому графоману пользу, а сам moshkow, несомненно, культурный герой постсовкового виртуального пространства.
СЛЕДСТВИЕ ЭКСТЕНСИВНОГО РОСТА – ПРОБЛЕМА ОРГАНИЗАЦИИ МАТЕРИАЛА
Количество стишков росло, перевалило за сотню, потом за две, за три и с ними стало трудно обращаться. Многие из них не имели названий в оригинале, я давал им имена сам, просто, чтобы хоть как-то упорядочить их размещение в СИ и на моём домашнем компьютере. Трудность заключалась в организации удобной системы хранения большого числа поэм, позволяющей легко производить поиск и избегать дублей.
Вначале я хранил всё подряд в одном файле, в алфавитном порядке. Но вскоре эта система показала свои недостатки, например, появились четыре поэмы с одинаковым названием "Тишина", пришлось менять их названия – "Тишина Океана", "Тишина Неба" и т.п. Потом полезли дубли – вдруг два РАЗНЫЕ английские стиха РАЗНЫХ переводчиков отсылали к ОДНОМУ персидскому оригиналу. Моя организация материала затрещала по швам.
И спустя всего-навсего три года баловства со стихами Руми, я вдруг узнаю, что в международном румиведении давно принята единая каталожная СИСТЕМА - т. наз. числа Фарузанфара – персидского учёного, давшего в середине 20-го века каждой строчке Руми уникальный номер, как строчкам Библии.
А знай я это с самого начала, не пришлось бы мне заниматься потом вынужденной ерундой:
тратить огромное время на любимое женское занятие – перестановку (литературной) мебели. Но, поскольку мебель-то чужая, пришлось навешивать на неё инвентарные (фарузанфарные) бирки.
При этом я вдруг обнаружил, что это непростая задача, в книге Леонида Тираспольского у очень многих стихов не было отсылок на стандартную классификацию, вместо этого шли ссылки на страницы тех английских книг, с которых его подстрочники были переведены. Но в этом нет его большой вины, поэты повсюду поэты, а не бухгалтера, и думают они в основном о прижизненной любви, а не о бедах несчастных посмертных переводчиков. Проблема усугубляется тем, что многие другие переводчики, как и я – малограмотные энтузиасты, не знающие о системе Фарузанфара и даже, давая ссылки на оригинал, чудесят. Например, дают просто номер "из Дивана", не указывая Рубаят это или Газельят. А сами переводят верлибром, не сохраняя ни ритма, ни метра оригинала, поди догадайся - на что именно ссылка. Короче, установление связи перевода с источником – ОГРОМНАЯ проблема, занимающая у добросовестного переводчика не с оригинала массу времени.