Суворов и Потемкин
Шрифт:
«...я писала без гнева,— признается она Потемкину в ответ на его настойчивые просьбы не дать спровоцировать себя на войну с пруссаками,— одно мое опасение, что обиды, сделанные Российской Империи, иногда не принимались с тем чувством, которое рвение к достоинству ея в моей душе впечатлело... Вся жизнь моя была посвящена поддержанию блеска России и потому не удивительно, что обиды и оскорбления ей наносимые, я не могу терпеть молча и скрывать их, как мы это делали доныне...»
Ближайшим сотрудником Екатерины в Петербурге был Безбородко, а на юге, в армии, у Потемкина самым близким соратником — Суворов, наладивший прекрасные отношения с австрийцами, что было немаловажно в условиях непрерывного давления со стороны Пруссии и Англии. От Австрии требовали разорвать союзный договор с Россией и выйти из войны. Эти требования особенно усилились после смерти в феврале 1790
Меньше известно, что Суворов был ближайшим сотрудником Потемкина в переговорах с турками. Через него, стоявшего со своим корпусом далеко впереди основных сил армии, шла переписка главнокомандующего с верховным везиром. Выполняя секретные поручения Потемкина, Суворов через созданную им сеть агентов, добывал важные сведения о противнике, настроениях в его армии и в правящей верхушке, об интригах европейских дворов и т. д.
Здесь уместно сказать несколько слов о русской разведке того времени. История ее не написана. Мы уже упоминали о самоотверженной деятельности Булгакова, который, находясь в строгом заключении, сумел добывать и переправлять Потемкину ценнейшие сведения.
В приказах главнокомандующего (особенно по флоту) можно прочитать о готовности турецкой эскадры к выходу в море, о попытке под видом торгового судна провести брандер на Севастопольский рейд, о многих других замыслах противника. Потемкин до малейших деталей знал укрепления Босфора и Дарданелл, а также других городов и крепостей Турции. Все это — свидетельства хорошо поставленной разведывательной деятельности. Порой приходится читать забавные анекдоты о странностях Потемкина: он посылает срочных курьеров то во Флоренцию за искусным скрипачом, то в Вену за изящной безделушкой, то в Париж — за дорогим лакомством. Часто эти анекдоты обрастают смешными подробностями: скрипач-виртуоз посылает и Потемкина, и его курьера к черту,— читаем мы у Пушкина,— но умный потемкинский адъютант нанимает какого-то бедняка, умеющего играть (и даже не без таланта) на скрипке, везет его к Светлейшему, выдает за виртуоза, и бедняк, обласканный вниманием всесильного временщика, делает карьеру. Смешно. Но, наверно, громче всех смеялся этим забавным историям сам их герой — добродушный великан, соривший налево и направо деньгами, устраивавший и в походных условиях грандиозные пиры для своих генералов и волонтеров-иностранцев, толпившихся в Главной квартире.
И мало кто догадывался, что отправившийся за лакомствами для Светлейшего в дальнюю дорогу курьер вез секретнейшие поручения умного и прозорливого политика своим агентам. От этих поручений порой зависели судьбы войны и мира. За закрытыми дверьми своей резиденции Потемкин неутомимо трудился на благо России: журнал его канцелярии неопровержимо свидетельствует: в напряженнейшие периоды переписка главнокомандующего доходила до 20-30 писем и приказов в день. Причем его распоряжения касались всех сторон жизни армии и флота и сложнейших дипломатических переговоров с союзниками и противниками. Когда речь шла об интересах Родины, Потемкин высказывал свою точку зрения самой императрице, нимало не смущаясь тем, приятно ей это будет или нет:
«Булгакову в Варшаве говорить должно одним со мною языком: Ваши же пословицы, что надлежит двери быть или запертой или отворенной, ни да ни нет, не годятся никогда, ибо они предполагают робость, что видя враждующие нам еще смелее пакостить будут,— пишет он Екатерине в ноябре 1790 г. в очень сложный период борьбы с европейской коалицией.— Союз Прусский для Польши еще не беда, понеже то еще будущее; а наш уже довольно им беды наделал: то и следует старое смешать, как дурную игру и начать лучше новую. Чтобы Польшу привязать к себе, необходимо обещать ей должно Молдавию и тем обратить поляков против турок и пруссаков, и турки о сем узнавши, скорее помирятся. В каком мы противоречии пред Европою будем, обещавши Молдавию Польше? Первое. Я Европы не знаю: Франция с ума сошла, Австрия трусит, а прочие нам враждуют. Завоевания зависят от нас, пока мы не отреклись... И что это, не сметь распоряжаться завоеваниями тогда, когда другие сулят наши владения: Лифляндию, Киев и Крым! Я Вам говорю дерзновенно и как должно обязанному Вам всем, что теперь следует действовать смело в политике. Иначе не усядутся враги наши, и мы не выберемся из грязи» [131] .
