Свадебный круг: Роман. Книга вторая.

Ситников Владимир Арсентьевич

Пушистый утренник выбелил деревья, нанизал на ветви и провода искристый ледяной мех. Комбайны на машинном дворе стояли матовые от изморози. Председательский «газик» выскочил на колдобистую дорогу. Мелькали побеленные снегом деревеньки Ошары, Отрясы, Теребиловы, напоминая о давней поре, когда небезопасно было мужику выбираться в извоз без кистеня или цапа. И вот, уподобляясь не смирным мужикам, а разбойным предкам, Серебров, злой, деятельный, стал с поднятой рукой — на выезде из Кру-тенки и начал останавливать порожние автомашины. Первым попался толстощекий

Тыква. Понятливый этот толстячок, получив аванс, повернул к складам. Выезжая из райцентра следом за леваками, везшими нитрофоску для его колхоза, Серебров радовался: «А ведь могли отдать наши крохи Маркелову».

У переезда остановил их предупреждающе помигивающий круглыми совиными глазами светофор. Расхлябанный командировский «газик» Сереброва угодил между тремя новехонькими оранжевыми тракторами К-700.

«Эх, красавцы! Мне бы два таких. Удобрения возить, дорогу пробивать», — с завистью подумал Серебров, пока по механизаторам, сидящим в кабинах, не понял, что идут эти машины в «Победу», что удалось Григорию Федоровичу выплакать желанные «Кировцы». Это у Сереброва всколыхнуло в душе низменнейшие чувства: злобу, обиду, обделенность.

— Тут три, а нам ни одного, — крикнул он себе, вывертывая машину из очереди, и погнал обратно в Крутенку. Расхлестанный «газик» со скрежетом остановился у объединения «Сельхозтехника», и Серебров ворвался к Ольгину.

— Почему опять Маркелов? — начал он, задыхаясь от злости. Ольгин виновато покопал пальцем в кудлатой, похожей на грачиное гнездо шевелюре, развел беспомощно руками.

— Это по особому распоряжению областной «Сельхозтехники», именником, прямо ему. Я тут ни при чем.

— По особому распоряжению, именником, — передразнил Серебров. — А мне вы можете именником?

— Ну что тебе объяснять, Маркелов без нас за нас дело обтяпал! — наливаясь кровью, крикнул Ольгин. Ему было все понятно, а Сереброву нет.

— За вашей спиной творят, что хотят, а вы уши развесили, — проговорил Серебров, ударяя ладонью по спинке кресла.

— Ну, имей совесть, — замыкаясь в себе, обиделся Ольгин. — Так себя ведешь…

— Какая у меня может быть совесть, если ничего не даете? — крикнул Серебров. — Да мне не кричать, а драться хочется. Ведь обещали…

— Обещали, — эхом повторил Ольгин, почесывая щеку. — А пока нет.

Серебров, хлопнув дверью, выскочил из кабинета управляющего, погнал машину к райкому партии. Его повергли в ярость равнодушие и вялость Ольгина, и Шитовым, который попался навстречу около Дома Советов, он оказался недоволен. В ярких глазах секретаря при виде Сереброва возникла выжидательная усмешка.

— Что же творится у нас? — проговорил с возмущением Серебров. — В «Победу» направляют еще три «Кировца», а я остаюсь на бобах, хотя и вы, и райисполком мне обещали златые горы, когда сватали на колхоз. Отберите у «Победы», — возмутился Серебров. Шитов пожал плечами.

— Как же я их отберу? Они куплены. Разбираться будем.

Серебров вспыхнул, обиженно глядя в глаза Шитова, проговорил:

— Но почему благодетели занимаются

своей благотворительностью за счет района? — потом, понимая, что и этот разговор бесполезен, махнул рукой.

— Может, сам договоришься с Маркеловым, одну машину даст? Ты все-таки его посланец. Я ему позвоню, — пытаясь успокоить Сереброва, проговорил Шитов. Сереброва возмутило, что Виталий Михайлович так спокойно относится к этакому разбою, но сдержался, погнал машину в Ложкари.

В широком светлом кабинете Григория Федоровича было тихо. Маруся Пахомова ушла на обед. Маркелов нацепил на нос очки, которые делали его лицо необыкновенно значительным. На старых с медными уголками счетах с прищелкиванием вычислял он что-то оптимистичное. Об этом оптимистичном рассказывал по телефону районному газетчику, спрятав в огромной пятерне трубку.

Завидев гостя, Григорий Федорович поспешил закончить разговор, вышел из-за стола навстречу, пустил, чтобы заполнить паузу, беззлобный анекдотец. Сереброву хотелось узнать, разговаривал ли с Григорием Федоровичем Шитов, однако по беззаботному лицу Маркелова догадаться об этом было невозможно.

— Может, Григорий Федорович, столкуемся насчет одного «Кировца»? — пошел Серебров напролом, глядя в глаза Маркелова. Эти слова Григорий Федорович воспринял, как развеселую шутку. Улыбка на конопатом лице его стала еще шире и добродушнее. — Нет, серьезно, нам лес возить, дорогу поддерживать, — чувствуя, как предательски начинает вздрагивать голос, проговорил Серебров. — Вам возместят…

Унизительным был этот разговор!

Маркелов хитровато взглянул на Сереброва:

— Одна только сваха за чужую душу божится, а бабка надвое сказала, Гарольд Станиславович. Возместят или нет. У меня тоже не без дела трак-тора-то будут. Все-таки пятую часть районного молока даем.

Маркелова разжалобить было непросто.

— Вам ведь Виталий Михайлович звонил насчет одного «Кировца», — не то спросил, не то утвердительно сказал Серебров, разглядывая свои пальцы. Потом вскинул взгляд на Маркелова и наткнулся на холодную усмешку.

— Ну и что, что звонил, напугал Настю большой снастью, — скучающе проговорил Григорий Федорович, поигрывая чечевицами счетов. — Я ему сказал то же самое. Я для района делаю план и поднимаю моральный дух райкома. Кто дает, тому и помощь.

Камешки сыпались в серебровский огород. У него заиграли на скулах розовые желваки: наивный он человек, надумал уговорить Григория Федоровича, — а тот расчетливо, с наслаждением знай чистит его по щекам.

— Я вот сам-то с соломенных крыш начинал, а не плакался, не жаловался, к соседям с протянутой рукой не ходил, гордость имел, — поучающе проговорил Маркелов. От этих слов бледность покрыла лицо Сереброва. «Зачем он издевается?» — беспомощно пронеслось в голове, а потом опять вскипел гнев, и он, вставая, вежливо спросил Григория Федоровича, не помнит ли тот, как раньше называли в деревне мужиков, которые прибирали к рукам покосы, пахотные земли и скотину, за счет бедности других наживались?