Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11
Шрифт:
— Кто это? — Не знаю!
Конь потянулся к моей шее, но я знал его излюбленный прием и уклонился. Нырнув, я ухватил его за левую ногу. Резким рывком я бросил Коня на спину.
— И-го-го! — A la veca! [19] — Видали? Малыш свалил Коня!
Все смеялись, глядя на Коня, лежащего в пыли.
Он медленно поднялся, и дикий взгляд его неотрывно следил за мной; отряхивая штаны, он двинулся вперед. Я изготовился и решил защищаться. Ожидалась серьезная трепка. Конь приближался медленно-медленно, пока не прижал лицо вплотную к моему. Его
19
Вот это да! (исп.)
Я ожидал, что Конь с разгона втопчет меня в землю, и наверное, другие ребята тоже, потому что вдруг стало очень тихо. Но вместо этого Конь испустил дикий, леденящий вопль, заставивший меня отшатнуться.
— Уа-а-а-а! — завопил он. — Ей-богу, этот коротышка и взаправду меня кинул, честное слово! — Он рассмеялся. — Как тебя звать, клоп?
Остальные перевели дух. Смертоубийства не предвиделось.
— Энтони Марес, — ответил я. — Антонио Хуан Ма-рес и Луна, — добавил я в знак уважения к матери.
— Черт! — Chingada!
— Эй, послушай-ка, ты не брат Эндрю? — спросил Конь.
Я утвердительно кивнул.
— Ну, давай пять.
Я замотал головой: знал, Конь не устоит от искушения бросить любого, кто даст руку. Так уж он был устроен!
— Ушлый малый, — рассмеялся Скелет.
— Заткнись! — сверкнул Конь глазами. — Ну ладно, клоп, то есть Энтони, ты парень ушлый. Последний, кто меня бросил, был здоровенный пятиклашка, понял?
— Я не хотел, — сказал я, и все рассмеялись.
— Знаю, что не хотел, — улыбнулся Конь. — Мал ты еще драться. Потому-то я тебя и отпускаю. Но попомни: не посмей повторить, ясно? — слова предназначались мне так же, как остальным, потому что все вдруг закивали.
Все столпились вокруг меня, спрашивая, где я живу, заговорили про школу. То были добрые друзья, хотя и сквернословили подчас; в тот день я вошел в их круг.
Тут Авель, который мочился на церковную стену, крикнул, что месса началась, и все мы помчались занимать лучшие скамьи — сзади.
В последние дни лета бывает пора, когда в воздухе вызревает осень, наступают дни тихие и сладкие. В это время я жил полной жизнью, в странной новизне мира, что, расширяясь, раскрывался мне. По утрам, до наступления зноя, мы с Ультимой бродили по холмам льяносов, собирая дикие травы и корешки для снадобий. Мы обошли всю округу вверх и вниз по реке. Я нес маленькую лопатку, а она — дерюжный мешок, в который мы складывали наш волшебный урожай.
— О! — вскрикивала она, приметив нужное растение или корень, — как же повезло нам сегодня, что нам попалась йерба дель мансо!
Потом она подводила меня к этому растению, которое углядели ее совиные глаза, и просила запомнить, где оно растет, и как выглядят листья.
— А теперь прикоснись к нему, — говорила она. Листья были гладкие и светло-зеленые.
В понимании Ультимы, растение имело душу, и прежде, чем разрешить
Руки Ультимы нежно поднимали растение, ощупывали его. Отщипнув кусочек, она пробовала качество на вкус. Затем брала еще такой же и опускала в маленькую черную сумочку, привязанную у пояса лентой. Она говорила, что высушенное содержимое сумочки состоит из частиц всех растений, что собрала она с тех пор, как начала учиться знахарству — много лет назад.
— Давным-давно, — улыбалась она, — задолго до того, как в Лас Пастурас пришел поезд, прежде чем род Луна появился в своей долине, задолго до того, как великий Коронадо выстроил этот мост…
Тут голос ее уплывал, а мои мысли терялись в лабиринтах времен, и истории, мне неведомой.
Побродив еще, мы нашли эстрагон и набрали побольше, потому что был он не только лекарством от простуд и лихорадки, но и приправой, которую мать подавала к бобам и мясу. Нам повезло еще набрести на оша, потому что трава эта лучше растет в горах. Подобно йерба дель мансо, это средство годилось от всех недугов. Оно исцеляло простуду и кашель, порезы и синяки, ревматизм и расстройство желудка; отец говорил как-то, будто с его помощью пастухи отпугивали змей от постели, посыпая порошком оша. Именно им омыла Ультима мне лицо, руки и ноги той ночью, когда убили Лупито.
В холмах Ультима была счастлива. Походка ее обладала неким достоинством, придававшим легкость всей ее небольшой фигурке. Пристально следил я за ней, пытаясь подражать ее походке, и когда это удалось, я вдруг обнаружил, что больше не затерян в безбрежности холмов и небес. Я был важной частью жизненного союза, заключенного между льяносами и рекою.
— Mira! Que suerte, tunas [20] , — радостно воскликнула Ультима, указывая на созревшие красные плоды кактуса-нопаля. — Сбегай-ка, принеси немного, и мы подкрепимся ими в теньке у реки.
20
Посмотри! Какая удача! Плоды нопаля! (исп.)
Я побежал к кактусам и набрал полную лопату сочных, полных семечками плодов. Потом мы уселись у реки, в тени аламос, и тщательно очистили плоды, потому что даже на кожице у них были пушистые участки, от которых щипало язык и пальцы.
Река была молчалива и задумчива. Сила ее следила за нами. И я вновь вспомнил о душе Лупито.
— Уже почти время отправляться на земли моих родичей из Эль Пуэрто на сбор урожая, — сказал я.
— Да, — кивнула Ультима и поглядела на юг.