Суворов
Шрифт:
Итальянским и Швейцарским походами Суворов утвердил за собой славу величайшего полководца в мировой истории. Никогда столь блистательные победы не одерживались таким минимальным количеством сил, над столь сильным противником, с максимальным сохранением людей. Даже измена союзников не смогла уничтожить крохотную русскую армию, взявшуюся определить судьбу Европы. Но стратегическая задача победы над революционной Францией не была решена. Подвиги ради славы были Суворову чужды. Жертвы, принесенные русскими, как выяснилось, во имя корыстных интересов неверных союзников, представлялись ему напрасными. В октябре 1799 г. полководец должен был одновременно решать две задачи: сохранить русские войска, брошенные австрийцами в Швейцарии, и спасти союзников от самоубийства, использовав
Простояв трое суток в Фельдкирхене, Суворов 3 октября доложил императору, что поддержке союзниками наступления на Винтертур «ни малейшего упования не предвидится». При наличии у русских в сумме 20 тысяч пехоты, «неприятель втрое сильнее», находится на квартирах и хорошо обеспечен. В этой ситуации «о наступательных операциях мыслить не должно». Не получая снабжения в Швейцарии, русские должны покинуть страну, стать на зимние квартиры, «укомплектоваться людьми, лошадьми и военной амуницией, одеться, обуться и поправить наши изнуренные силы для открытия новой кампании» (Д IV. 401).
Из Фельдкирхена армия Суворова двинулась на соединение с корпусом Римского-Корсакова вокруг Боденского озера, обходя его с востока, длинным, но безопасным путем, вместо стремительной атаки на французов по западной стороне (Д IV. 402). 5 октября эрцгерцог Карл уведомил Суворова о своей готовности наступать. Суворов немедленно изъявил согласие перейти в наступление, «с полной уверенностью и на обещанное вами продовольствие» (Д IV. 404). На следующий день, не получив снабжения и сведений о наступлении союзников, он уведомил эрцгерцога, что встает для обеспечения войск на квартиры в районе городка Линдау (на юго-восточном берегу Боденского озера). Однако готов поддержать австрийцев, если понадобится (Д IV. 405). 7 октября он дал войскам диспозицию на расквартирование, уведомив об этом императора Франца I (Д IV. 406, 407).
Донесение Суворова Павлу I от 9 октября приоткрывает завесу дипломатичности полководца, который, по его словам, не надеялся на реальную помощь австрийцев в решении главной задачи: «завоевать всю Швейцарию». Без этого наступление превратится в «бесплодные демонстрации». Вопрос о дальнейших действиях полководец поставил на совете генералов своей армии и прибывшего, наконец, корпуса Римского-Корсакова. «Генералитет весь единогласно решил, что кроме предательства, ни на какую помощь от цесарцев нет надежды, чего ради наступательную операцию не производить». Для приведения войск в порядок было решено отвести их на правый берег Рейна, хотя эрцгерцог Карл «не устыдился» требовать, чтобы русские охраняли австрийскую границу со Швейцарией (Д IV. 411; ср. 419).
8 записке для себя Суворов определил предложение эрцгерцога поддержать решительное наступление русских всего 16-ю батальонами, да еще без указания времени их выступления, как «предательство». Измену Вены полководец связывал с тайной работой французской дипломатии. Он слышал, что Париж перевел в Вену 1 млн. ливров «для изгнания россиян за Альпы», и предвидел, что при заключении мира Директория превратится в «диктаторию», жалуя Берлину и Вене европейские страны за Польшу. Останется привлечь шведов, подкупить турок, и — в наступление на Ригу, Смоленск, Киев… (Д IV. 434).
По дипломатическим каналам, через Ростопчина, Суворов пытался вызволить из Швейцарии 800 раненых, оставленных там на милость французов. Вместе с ними русские оставили 800 тяжело раненных французов, тащить которых через горы означало — погубить. На это число офицеров и солдат он просил пополнить его войска, а корпус Римского-Корсакова — на 5891 человека{185}. Успешное продолжение войны зависело также от обмундирования и снабжение войск (Д IV. 408, 410), а главное — требовало установления единоначалия Суворова над союзниками, как было в Италии.
ПЛАН ЗАВЕРШЕНИЯ ВОЙНЫ
9
Взглянув на карту, легко заметить, что это были кратчайшие пути на Париж, причем более длинный путь из Италии, через долину Луары и Лион, Суворов оставил русским. В октябре — ноябре 1799 г. Александр Васильевич тщательно разработал план освобождения Парижа и контрреволюции во Франции. Он затратил много сил и времени для внушения этого плана всем заинтересованным лицам: императорам Павлу и Францу, русским и союзным военным и дипломатам{186}.
Суть плана была проста, но не вмещалась в сознание союзников. Тугут и Питт, фельдмаршалы и генералы, герцоги и послы Австрии, Британии, Баварии, Пруссии и др. союзных стран не были тупыми. Просто их военно-политическая мысль принадлежала их веку, а Французская революция открыла собой новый век. Мир изменился, иными стали его законы, а западный истеблишмент, как часто бывает, отказывался новую реальность признать.
Английскому полковнику Клинтону Суворов объяснял эту «военную физику» предельно просто. «Эрцгерцог Карл, когда он не при дворе, а на походе, такой же генерал, как и Суворов, с той разницей, что сей последний старше его своей практикой и что он опроверг теорию нынешнего века, особенно в недавнее время победами в Польше и в Италии. Поэтому правила (военного) искусства принадлежат ему».{187} Разумеется, Суворов базировал свое искусство на осмыслении боевого опыта и военной истории. В беседе с англичанином, которому он за обедом продиктовал на французском языке простейшую «военную физику», Александр Васильевич оперировал примерами Ганнибала и Цезаря, разбирал ошибки Тюренна и Евгения Савойского, ссылался на пример герцога Мальборо и собственную военную практику{188}.
«Пройдите века, — писал Суворов Ростопчину 17 декабря 1799 г. о глупейшем плане военной кампании, предложенном Тугутом, — и слабый неприятель, атакованный в разных пунктах, бросаясь на части, всегда побеждал» (Д. IV. 687). Благодаря такому «неразумению», а вовсе не «несчастью», — добавил полководец в тот же день в новом письме Ростопчину, — союзники уже потеряли Нидерланды; Тугут непременно потеряет и Италию, и Вену, под видом «защиты наследственных земель». Сравнивать методы Суворова и австрийцев нельзя: в текущей кампании им оборона одного Тироля обошлась большими потерями, чем освобождение всей Италии! «Вы найдете, — внушал Александр Васильевич Ростопчину, — что я никогда не последовал общим правилам и всем (обычаям) сего века, даже в начале моего военнослужения в Прусскую войну, где самолюбие, корыстолюбие, самоблюдение, любочестие, безответствие с министрами спрашивались»{189}.