Суворов и Потемкин
Шрифт:
Правда, во втором издании своего труда, вышедшем в 1900 г,, Петрушевский смягчил описание послеочаковской размолвки: «Вероятно ненормальность его (Суворова. В.Л.) отношений к Потемкину скоро сгладилась, ибо Потемкин не отличался злопамятностью. И хотя он, Суворов, в одном из своих писем говорит, что ему тогда готовилась «Уриева смерть» [108] , но подобные преувеличения были свойством его темперамента». Петрушевский идет дальше — «В первом издании, между прочим, сказано, что на кампанию 1789 года Суворов не попал в списки генералитета действующей армии и получил в командование дивизию лишь вследствие своей жалобы Императрице на этот пропуск. Ближайшее знакомство с предметом по первоначальным и дополнительным источникам приводит к заключению, что факт этот или извращен сильным преувеличением или просто выдуман, а потому во втором издании нашей книги не нашел себе места» [109] .
108
В Библии рассказывается, как царь Давид, пленившись красотой Вирсавии, послал ее мужа Урию осаждать вражескую крепость. Урия погиб, став жертвой
109
Петрушевский. 2-е изд. С. 203, 789—790.
Как все дипломатично. В первом издании, между прочим, писалось о «самолюбии и эгоизме» Потемкина, выбросившего Суворова из армии в разгар войны. Вывод напрашивался сам собой: президент Военной коллегии проявил черты характера, недостойные государственного деятеля такого ранга. Маститый историк не нашел в себе гражданского мужества честно признать ошибку. И во втором издании версия о бездарном полководце, завистливом враге Суворова не претерпела существенных изменений. Вот и приходится читать на страницах современных изданий о том, что «Суворову было предложено покинуть армию», что «зная о конфликте его с Потемкиным Екатерина послала Суворова к Румянцеву» [110] . И это пишется автором, чья книга выдержала более пятнадцати изданий! В последней по времени биографии Суворова автор целиком восстановил изъятый Петрушевским (во втором издании) эпизод «Матушка, я прописной...» Там же можно прочитать, что «отставленному и даже не внесенному Потемкиным в список генералов его армии Суворову грозило бездействие...» но, «понимая значение Суворова и не желая в то же время задевать самолюбие Потемкина, царица назначила «прописного генерала» в румянцевскую армию» [111] .
110
Осипов. С. 137—138.
111
Михайлов. С. 251—252.
Не было «прописного генерала». Не императрица, а сам Григорий Александрович Потемкин Таврический ордером от 23 апреля 1789 г. предписал Александру Васильевичу — генерал-аншефу и кавалеру — «немедленно отправиться к бывшей армии Украинской, где назначается в Вашу команду часть, состоящая под начальством Господина] Генерал-Порутчика и Кавалера Дерфельдена, которую по прибытии моем непремину я в особый корпус устроить» [112] .
Еще 3 марта 1789 г. Украинская армия была объединена с Екатеринославской под общим командованием Потемкина. В минувшей кампании армия Румянцева совместно с австрийцами добилась капитуляции Хотина и прикрыла очаковскую осаду. Больной и постаревший фельдмаршал действовал не очень активно и вызвал недовольство Потемкина и самой императрицы. Отбросив личное самолюбие, Румянцев признал необходимость объединения двух армий и писал своему бывшему ученику: «А по моему обыкновению, не скрываясь, Вам говорю, что не может лучше и пойтить наше дело в сем краю, верно как под одним Вашим начальством» [113] .
112
СБВИМ. Вып. VII. С. 127.
113
Там же. Вып. IV. С. 357.
Новое назначение Суворова было глубоко продуманным. Планируя кампанию 1789 г., Потемкин располагал важными сведениями о намерениях противника. Незадолго до того, как послать в Молдавию Суворова, он получил секретное письмо из Константинополя. Письмо шло более двух месяцев. Оно содержало запись беседы французского посла в Турции графа Шаузель Гуфье с капудан-пашой.
