Свадьба в Беляевке
Шрифт:
Жорка был патологическим неудачником и из двух зол непременно выбирал худшее, о чём и перешёптывались бабы у колодезя. Он не брезговал самогоном, а потребивши, становился злым кусачим зверьком. Находил обидчиков, коими являлись все, кто называл его Манюней, получал по морде, и с фингалами под глазами лицо его обретало более мужественные черты.
Единственным человеком, кому дозволялось употреблять это унизительное прозвище, была Сильва, Татьяна Сильченко - сочная стройная казачка. Она была на полголовы выше и на шесть лет старше. Нынче, правда, Татьяна Сильченко стала уже Матюхиной - Жоркиной
Она не любила Манюню. В Жорке ей нравилось только приданое. Отдельная хата в самом престижном районе хутора, возле колодца, полуторагодовалая тёлка, два валуха, мотоцикл «Минск», с которым она лихо управлялась, три поросёнка да тысяча двести рублей деньгами. На это, впрочем, ни одна дура на хуторе и в его окрестностях не позарилась….
Глава 2. Лёгкий философский экспромт на тему деревни и пролетарской свадьбы
Жульдя-Бандя с упрёком подумал о том, что ни разу не был на свадьбе тамадой. На секунду он представил себя в этом качестве. Ему стало немного неудобно перед собственной биографией за то, что он - великий мастер словесной импровизации, так и не был удостоен чести стать свадебным распорядителем.
Он с отвращением созерцал свой лик, отражённый в оконном стекле. Он стал противен самому себе, по большей части оттого, что какой-то хам, пошляк и выскочка станет тешить себя вниманием к своим дешёвым, изъеденным веками прибауткам и тостам, зачатым с первой выпитой человечеством рюмкой, пошлым анекдотам, смысл которых постигается коллегиально.
Жульдя-Бандя почувствовал, как в нём закипает и просыпается тамада. Его нисколько не смущало то, что он лишь смутно представлял себе обряд жертвоприношения, когда свободу меняли на традиции. Утонув в собственных фантазиях, он не слышал, что сказал Фунтик, а лишь улыбнулся и кивнул, вызвав у дружка лёгкое подозрение. Потому что тот спросил: «Который час?»
Жульдя-Бандя ощутил пробуждение в себе великого мастера оригинального жанра и немного философа, хотя крестьяне вряд ли приемлют эту диалектическую материю. Впрочем, он явно себя переоценивал, поскольку в этом качестве мог претендовать разве что на помощника тамады.
– А вы знаете, кто был самым известным серийным убийцей?
Фунтик кинул недоумённый взгляд на дружка, поскольку смерть и свадьба были разнополыми понятиями.
– Мендельсон. Под его свадебный марш были загублены миллионы жизней.
Для подтверждения своих слов ветреный пассажир, просунув голову в щель окна, стал насвистывать похоронный марш, по-видимому, для жениха, по безвременно ушедшей свободе.
Фунтик усмехнулся:
– Шо-то у вас севодня симфоническое настроение.
– Лишь бы не камерное.
Друзья рассмеялись, нарушая устойчивую дремоту и покой купейного вагона. Перемена эмоций нисколько не заглушила в нём ответственного распорядителя торжества, который доминировал над прочим: рвался из груди к розовому дому, к народу, к пролетариям, к гарным строптивым казачкам, в конце концов.
Тамада в нём рычал, ревел, кричал, стремясь высвободиться из заточения, грызя невинную душу, не желая быть погребённым в душном вагоне пассажирского поезда.
Жульдя-Бандя уже вынашивал вступительную речь, начинённую азартом,
– Предчувствуя последствия фатальные - заказывайте кольца обручальные (Д. Байрон), - прокомментировал он, обращаясь к Фунтику.
– Без меня там будет скучно, - предположил неугомонный пассажир, отправив сочувствующий взгляд к розовому дому, где полным ходом шло десантирование со всех видов транспорта, в том числе и гужевого, с женихом и невестой на борту.
Невеста, не дожидаясь милости от природы, а тем паче от суженого, ловко выпрыгнула из тачанки, взяла его под руки и, не обращая внимания на фотографа, требующего запечатлеть исторический момент, повела во двор. Фотограф, дабы честно исполнить свой долг, стал грудью на пути молодой четы, заставив их остановиться.
Деревенский шут и балагур Хома, подкравшись сзади жениха, приставил к его голове рожки из указательного и среднего пальцев. Пальцы у Хомы были короткими и кривыми, и рожки получились не очень эффектными, хотя именно эта фотография, по мнению сексуального большинства, и получилась самой впечатляющей.
– Надо ехать в деревню, видит бог. Деревня, мой юный друг, - источник мироздания, - Жульдя-Бандя похлопал юношу, который был на десять лет старше, по плечу, - прародитель любого города, и в том числе Одессы, вскормившей вас своей воровской грудью.
Фунтик хихикнул, охотно принимая обвинение.
– Человек - раб утилитаризма!..
Дружок согласительно кивнул, понимая сие как нечто связанное с утилизацией.
– …Он порабощён мелкособственническим подходом к жизни: голубые унитазы, бассейны, жакузи и жалюзи, бары, кофиё в постель - всё это от лукавого! Голубой унитаз радует глаз: жопа к нему равнодушна. Если бы унитазы умели говорить, жопа узнала бы о себе много нового. А ты знаешь, чем отличаются богатые от бедных?
Дружок равнодушно поднял плечи, предположив всё же:
– Баблом.
– Разница между богатыми и бедными в том, что у первых более дорогие памятники, - Жульдя-Бандя секундной паузой отметил стоимость афоризма.
– Я лично, - он обозначил себя рукой, - нисколько не прельщусь тем фактом, что меня похоронят в гробу из палисандра.
Фунтик хихикнул, что предопределяло какую-нибудь гадость:
– Тебя зароют как бешеную собаку… - он силился преувеличить величину сарказма.
– В ящике из необструганных досок… и без креста…
Товарищ, не обращая внимания на поддёвки, продолжил тему деревенского бытия:
– А здесь, Фунтик, здесь истинная жизнь, первобытная, не обременённая цивилизацией. В деревне жизнь чиста и размеренна. А какой чудный воздух, - он полной грудью вдохнул протискивающегося в приоткрытое окно вагона знойного воздуха, продолжив монолог:
– Здесь весёлый, честный и открытый народ. Здесь веселятся и бьют морды друг дружке, искренне и без злости. Тебя когда-нибудь били просто так, без этих истеричных политических воззваний: «Бей вора!», «Гаси мерзавца!», «Мочи сволочь!»?
– Жульдя-Бандя посмотрел на дружка, по большей степени определить реакцию на свои философские испражнения.
– Здесь корм из натуральных продуктов, и люди пьют экологически чистый самогон.