Суворов и Кутузов (сборник)
Шрифт:
II
15 марта 1811 года Кутузов без всякого удовольствия оставлял милую, живописную Вильну и отправлялся в Бухарест, где была главная квартира командующего Молдавской армией.
Вот уже позади остался роскошный генерал-губернаторский дворец. Замковая гора с башней Гедимина и еще черными, голыми деревьями, узкие средневековые улочки и Острая Брама, перед которой во всякую погоду стоят коленопреклоненные молящиеся.
Дальше, на многие сотни верст, протянулся давно знакомый путь через Минск – Ровно – Житомир. Он шел широким большаком, обсаженным с каждой стороны двумя рядами берез, – «екатерининским трактом» – мимо серых, бедных белорусских деревень и грязных еврейских
В последние годы Михаил Илларионович несколько раз проделывал этот путь. Еще два месяца назад он ехал так же из Вильны к себе в Горошки в отпуск, а затем возвращался этим же путем обратно. Правда, тогда в санях было покойнее, а теперь в коляске, несмотря на рессоры, порядком трясло.
От Вильны до Бухареста Михаил Илларионович ехал две недели.
Дни стояли здесь по-настоящему весенние – солнечные и теплые, а к ночи становилось холодно и сыро. Проезжая вечером через небольшое молдаванское село, где, видимо, располагался батальон какого-то мушкатерского полка, Михаил Илларионович увидел из коляски, как ежатся на резком ветру в истертых шинелишках, а главное – в парусиновых брюках (уже поспешили выдать взамен зимних суконных!) часовые.
«Это не дело! Ишь как беднягу кашель бьет! Так в госпитале окажется больше людей, чем в строю!» – озабоченно подумал Михаил Илларионович.
Кутузов очень хорошо помнил, что в Молдавской армии осталось всего четыре пехотные и две кавалерийские дивизии и что поэтому дорог буквально каждый солдат.
А на следующее утро Михаил Илларионович в другом лагере увидал иную картину, еще более возмутившую его. На площади маленького городка усатый унтер-офицер, тараща глаза, обучал молодых солдат самой пустой и ненужной прусской муштре.
Император Александр мог бы порадоваться такой гатчинской сценке: палочная пруссомания еще цвела в Молдавской армии пышным цветом! Положим, в том не было ничего мудреного: и Прозоровский, и Каменский-сын, и Ланжерон – все командующие были ярыми поклонниками Фридриха II.
– Вот учат, как вытягивать носок, а стрелять в цель поди не догадаются обучить! – высказал вслух свое негодование Кутузов.
31 марта Михаил Илларионович приехал в Бухарест. Николай Михайлович Каменский лежал при смерти. Командующим Дунайской армией как-то не везло: здесь умерли старики Михельсон и Прозоровский, теперь умирал от лихорадки тридцатитрехлетний Каменский.
Кутузову было искренне жаль Николая Михайловича, но невольно подумалось о царском рескрипте и намерениях Александра I: «Человек предполагает, а Бог располагает!»
Еще не приступая к приему дел по армии, Михаил Илларионович прежде всего отдал одно весьма тактичное и дальновидное распоряжение. По дороге в Бухарест он услыхал от жителей жалобы на то, что они за пять лет войны не могут спокойно ни посеять, ни убрать свой хлеб.
Кутузов запретил войскам брать подводы у крестьян. Этот приказ произвел огромное впечатление на жителей. В первое же воскресенье молдаво-валашский митрополит Игнатий сказал по этому поводу в Бухарестском соборе слово. Рассказав о подвигах Кутузова как полководца и дипломата, митрополит отметил большую человечность русского командующего.
– Он дает возможность землепашцу спокойно сеять. Он предотвращает голод, от которого так ужасно страдала наша страна, – сказал митрополит.
С первого дня своего вступления в командование Кутузов засуча рукава энергично принялся за дело. Прежде всего он уточнил свое положение и силы. По спискам в Молдавской армии осталось всего сорок шесть тысяч человек, но это было лишь на бумаге. Как и предвидел Кутузов, в каждом полку много людей болело. Легко одетые солдаты мерзли по ночам и простуживались. Всему виною были эти парусиновые
– В Задунайской армии полезно было бы и летом носить зимние, – говорил Кутузов.
Он знал, что пока переменить это нельзя, и думал, чем бы помочь делу.
Русская армия, занимала тысячеверстное расстояние. Часть войск составляла гарнизоны крепостей Рущук, Никополь и Силистрия – на правом берегу Дуная. Крепости Кутузову были не нужны: он решил действовать иначе, нежели все бывшие до него командующие Молдавской армией.
Кордонная система расположения войск, применявшаяся его предшественниками, не соответствовала планам Кутузова. Он хотел разгромить живую силу врага, а не заниматься турецкими крепостями и не сидеть сиднем в своих. Кутузов стал стягивать силы к трем пунктам – Бухаресту, Журже и Рущуку, зорко наблюдая за тем, что предпринимает неприятель. Турки собирали отовсюду войска к Шумле и Софии, готовясь к наступлению. Намереваясь вести эту трудную кампанию по-своему, осторожный Кутузов, как обычно, старался тщательно подготовиться к ней и все предусмотреть. Он всегда помнил, как делал в таких случаях Суворов. Ярче других суворовских примеров выступала в памяти подготовка Суворова к штурму Измаила.
Кутузов составил план предстоящей войны. План являлся итогом многолетних наблюдений над противником, обобщением всего опыта последних войн русских с турками.
В плане, между прочим, говорилось:
«Против турок не должно действовать как против европейских войск, всею массою совокупно.
Разделить всю армию на два или три корпуса отдельные, которые не должны озабочиваться иметь сношения между собою, но всякой должен действиями своими располагать по обстоятельствам к преодолению всех могущих представиться препон.
Против турок безопасно можно с таковыми сильными корпусами вдаваться в отважные предприятия, не имея между собою никакого сообщения. Всякое неожиданное или новое действие приводит их всегда в такое смятение, что не можно предположить, в какие вдадутся они ошибки и сколь велик будет наш успех.
Сверх того, против турок успех зависит не от многолюдства, но от расторопности и бдительности командующего генерала. Фельдмаршал граф Румянцов всегда говорил, ежели б туркам удалось разбить наш корпус, состоявший из двадцати пяти тысяч человек, то и пятьдесят имели бы ту же участь».
Кутузов твердо знал, что не предоставит туркам этой возможности.
III
Михаил Илларионович начинал день в Бухаресте с прогулки по саду – командующий Молдавской армией жил в особняке богатого валашского боярина.
Он старался побольше двигаться, чтобы не толстеть, – склонность к полноте у Кутузова была смолоду, а в последние годы тучность стала особенно одолевать Михаила Илларионовича: кафтаны, шитые год назад, не сходились.
Пешие утренние прогулки Михаил Илларионович завел еще в Киеве, где при генерал-губернаторском дворце был расположен громадный сад, гулять в котором было тем более приятно, что в нем пели соловьи.
Особых результатов от прогулок Кутузов не видел, но оставить их все-таки не решался. Обычно во время прогулки его сопровождал полковник Резвой или правитель канцелярии капитан Кайсаров.
Сегодня Михаил Илларионович ходил один. Сад стоял, как невеста, весь в нежном цвету. Кутузов шел не торопясь, заложив руки назад. Пальцы едва сходились за спиной. В последние полгода он, кажется, снова пополнел: в Вильне Михаил Илларионович гулял меньше, нежели в Киеве и у себя в Горошках. Это раздражало его. Он невольно вспомнил, как две недели назад приехал сюда.