«Бесполезно употреблять против императора (т. е. австрийцев.— В.Л.) главные ваши силы,— внушал Шаузель Гуфье своему собеседнику,— а надлежит вам быть только в оборонительном состоянии и обратить всю силу против России... Вам труднее победить русских, ибо они лучше обучены и лучше всех знают, как с вами вести войну». Посол предлагал следующий план: наносить быстрые внезапные удары армией и флотом; блокировать Севастополь, напасть на Кинбурн, высадить десанты в Крыму, послать крупные сухопутные силы под Очаков (известие о его падении еще не достигло Константинополя). В конце письма, сообщив важные сведения о численности турецкого флота, о бунте янычар и нежелании населения продолжать войну, тайный корреспондент писал: «Прошу извинить беспорядок моего Донесения, пишу украдкою. Не знаю, дошли ли мои прежние? Ниоткуда и ниоткого не получаю ни ответа, ни одобрения; и в сем состоянии стражду уже семнадцать месяцев. Дай Боже, чтоб только доходило, что я пишу. Сего довольно для моего утешения. Истощил все каналы, подвергая себя всем опасностям. Что могу я больше сделать для пользы Отечества?» Это томившийся в Семибашенном замке русский посол Яков Иванович Булгаков, одному ему известными путями добывал ценнейшие сведения и, рискуя жизнью, переправлял их Потемкину [114] .
114
РА. 1866. Стб. 1577—1586
В Молдавии уже шли боевые действия. С начала марта значительные силы турок вели поиск в междуречье Прута и Серета. Вот, куда полетел стремглав Суворов. Не он опоздал, В боях 16 и 20 апреля генерал-поручик В.X. Дерфельден разбил турецкие отряды. И все же именно здесь развернулись решающие события кампании. Две попытки турецкого командования в июле и в сентябре 1789 г. разбить примыкавший к правому флангу русской армии вспомогательный корпус австрийцев (командующий генерал от кавалерии принц Фридрих Иосия Саксен-Кобург Заальфельд) и выйти в тыл главным силам Потемкина потерпели неудачу. Здесь их ждал далеко выдвинутый вперед летучий корпус Суворова. «Главное дарование великого человека — знать избирать особ по их талантам»,— восклицал Суворов в одном из писем Потемкину, приведенном выше. События подтвердили справедливость этого афоризма. Блестящие победы, одержанные Суворовым при Фокшанах и Рымнике, давно стали классикой военного искусства. Именно после этих побед турки выделили
Меньше известно, что Суворов действовал в рамках общих задач, поставленных Потемкиным. Так, перед Фокшанским делом, получив просьбу Кобурга оказать помощь союзникам, Суворов, не дожидаясь решения непосредственного начальника Репнина, временно командовавшего бывшей Украинской армией, двинулся на соединение с австрийским корпусом, сославшись на директиву Потемкина: не терпеть перед собой скоплений неприятеля. Совершив быстрый марш, суворовский корпус пришел вовремя. Тридцатитысячная армия противника занимала угрожающее положение. У союзников вместе едва насчитывалось двадцать пять тысяч. Русский генерал сумел, подчинив своей воле австрийского военачальника, провести в жизнь свой план сражения. Победа была полная. Воодушевленные примером суворовских войск австрийцы были неузнаваемы.
Результаты победы имели большое военно-политическое значение. Храповицкий записывает слова Екатерины II:
«Это зажмет рот тем, кои: разсеивали, что мы с ними (с австрийцами.— В. Л.) не в согласии». Обстановка на севере оставалась напряженной. В Финляндии с переменным успехом шли бои. Под давлением Пруссии и Англии союзница России Дания, объявившая шведам войну, вышла из борьбы.
