Свечи духа и свечи тела, Рассказы о смене тысячелетий
Шрифт:
Но потом я никаких пересечений между боярыней и незнакомкой уже не хотел. Незнакомка - это ведь любовь, а у любви свои законы, а боярыня - это боярыня, и на хрен нам такое боярское счастье, когда любовь заденет плечом? Нет, моя незнакомочка будет естественной и чистой, двумя пальцами грозить не должна, сколько можно, объяснил я англичанину, хватит, и вот тебе на!
Англичанин поблагодарил меня за то, что я ему дорогу к галерее показал, и мы разговорились. В московское метро его привела нелегкая дорога международного бизнеса, разные там поставки компьютеров в дома престарелых и диетические столовые, но русское искусство, особенно литературу, он всегда тоже очень любил.
Я осторожно показал незнакомке два пальца, но не заметил, чтобы она как-то этому обрадовалась.
– О, Достоевский!
– воскликнул англичанин так горячо и проникновенно, как будто его любимый писатель только что родился или был арестован.
И тут незнакомка показала мне три пальца вверх! А ведь боярыня никогда себе такого не позволяла!
–
Но это абсолютно не помогло. Он все больше и больше волновался. Вероятно, англичанин был из тех людей, которым можно засунуть два пальца в жопу или даже три, перед расстрелом, но они все равно будут кричать: "Да здравствует русская литература!", уверенные, что она того стоит.
Я снова покосился на незнакомку, но два пальца ей больше показывать не стал.
Мы уже вовсю переглядывались, она почти что подмигнула мне и смотрела достаточно ласково, колени ее, немного напоминавшие свежую утреннюю траву с капельками росы за час до разрыва гранаты, были как в лихорадке, грудь трепетала, а глаза - глаза если не кричали, то звали, как я ее любил!
Настала пора знакомиться, я решил схватить ее, тем более что она практически показала куда и как, надо делать как народ, надо учиться говорить "мы", но я так и не решился, ведь я же не Берия какой, нет у меня той отваги и той охраны, и машины опять же нет, куда утащить можно, к тому же держали меня за талию ледяные морозовские пальцы.
Неожиданно в вагоне погас свет. Но почему же, интересно, русская история это всегда какой-то полный пиздец!
Входили и заходили разные люди, и мне опять захотелось, чтобы у нас была одна песня, чтобы нам плясать один танец и смотреть один фильм, вместе грубо незнакомку ловить... Наверное, все это можно было бы как-нибудь да уладить, но между нами сидела боярыня в санях с двумя пальцами неизвестно куда. И даже Берия не может ей помешать!
Незнакомка вышла, оглядываясь. Все было кончено.
Ушла незнакомка, и хер с ней! Хер с ними со всеми, ведь боярыню мою уже извели в лагерях, и Берию мне никто не вернет, и вместе им тоже никогда не быть. А жаль - они же словно созданы друг для друга! Берия никогда бы не дал увезти боярыню по приказу в Сибирь или увез бы ее сам, а она вполне могла успокоить его двумя пальцами и стать его последней любовницей. И их бы рисовал вдвоем, обнявшихся и воркующих, блестящими мазками модный художник-портретист.
Я вышел на следующей. Англичанин, несмотря ни на что, все-таки поехал в галерею, чисто английское любопытство победило. Ты смотри, держись там и будь осторожнее, мой английский брат, всякое может случиться!
Возле метро висели плакаты к референдуму или выборам, кто-то же должен быть президентом, природа не терпит пустоты, а молодой человек, похожий на всю западноевропейскую университетскую элиту вместе взятую, продавал презервативы с бантиками.
– Купи презерватив, не выебывайся, - набросился он на меня.
"А зачем?
– подумал я.
– Незнакомка ушла навсегда, бизнесмен тоже в Третьяковке, зачем? Впрочем..."
– С удовольствием, - ответил я.
– А сколько стоит только бантик?
Последний друг
либерального детства
Мы, дети страшных лет России,
Забыть не в силах ничего.
А.Блок
В моем либеральном детстве нашлось место всем, - и ему тоже.
Мы познакомились в пионерском лагере.
Потом я случайно встретил его в Институте красоты, где мне выводили прыщи. Или не прыщи, а что-то вроде мозоли или бородавки. Потом мы уже виделись регулярно. Потом он хотел, чтобы я был тамадой на его свадьбе, - он довольно высоко ставил мои способности в юморе. Жену звали Люба, она нигде не работала, но шила на заказ; по тем временам это был вполне приличный заработок. Потом он пропал. Но когда-то он должен был позвонить.
Он не был моим лучшим другом, - лучших друзей у меня вообще не было, - и не находился в центре моего детства. Он мелькал где-то на его задворках. Он приходил из ниоткуда и уходил обратно. Я не придавал ему особого значения.
Это был достаточно интересный советский продукт. Таких, как он, тогда было много. Они лезли из всех щелей, как тараканы. Таких можно было встретить на елке в Колонном зале, в магазине "Конструктор", в магазине "Букинист", в студии звукозаписи и в кожно-венерологическом диспансере. Они умели делать все, что тогда делали вокруг. Он тоже это умел. Он играл на гитаре, занимался карате, интересовался психологией и постоянно что-то мастерил. Это была такая любопытная смесь Башмачкина, Павки Корчагина и академика Сахарова. Плюс еще каких-то атомов советского воздуха. Как Башмачкин, он был задавлен окружающей средой, как Корчагин, воодушевлен абстрактной идеей, а как академик Сахаров он шел одновременно в самые разные стороны. Другие атомы советского воздуха, из которых он состоял, имен не имели. Он был, конечно, ебнутый, но не так сильно, чтобы это сразу бросалось в глаза. Он был ебнутый не больше, чем требовало время. Время само было уже абсолютно ебнутым, и чтобы соответствовать времени, приходилось быть немного ебнутым и самому. В общем, ему жилось довольно уютно. Я не думаю, что он сильно мучился.
У
Он был довольно симпатичным парнем, хотя и маленького роста и с нерусским лицом. В чалме его можно было бы принять за индуса. Читал он много, но бессмысленно. Читал в основном научно-популярные журналы второго ряда - такие как "Вокруг света", "Химия и жизнь", "Техника - молодежи", и был довольно эрудирован. Но он ни в чем не доходил до конца. Он не был глупым, но не был и умным. Он даже не понимал, что похож на индуса.
Жил он где-то хуй знает где в Бибирево рядом со школой милиции. Про себя рассказывал какие-то байки. Что у них в классе целая банда и они грабят прохожих, а на всех народных гуляниях ходят вместе и участвуют в массовых драках. Что он уже ебется и даже подхватил триппер. Что его задерживал КГБ, вроде бы он придумал такую шутку: поменяться со знакомым в центре Москвы у Большого театра "дипломатами", - словно они шпионы и передают друг другу секретную информацию. А КГБ шутки не понял и задержал. Но скоро отпустил и даже не стал сообщать родителям. Только велел больше так не делать. В общем, это был типичный дискурс периода полового созревания.