«Сварщик» с Юноны
Шрифт:
«Те, кто меня ненавидит, мне за спиной не нужны. И тебе, Вашбродь. Ты пойми, Николай Петрович, отобранные все как один бунтари и убийцы. И помощник капитана был с ними одного поля ягода, только куда крупнее, потому и подчинялись ему. А у тебя на Ситке кто? Одни промышленники! Да, хватает буянов, но они всего лишь миряне. А эти солдаты, у которых руки по локоть в крови. Ты хочешь, чтобы такие вот взбунтовали народ в самый неподходящий для тебя момент? Нет? И я тоже! Поэтому сразу избавил тебя от таких. А чтоб совесть тебя не мучила, беру всю ответственность за их загубленные души на себя. Точка».
В каюте командора осунувшийся Резанов потянулся к сундуку за бутылкой. Но тут же
На Батель загружается оружие и я даю распоряжения, составляя список:
— Вот этот штуцер, — Я покрутил в руках прекрасный образец нарезного оружия того времени, — передадите Пахому. Он как-то обмолвился, что хотел бы хорошую винтовку иметь, вот будет ему подарок. Как и это, — я передал мешочек с бездымным порохом, — тоже ему. Вот здесь, читать он умеет, я написал, как и сколько засыпать. А это, — Я кивнул на сваленный в кучу оружейный хлам: образцы настолько древние, что нам мало пользы, — для индейцев.
Резанов внутри меня тут же возмутился:
«Как индейцам!? Савелий, ты что?! Я думал, ты на прииске пошутил, когда обещал краснокожим оружие… Так что, в самом деле?»
«Николай Петрович, — укорил я, — Я что обещаю — делаю! Ты уже должен был это усвоить. Это во-первых. А во-вторых, смотри: оружие старое, нам непригодное. Индейцы же и такого не видели, обрадуются. То есть, мы свою часть сделки считай выполнили и, причём, обрадовали людей. А в-третьих, пули круглые, порох дымный — пусть: оружие это устаревшее заряжать долго, а стрелять будут не так метко. И, заметь, ещё вот такой момент: всё равно за пулями и за порохом они будут приходить к нам. То бишь, мы их таким образом к себе привяжем. Пусть у нас там будет торговая Фактория: шкурки нам, а им свинец, тем более месторождения там видимо имеется, будем даже Наверное на месте его выделывать, и порох будем продавать. Ну, а если ты намекаешь на то, что они могут напасть с этим оружием на нас, то, — тут я развел руками, — Вашбродь, если мы до этого доведём, они на нас нападут хоть с ружьями, хоть с луками, так ведь?»
«Ну да…» — Резанов смущенно подёргал наш общий ус. Сбрею, блин, эти усы как на русскую землю ступим, опротивили…
В батель загрузили поверх того десять пушек с зарядами, места-то ещё хватало, да волна через борт уже захлестывать станет и «Мария» отвалила к вновь обретенным Российским землям. И уже прибыла, и установили радиостанцию, и даже первую, контрольную, двустороннюю радиосвязь провели. Всё у них идёт своим чередом, благодарили за дорогие гостинцы — хоть тут порядок.
Перед самым сном Кончита получила шифровку. Она до такой степени напериживалась за день, что пальцы плохо удерживали карандаш, который девушка дважды сломала, пока переводила группы знаков в понятный текст с помощью Библии. Наконец прочла:
«Милая Катя! Если бы ты знала, как я успел по тебе соскучиться! Как хочу целовать твои карие глазки! У нас всё та же скука, то же море и небо».
У девушки слезы потекли по щекам: Он не знает что она всё слышала и бережет от дурных вестей! Любимый, любимый Коля… — девушка прижала к губам клочок бумаги, впитавшей частичку Его…
На фрегате обезоружили команду, орудийный порох от греха подальше перегрузили на «Юнону» и «Авось», оставили наш караул, «на скорую руку» соединили две надломленные мачты и подняли часть парусов. «Юнона», и так перегруженная напряглась, паровой двигатель ухнул
Бывшие пираты, стараясь хоть как-то загладить вину, развили бурную деятельность на бывшем корсаре. Надзор нескольких членов команды «Юноны» их не смущал.
Под водительством троих выживших плотников практически восстановили такелаж, соскоблили обгорелое дерево с бортов. У Резанова, я это чувствовал нашим общим телом, сердце перехватывало, когда глядел как эти бесстрашные люди болтались со скребками над волнами в подвесных люльках. А наши матросы одобрительно гудели, заслышав как бывшие супостаты трудятся с песнями.
— Хошь и хрансузишки, а тож люди! Слышь, твоя светлость, как душевно поють?! — объяснил командору вахтенный рулевой.
Я вернулся в каюту, достал из ящика стола карту, найденную в потайной нише капитанской каюты фрегата спрятанной за обшивкой и теперь уже спокойно разгладил на столешнице и всмотрелся сквозь взятую у Лангсдорфа лупу. Откинулся на спинку, потряс головой — неужели это то, о чём зачитывался в детстве в романах про пиратов?
Глава 12:
Пеницилин и русский кубик
Четвёртый день идём без происшествий, суда выровняли скорости, жизнь на каждом вошла в привычную походную колею. Я возобновил занятия на палубе, погода для которых превосходная: начало мая, солнце ещё не жаркое, но уже парит и ветер крепкий, но теплый, так что физкультурничаем босые и с обнаженными торсами. С некоторых пор команда на «Авось» возмутилась: мол, «мы тоже хотим!», так что без их делегаций не начинаем. Французы с «Санта-Моники» поглядывают с завистью, дошло до того, что де Лаваль напросился к нам с Фернандо, Хвостовым и Давыдовым в партнеры на фехтование. Пусть, школа иная, чтобы разнообразить технику и завязать неформальные взаимоотношения трудно придумать более удобный случай.
Вчера, когда после занятий обливался водой и обтирался полотенцем, подошел к стоящему у борта Лангсдорфу:
— Григорий Иванович, а давайте-ка к нам, а?
Естествоиспытателя смутить трудно, он улыбаясь погладил неразлучный светописец:
— Ваша Светлость Николай Петрович, да я его за день натягаюсь столько, что Вам такие нагрузки и не снились. А погодка-то хороша, а? Дышать не надышишся! — переключил он разговор со скользской темы. Потом протянул руку и пощупал моё, ну то есть совладельца моего тела, Резанова, левое предплечье и проговорил задумчиво: — А ведь Ваш шрам от вражеской сабли почти исчез.
Я-то ничего об этом ранении не знал, а Резанов внутри меня перехватил управление телом и правой рукой принялся мять и тыкать пальцами шрам, изумленно проговорил:
«Савелий, и впрямь почти исчез! Ей-Богу! А ведь было руку турок в рубке не отсек, на коже почитай держалась, рукой не полностью владел до тебя…» — тут было о чём подумать. Что же это получается: организм регенерирует что ли? Бред какой-то… Или резановские сорок два года «сползают» к моим двадцати семи?
А нынче, 5 мая 1806 года, разгорячился тренировкой и не заметил как занозил стопы. Изнеженные подошвы Резанова не выдержали встречи с досками палубы. В каюте почуял неладное, когда ноги мыл. Резанов во мне недовольно забурчал, что мол он так и знал, что до добра экзерсиции не доведут. А я только усмехался, ловко освобождая ступни от деревяшек. Пока не обломил одну занозу, тут уж стало не до шуток.