Потемкин, назначая Суворова на правый фланг армии, учитывал те сложности, какие обыкновенно возникают при взаимных действиях союзников. Но он помнил, каким прекрасным дипломатом проявил себя Суворов в Крыму и на Кубани, и был уверен, что «друг сердешный Александр Васильевич» найдет нужный тон с осторожным и методичным принцем Кобургом. Предоставляя своим генералам широкую свободу действий, Потемкин не выпускал из рук управления ходом кампании, твердо поддерживал в войсках дисциплину. Так, 31 июля, через десять дней после Фокшанского дела, он выговорил самому победителю: «До сих пор я не имею обстоятельного рапорта о деле Фокшанском. Я не знаю, в каких силах был неприятель, под чьим начальством, как происходило сражение и куда бегство свое побежденные направили. Вашему Высокопревосходительству предписываю поспешить доставлением ко мне онаго и дать при этом знать, какая причина, что ни ко мне, ни к Господину Генерал Аншефу и Кавалеру Репнину не прислали сего подробного донесения» [115] . Но и до получения донесения Потемкин безошибочно оценил роль Суворова в сражении. Получив от князя Репнина копию поздравления, направленного им принцу Кобургу, Потемкин в тот же день 31 июля выговорил Репнину за неумеренное заискивание перед союзниками: «В письме к Кобургу Вы, некоторым образом, весь успех ему отдаете. Разве так было? А иначе не нулсно их так поднимать, и без того они довольно горды» [116] . Сами союзники признавали, что победой обязаны Суворову, которого Кобург (правда, после Рымника) стал называть «своим великим другом и учителем». По приказу главнокомандующего победа была торжественно отмечена всей армией. Солдаты получили денежную награду. Многие отличившиеся офицеры по представлению Суворова были повышены в чинах. Сам Александр Васильевич был награжден знаками особого отличия — бриллиантовыми подвесками к звезде и кресту ордена Св. Андрея Первозванного.
115
ЦГВИА. Ф. 52. Оп. 1. Д. 586. Ч. II. Л. 355—356об
116
ЗООИД. Т. 8. С 206.
Основные события кампании разыгрались осенью. Потемкин носился между Херсоном, Очаковом, Каушанами, побуждая флот к активным действиям, продвигая корпуса за Днестр и к Хаджи-бею, ведя постоянные поиски казаками в преддверии решительных боев. Новый верховный везир Хасан-паша Дженазе, сменивший победителя австрийцев Юсуф-пашу, также задумал решительную операцию с целью навязать русской армии генеральное сражение в невыгодных для нее условиях. В конце августа турки предприняли наступление двумя группировками. Первая численностью до 30 тысяч под командованием бывшего капу-дан-паши Газы Хасана двинулась от Измаила на север вдоль реки Прут. Ее задача заключалась в отвлечении на себя главных сил Потемкина. Сам везир, сосредоточив в Браилове на Дунае огромную армию (до 80 тысяч), двинулся на северо-запад к местечку Рымник. В сорока километрах от Рымника, у Фокшан, стоял корпус Кобурга. Везир намеревался разгромить австрийцев до подхода Суворова, стоявшего у Берлада, в ста километрах от Фокшан. После этого, смяв сопротивление маленького суворовского корпуса (около 10 тысяч человек), турецкая армия выходила на тылы русских главных сил, отвлеченных Газы Хасаном. Движение огромной армии верховного везира было проведено с большим искусством. Несмотря на усиленную разведку — передовые разъезды Суворова доходили до Галаца на Дунае — обнаружить наступление главных сил турок не удалось. Австрийцы заметили противника лишь тогда, когда он находился от них в нескольких переходах, значительно ближе, чем войска Суворова.
Маневр корпуса Газы Хасана был вовремя разгадан русской разведкой. Потемкин приказал Репнину идти навстречу туркам и атаковать. Но Светлейшего беспокоил правый фланг, корпус Суворова. Не имея точных сведений о движении армии везира Хасан-паши Дженазе, Потемкин 1 сентября отдал ордер Суворову: «Генерал Аншефу и Кавалеру Князю Николаю Васильевичу Репнину я приказал, соединясь с Генерал-Порутчиком Кречетниковым, иттить на Табак, учредя в Фальчах с Вами сообщение; естьли бы где в кашей дирекции неприятель оказался, то, божию испрося милость, атакуйте, не дав скопляться» [117] .
117
ЦГВИА. Ф. 52. Оп. 1. Д. 586. 4. II. Л. 430.
Этот ордер пришел как нельзя кстати. 4 сентября Суворов подтвердил его получение, а через день к нему прискакал австрийский курьер с тревожным сообщением Кобурга: крупные турецкие силы шли на сближение с австрийцами. Суворов выждал день, желая удостовериться в точности сведений о противнике. Но 7 сентября прискакал новый курьер. Кобург взывал о помощи. По его словам, противник находился в четырех часах пути от его корпуса и готовился к атаке. Потерявший день Суворов принял решение, коротко сообщив о нем Потемкину: «От Принца Кобур-га полученное мною письмо Вашей Светлости прилагаю, по которому немедленно выступил я чрез Текуч к Фокшанам, на понтоны, при Фурчени от его устроенные...»