Сувенир из Нагуатмы. Триумф Виджл-Воина
Шрифт:
— Я в твои годы… Я в двадцать семь… — он не договорил, махнул рукой. Снова критически ог-лядел избушку. — Нет, я бы вот так не смог. Мне общество подавай, людишек побольше. Да чтобы разные все, чтобы жизнь вокруг, понимаешь, кипела.
— Каждому свое, капитан. Мне нравится одиночество.
— Но ведь ты — это я!
— Логично. Тоже скажу в ответ: я — это ты, Максимыч, но только в развитии.
— В каком развитии?! — вскричал он. — Вот эту нищету, деградацию ты считаешь развитием?
Забавно. Кэп проявился из запредельных краев и в силу своего старшинства,
— Не будем, Максимыч. Ты видишь, как я живу, чего достиг… Как ты там?
— Нормально, — сказал он, доставая из кителя трубку и кисет с табаком.
— У меня все о'кей, земеля. Капитаню по-прежнему. У меня лайнер космический, под началом — двести пятьдесят морячков, да каких!
— Развоплощенных, понятно.
— Не скажи! — живо возразил он. — Это вы здесь развоплощенные, а мы дома, понимаешь, на истинной своей родине.
— И все… вот такие сердитые?
— Мне больно на тебя смотреть, — сказал капитан, — горько осознавать, до чего ты, братец, за ко-роткий срок опустился.
— Не переживай, Макснмыч, первое впечатле-ние бывает обманчивым.
Он неторопливо раскурил трубку. Был по-прежнему самоуверенным, прочным, непоколебимым. Да же, может быть, судией, потому что под его при стальным взглядом я временами чувствовал себя подсудимым. Хотелось оправдываться, возражать. Хотелось напоминать о духовности, об устремлении к Высшему — как единственно стоящей цели жизни. Но в то же время я сознавал: мои оправдания, мои доводы для капитана Максимова ничто, пустой звук, у него другие оценки и измерения. Я понял: в каком сознании он оставил Землю много лет назад, в та-ком, увы, и пребывает поныне.
— В отличие от меня, Максимыч, ты, вижу, доволен своим нынешним бытием?
— Вполне, — он красиво пустил колечко дыма.
— Извини меня и скажи по-свойски, ты верующий?
— Зачем? — как-то странно сказал он.
— Да затем хотя бы, что ты весь, от макушки до пяток, — в моей Чаше Накоплений. Ты — это я прошлом, и мне не все равно, по-прежнему ты не веруешь в Бога или что изменилось, праведную ты ведешь жизнь или не очень?
Капитан смотрел на меня во все глаза. По-моему, он был крайне удивлен. От недавней его самоуверенности и благополучия не осталось и следа.
— Я? Я в твоей Чаше Накоплений?!
— В моей. Которая здесь в груди, — я показал пальцем, где именно.
— Стало быть, я — твоя собственность?
— В какой-то мере.
— А я-то думал, свободен, свободен, наконец сам по себе!
Капитан сник. Мял подбородок рукой, раздумывал.
— Разумеется, ты свободен, Максимыч. И ты должен понять: я ответствен за тебя, поскольку ты — мое прошлое. И мне важно знать, топчешься ты на месте или движешься. Ведь ты в иных сферах измерения, больше моего понимать должен, что у каждого из нас свой путь, своя Голгофа, но и воскресение свое тоже.
— Воскресение? — повторил он, явно не улавливая смысла сказанного.
— Ну конечно! Придет срок, и все мы предстанем перед Всевышним — и ты, и я, и сотни
— Послушай, земеля! — перебил он, явно озабоченный, выбитый из привычной колеи. — Если я в твоей Чаше, то и в моей живет кто-то?
— Непременно, Максимыч. Могу даже назвать кто — сапожник Джузеппе.
— Итальянец?! — поразился капитан. — И этот макаронник во мне тоже воскреснет?
— Ну а то как же, обязательно!
— Чудеса, — протянул капитан. — Это что же получается, ты в ответе за меня…
— А ты — за Джузеппе. По закону Соответствий мы все друг перед другом в ответе, потому что все мы — воплощения одной и той же Сущности.
— Очень любопытная ситуация, — сказал капитан. — Почему я должен отвечать перед каким-то Джузеппой? Чем обязан ему?
— Многим. Своим ростом, своим развитием, своим совершенствованием. Все мы — звенья одной цепи.
— Тебе кажется, что я не развиваюсь, не совершенствуюсь, так, что ли?
— Не знаю, Максимыч. Если ты еще не забыл, на Земле бытует хорошая заповедь: “Не судите, да не судимы будете”.
— Нет, не забыл, — сказал он, поднимаясь с чурбана, отряхивая пепел с кителя. — Однако мне, земеля, пора. Мне задерживаться никак нельзя. Спасибо за “общество”.
— И тебе спасибо, Максимыч.
— Вижу, ты в чем-то даже опередил меня, несмотря на эту убогость, — он повел рукой от печурки к оконцу. — Надо подумать.
— Подумай, подумай. Рад буду, если поймешь: я начал с того, на чем ты остановился.
— Ну, бывай.
— Семь футов под килем, капитан.
— Да! — вдрут спохватился он. — А как повидаться с этим Джузеппой? Как высвистать итальянца из Чаши?
— Никак. Он сам проявится, когда созреют его сроки.
Капитан шагнул ко мне и протянул руку. Я почувствовал его крепкое мужское рукопожатие и… и словно отключился от видения. Прямо-таки различил легкий щелчок выключателя, после чего все кончилось.
…Странная медитация. Странное свидание со своим прошлым. Я так понимаю, если я — Иллюзия Былого в Памяти Духа и если капитан Максимов представляет из себя тот же феномен, то, стало быть, только что произошла встреча двух ходячих Иллюзий, двух живых голограмм в Памяти Духа. Зачем? Для чего? Что вынес я из этого общения? Что вынес из него капитан Максимов? И как это скажется на третьем нашем общем знакомом — сапожнике Джузеппе? Да и скажется ли вообще? Может, эта третья Иллюзия уже и не Иллюзия вовсе, а нечто иное, неведомое нам, живущее по иным законам Пространства?
3 октября. Еще один урок Учителя, очень важный. Я долго не понимал своей главной цели, сейчас она прояснилась. О'Джан готовит меня к выходу в Виджл-Пространство. Иными словами, в Мир субстанционального Времени, где пять пунктов — Нулевое, Настоящее, Прошедшее, Будущее и пункт Завершения Цикла — слиты в едином Нуменхроне. Учитель готовит меня к выходу в Ментальную Сферу Бытия (Мир Мысли), или в свою родную обитель Нагуатму. Дух захватывает от предстоящей работы. Ведь прежде чем выйти в Нагуатму, надо стать Виджл-Воином.