Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11

Кларк Артур Чарлз

— Бад, ты не можешь сравнять с землей это место!

— Что ты имеешь в виду: я не могу?

— Ты просто не можешь!

Целый час, пытаясь унять порой охватывающую ее дрожь, Сильвия повторяла то же самое на разные лады, не в силах объяснить понятнее, но не давая перебить себя. Бад посмеивается, пытается уговаривать, спорит, а затем прекращает разговор. Как обычно: неизменно вежливый, он никогда на самом деле не слушает. Сильвия думает, что же предпринять: развернуть широкую кампанию, разослать письма в газеты, выставить пикеты?

Нет. Слишком молода, почти ребенок, и нет сил для ссоры с Бадом. Надо как-то убедить его согласиться.

— Поедем завтра вместе, — просит она, — и ты сам увидишь.

— Да ладно тебе, сестренка! Чепуху какую-то несешь.

— Бад!

— У меня расписаны дела на весь день. И ближайшую неделю, и ближайший месяц.

— Бад, ну пожалуйста!

На следующее утро, выпив кофе, Бад ловит взгляд неотступно следящих за ним глаз и неожиданно сдается. «А, какого черта!» За окном стоит еще один осенний день, и дымка поднимается в лучах солнца. «Показывай дорогу, сестрица. Пошли, посмотрим на этот твой проклятый лес».

Пройдя первую часть склона, Бад говорит необычно тихо: — Мрачновато здесь.

Несмотря на солнечный свет и карнавальную яркость листьев сассафраса, в тени высоких сосен воздух неподвижен. Ничто не шелохнется, отовсюду доносятся странные заунывные крики птиц. Бад напряженно оглядывается по сторонам и спотыкается о гнилое бревно, в трещинах которого угнездились рыже-бурые грибы. Какой-то мелкий грызун взвизгивает и кидается наутек, заставив Бада подпрыгнуть от неожиданности. Прямо перед носом свешиваются багрово-красные листья ниссы; что-то резко захлестывает ветку, и кровь застывает в жилах: змея.

Бад шарахается с хриплым воплем. Голова пресмыкающегося покачивается всего в нескольких дюймах от его собственной.

— Прекрати это! — приказывает Сильвия лесу. — Он мой брат.

Змея медленно втягивается назад. Листья шевелятся, бормоча и шушукаясь, хотя никакого ветра нет.

Смягчаясь, Сильвия говорит Пайнтер Вэлли:

— Я хочу показать ему, как ты прекрасна. Я хочу, чтобы он увидел, чтоб понял.

Змея исчезает, растворяясь в опавшей листве. Птичьи крики рассеиваются в нависающей тишине. Пайнтер Вэлли угрюмо пропускает путников в себя.

Краем глаза Бад следит за сестрой, будто сомневается в нормальности ее рассудка, говорит мало и вряд ли действительно понимает, что ему показывают: багряник на склоне холма, роняющий пурпурно-винные стручки; поляна, где метелки высокой травы свисают рыжими мохнатыми хвостами; ручей, где в глубоких заводях между камнями играют пятнистые форели.

— Прозрачный, чистый, неоскверненный источник, — говорит она с горечью, — и ты хочешь замуровать его в трубу?

— Хорошо, — соглашается он, — может быть я и не буду его хоронить. Может быть, я сделаю запруду и устрою тут озеро. Парусные гонки, водные лыжи. И назову это место Озерная Терраса.

Внизу, у ручья

мелькнула тень — возможно, выдра? Или норка? Или лисица с выводком? И мысленно Сильвия умоляет: Рыжий Лис, Рыжий Лис, беги. Беги прочь, найди себе другое убежище. Другую долину, где мой брат позволит тебе остаться в живых. И лес глухо бормочет и шелестит, хотя ветер не колышет деревья.

Сильвия кричит:

— Бад, ты ничего с этим не можешь сделать! Взгляни на это место! Здесь нет ни одной мусорной свалки, даже ни одной пивной банки! У любой деревенщины хватило бы ума оставить Пайнтер Вэлли в покое, а ты…

Он перебивает:

— Я добьюсь своего и никто мне не указ! — Его сжатые челюсти свидетельствуют о непоколебимой уверенности. — По правде говоря, сестричка, мне не нравится это место. Аж мурашки по коже бегут. Я не собираюсь тянуть: лучше покончить с ним побыстрее.

Верхушки громадных деревьев дрогнули и зарокотали, как при ураганном ветре. Однако никакого ветра вообще не было, а Пайнтер Вэлли шумела как в бурю.

— Пошли отсюда, — жестко говорит Бад. Но на обратном пути он то и дело вздрагивает и озирается.

— Что это было? Мне кажется, я заметил какое-то движение.

Сильвия ничего не видит, ничего и не ожидает увидеть там, где мгновение назад стояла туманная тень. Но она знает, что этот рокот, беспредельный, как осенний мир, вызван не шумом листьев под порывами ветра.

Кажется, он исходит отовсюду и ниоткуда — от плодородной шоколадной земли, от этих древних камней на откосах, от запорошенного листьями неба, громыхая будто вдалеке, ревя всей глоткой вблизи и сотрясая мир, как несущиеся в панике призраки десяти тысяч бизонов, удаляясь, но не затихая. Кажется, что у этого звука нет ни конца, ни начала, он слишком огромен, чтобы назвать его голосом.

Но тут Пайнтер Вэлли заговорила.

Высоко над головой раздался пронзительный визг, словно призыв к дьявольскому шабашу. Издалека донеслись рыдания, вопль женщины, покинутой любовником-демоном. Поблизости что-то вздыхало и причитало, словно брошенный умирать ребенок.

Вад стоит бледный и дрожащий, не в силах бежать; куда бы он ни повернулся, со всех сторон его встречает невыносимый, неземной крик.

— Пожалуйста, — Сильвия умоляет Пайнтер Вэлли, — пожалуйста, не причиняй ему зла. Он мой брат. Я постараюсь как-нибудь его образумить, обещаю тебе.

Она берет Бада за руку.

— Я — Сильвия, — она переходит на шепот, заклиная неведомой силой своего имени-талисмана, и тянет брата вверх по склону холма, прочь из глубины оврага; скорбные крики отступают перед ними, а затем обрываются с яростным ворчливым рыком.

В машине брат и сестра не разговаривают и не смотрят друг на друга. Бад отделался лишь ушибом руки. Но на следующее утро, допивая кофе, он снова полон негодования и грандиозных планов.

— Это какая-то треклятая птица издавала все эти звуки. Я уничтожу их. Отравлю этих тварей.