131
РА. 1865. Стб. 68—69.
Письмо не нуждается в комментариях. В этом подвижническом
«Поберегись, Христа ради, от своего турка. Дай бог, чтоб я обманулась, но у меня в голове опасение: у них таковые штуки водятся, и сам пишешь, что Гассан-паша едва ли не отравлен, а сему пруссаки повод и, может быть, умысел дали, и от сих врагов всего ожидать надлежит, понеже злоба их паче всего личная противу меня, следовательно, и противу тебя, котораго более всего опасаются».
Газы Хасан-паша умер в марте 1790 г. На его место был назначен сторонник жесткого курса Шериф Хасан-паша — губернатор Рущука. В том же марте Пруссия заключила с Турцией оборонительный и наступательный союз против России. Новый император Леопольд дрогнул и пошел на уступки Англии и Пруссии, согласившись на их посредничество в переговорах о мире с турками.
Всю зиму и весну Потемкин перебрасывает из своей армии полки в Белоруссию. Много сил отдает он формированию и обучению новых частей, особенно казачьих, производству для них вооружения. Формально его заместителем был старший из генералов Репнин. Но с Репниным у Потемкина официальная переписка и только. А Суворову, чье имя стало боевым символом армии, каждый официальный ордер главнокомандующего, как правило, сопровождался личным письмом.
Вот несколько отрывков из переписки Потемкина и Суворова того периода. [132]
Потемкин — Суворову 21 февраля 1790 г. Яссы.
«...мы лишилися нашего союзника. Так Богу угодно. Великий князь Тосканский (Леопольд.— В. Л.) теперь уже должен быть в Вене. Уповаю, что он от нас не отстанет. Он человек твердый и более систематичный...»
Суворов — Потемкину 23 февраля 1790 г. Бырлад.
«...проливаю слезы, паче о незаплатимом Союзнике! Леопольд был скупой господин по прежнему престолу; ныне Белград с протчим его задержать должен; Шлезия тож для австрийскаго дому...» (т. е. завоеванный у Турции Белград отвратит императора от сепаратного мира, а Силе-зия (Шлезия), захваченная Фридрихом II, не позволит Леопольду пойти на соглашение с Пруссией).
132
Эти письма Г. А. Потемкина А. В. Суворову за 1790 г. цитируются по публикации в АКБ (Кн. 26. С. 347).
Потемкин — Суворову 9 марта 1790 г. Яссы.
«Я немогу, мой милостивый друг, и хотя уже полегче, но слабость день ото дня умножается. Прикажи препроводить Ефендия, отправленного к визирю. Прилагаю известия польския, и есмь с непременными почитаниями навсегда вернейший друг и покорный слуга...»
Суворов — Потемкину 14 марта 1790 г. Бырлад.
«...Боже, даруй Вашей Светлости крепкое здоровье для одоления тяжелых дел, тож у меня грудь чистится к весне близ месяца. Г[осподи]на Мустафу-Эфендия я угостил. В высокославной прусской армии быстрая польская конница умокнет, у себя оставить прусскую пехоту на жертву, ежели ея по обстоятельствам протекции прежде не отберут, У нас ныне легкие войски не те, что были при Петре Великом. Помочи Селимовы далеки; жаль, что после Данцига в угодность неудобно променять Каменца на молошный рожок…» (Суворов считает, что в случае нападения Пруссии и Польши на Россию легкая польская конница, привязанная к неповоротливой прусской пехоте, быстро «умокнет»— отяжелеет, а без нее пруссаки обречены «на жертву», как при Кунерсдорфе в 1759 г. Султан Селим III не успеет оказать помощь своим союзникам. Причем незавиднее всего положение Польши, у которой один союзник — Пруссия — требует Данцига, а другой — Порта чего доброго потребует назад Каменец-Подольский, с большим трудом отвоеванный у турок в XVII в.)
Потемкин — Суворову 30 марта 1790 г.Яссы.
«Пришло ко мне известие от принца Кобурха о смерти верховного визиря Гассан-паши и назначении на сию степень Огды-паши. Чтоб вернее сие узнать, пошлите, Ваше Сиятельство, под каким-нибудь предлогом нарочного в Браилов и поспешите меня уведомить, что окажется».
Не дожидаясь запроса главнокомандующего, Суворов через своих агентов уже навел справки. 31 марта он пересылает Потемкину краткую сводку новостей, собранных начальником его передовых команд премьер-майором Соболевским.